Джулия Кендал - Портреты

• Название: Портреты
• Автор: Джулия Кендал
• Издательство: АО «Все для вас»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993

Позже Клэр будет говорить, что все было предопределено... Тем летом ей было совсем не до любви, даже мыслей об этом в голову не прихо­дило... Но страсть явилась к ней в облике Макса Лейтона – очарова­тельного и трогательного Макса, чьи пламенные губы и точеный про­филь заставляли ее трепетать от желания. Все было прекрасно: она – одаренная художница, он ­известный художественный кри­тик. Их сблизил талант, а страсть соединила в объятьях. И Клэр на­конец удалось познать совершен­ство и законченность мира...

Но на пути к счастью встала прегра­да – прошлое Макса. Отзвуки по­стыдных тайн и полузабытых об­винений разрушили хрупкое счастье Клэр, угрожая всему, чем она дорожила, и даже самой жизни.

---

– Это как раз столько, сколько мне нужно, месье, – сказала я твердо. – И еще, пожалуйста, дайте мне шесть сосисок, ага, и еще копченую курицу, – добавила я, заглядывая в свой список.

– Готово, мадемуазель. 3аписать на счет? – Пожалуйста.

Он завернул мои покупки в плотную белую бумагу, заклеил и с поклоном протянул мне. Я поблагодарила и пошла к выходу, а он принялся аккуратно записывать цифры в голубую тетрадь. Я знала, что, получив этот счет, буду проверять его тоже очень внимательно.

К четырем часам все дела были завершены, и мой маленький дом приведен в полный порядок. Все было так, будто я вовсе и не уезжала. Довольная, я вышла в сад. Было начало мая, и я подумала, что пора высаживать помидоры, если я хочу, чтобы к середине лета они начали плодоносить.

– Мадемуазель!

Я вздрогнула и обернулась. Велосипед полетел в сторону, и по траве ко мне несся Гастон. Даже его стремительные движения не могли скрыть от меня того, как он вырос.

5

...зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.

Антуан де Сент-Экзюneри

– Гастон, – я поймала его и с силой прижала к себе. Его худенькие загорелые руки сомкнулись за моей спиной, и он долго не разнимал их, прижимаясь ко мне щекой. Потом поднял вверх глаза и расплылся в широкой улыбке.

– Вы ведь рады меня видеть, тadeтoiselle?

– Да, petit, я действительно очень рада тебя видеть. – Я немного отстранилась и долго, внимательно его разглядывала. Он и вправду вырос, и после перерыва, длившегося несколько месяцев, мне это было особенно заметно. Личико у него похудело, и стали заметней широкие скулы, безошибочно выдававшие в нем мужчину. Но все же он был еще совсем ребенок.

– Ты получал мои открытки? – спросила я.

– Ну да! Больше всего мне понравилась толстая тетя на велосипеде.

– Я так и предполагала. Как ты узнал, что я здесь? Я хотела подождать, пока у тебя кончатся занятия, а потом пойти тебя поискать.

– Но я слышал от месье Флери, а он от мадам Жакарад, а она слышала...

– Не имеет значения, – я рассмеялась, картина ясна.

– А что это значит, «картина ясна»?

– Это просто выражение, которое означает «я поняла». – С Гастоном надо все время быть начеку. Он ужасно любит английские идиомы, и, если ему позволить, будет все время их использовать.

– А... это значит увидеть картину и понять, что на ней нарисовано. Мне нравится. Картина ясная, – повторил он, чтобы попробовать, как у него получится.

– Отлично выходит, – похвалила его я. Я привезла тебе кое-что из Лондона. Запоздалый подарок ко дню рожденья.

Вид у Гастона сделался очень довольный.

– Я ждал, хотя, наверное, так говорить неприлично. А можно мне его сейчас посмотреть?

– Конечно, пошли в дом, – он взял меня за руку и потащил в graпde piece.– Так, давай-ка поглядим... куда же я его положила?

Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Ага, – я подошла к шкафу, вытащила длинную, завернутую в бумагу и завязанную веревкой коробку и протянула ему.

– О, мадемуазель... – Бумага полетела на пол, и он замер от восторга при виде модели самолета. Это была игрушка, которую надо было собрать и потом запускать с помощью дистанционного управления. Я совершенно не представляла себе, как с ней обходиться, но Гастон, я была уверена, справится. Игрушка обошлась недешево, но я задолжала Гастону куда больше.

– Ты разберешься в инструкции, малыш? Продавец в магазине пытался мне объяснить, но, боюсь, я уже все забыла.

– Ну еще бы, конечно, смогу. Ой, спасибо... спасибо большое, мадемуазель! – Он бережно положил свое сокровище на стол и вновь смущенно взглянул на меня.

– А еще я привезла тебе новую акварель.

– Вот спасибо, мадемуазель! Мне ужасно нужны краски, но я не хотел просить у родителей, вы понимаете...

– Я понимаю. Но краски – это на завтра. Сегодня я должна рассказать тебе что-то очень важное.

– Правда? – глаза у него расширились от любопытства. – Если это то, о чем я думаю, то мы должны пойти на наше место.

– Отличная идея! Погоди, я только достану велосипед из сарая. Давай посмотрим, не спустили ли шины.

