Любовь Каверина - Он строит, она строит, я строю

• Название: Он строит, она строит, я строю
• Автор: Любовь Каверина
• Жанр: Современная проза

...Жизнь — это подъем в гору. У каждого человека своя гора. У одного — маленькая и пологая. На такую и взобраться легко и спускаться скок-скок — одно удовольствие. Николай уже стоит на вершине своей горки. Выше некуда. А передо мной высоченный и крутой утес. Я на него еще только начала карабкаться...

---

— Нет.

— Просто прикоснулся губами к щеке?

— Не к щеке, а вот сюда.

Ткнула пальцем куда-то между щекой и шеей.

— И потом ничего не сказал?

— Нет.

Все ясно. Если бы Лариска показала на щеку или губы, можно было бы сомневаться. А такой жест — посередине — этого она выдумать не могла. Только почему же она мне в тот же день не рассказала, а только через неделю? Я бы не пошла на Петропавловку позориться.

А— а-а, теперь какая разница?! Все равно все кончено. Теперь осталось сжать все свои чувства в плотный комок, запихать их в старую железную банку из-под чая и спрятать куда-нибудь подальше от сердца. Ну, скажем, в глубину полки между Толстым и Достоевским. А глаза с мокрого места