Оказалось, что все в порядке, и мы дружно покатили к реке. Я успела раскопать огромную соломенную шляпу и старые туфли. Когдa я оказываюсь в обществе Гастона, то начинаю вести себя будто мне столько же лет, сколько ему, и получаю удовольствие от весьма нехитрых развлечений. Солнце щедро грело нас своими лучами, и мне казалось, что, нажимая на педали, я оставляю позади все те проблемы, которые взвалил на меня Лондон. Собственно только на это я и надеялась, и ко мне вернулось ощущение, что я принадлежу здешней жизни, и что эта деревня в той же мере принадлежит мне. Урожай кукурузы и подсолнечника, видимо, обещал быть неплохим. Всю дорогу я кланялась и здоровалась. Бабушка Гантес улыбнулась мне смешной беззубой улыбкой и важно поприветствовала меня, сидя на солнышке в кресле, а ее собака, по-своему выражая свои чувства, побежала за нами. Мы с Гастоном болтали о всякой всячине, и он старался обратить мое внимание на самые значительные события, произошедшие здесь за время моего отсутствия. Я сверху поглядывала на него, и до меня доносился его звонкий голосок, произносящий английские слова с французской интонацией. Сейчас я слушала про то, что творится в школе, и о забавном приключении Паскаля и Доминик, которые были его ровесниками, но уже целовались в велосипедном сарае. Гастон недовольно покачал головой.

– А они надо мной смеялись, когда я на перемене рисовал, мадемуазель! Вот дураки! У меня что, не хватит времени для подобной чепухи! – он хитро посмотрел на меня.

Мы повернули на бугристую тропинку, по которой обычно гоняли домой с поля коров и которая вела к нашей рощице за песчаной отмелью. Роща была не видна с дороги, и никто не ходил туда. Сюда мы приезжали, когда нам надо было серьезно обсудить то, о чем нельзя было говорить, где попало.

Я сняла туфли и задрала подол ситцевого сарафана. Вода была ледяная, а камешки на дне скользкими, но мы благополучно перебрались на другую сторону и очутились в своем укрытии.

Тут было сейчас просто волшебно, и мы нашли чудесную полянку, освещенную солнцем, проникавшим сквозь деревья, за верхушками которых можно было разглядеть высокий шпиль церкви Сен-Виктор. Гастон бросился на землю и, обхватив руками колени, торжественно сообщил:

– Я готов вас слушать, мадемуазель Клэр.

Я набрала побольше воздуха.

– Все хорошо, Гастон. Выставка прошла удачно, в основном благодаря тебе.

Он захлопал в ладоши, и его карие глаза заблестели.

– Вы же этого очень хотели! Я так рад за вас! Я каждую ночь молился, чтобы у моей мадемуазель был огромный успех. А мой портрет? Я что теперь такой же знаменитый, как Мона Лиза?

– Ох, Гастон! Боюсь, тебе придется немного подождать, пока меня начнут упоминать в одном ряду с Леонардо, но с твоей помощью начало положено.

– А меня кто-нибудь купил? – спросил он тоном собственника.

– Нет... предложений было много, но я не собираюсь продавать портрет.

– Но почему, мадемуазель? – лицо Гастона вытянулось от огорчения. – Я бы хотел висеть у кого-нибудь на стене, и чтобы все говорили, «какой красивый молодой человек. Он, наверное, ужасно терпеливый, раз смог просидеть столько времени».

– Ни один человек ни слова не сказал о твоем терпении, мой милый. И как мне ни неприятно тебе об этом напоминать, но ты не сидел, а стоял.

– Неприятно говорить? А почему...

– Не имеет значения! В общем я оставила портрет у себя.

– Но, мадемуазель, у вас же я и так есть! Вы можете нарисовать меня еще и тогда вы разбогатеете!

– Вот оно что, оказывается, ты печешься о моем достатке! Я-то подумала, что тебе хочется, чтобы твоей физиономией обклеили всю Англию, как афишей.

Гастон захихикал, но потом вновь призадумался, видимо, ему пришла в голову какая-то новая идея.

– Зато теперь вы прославитесь, мадемуазель. Вам больше не надо будет приезжать в нашу бедную маленькую деревню, у вас будет большой-большой дом, и в нем много комнат, и люди, которые будут для вас готовить и...

– Гастон, ты глупец. Я никогда ни за какие деньги не продам Грижьера. Я его люблю. И вовсе я не стала знаменитой – надеюсь! Просто сейчас у меня дела немного получше. Тебе совершенно ни к чему беспокоиться, что я исчезну в тучах мехов, духов и бриллиантов, потому что я этого не хочу.

Вероятно, он мне поверил, так как с минутку подумав он кивнул и оценивающе посмотрел на меня.

– Мех вам не пойдет, мадемуазель. Вам к лицу простые вещи.

Я изумленно уставилась на него и просто затряслась от хохота.

– Ох, Гастон, как я без тебя скучала.

– Я тоже скучал без вас, мадемуазель. Я уж думал, вы никогда не приедете.

– Я здесь, Гастон, я опять на высоком холме, – сказала я, а про себя подумала: «вот только оставила моего повелителя в его темном царстве».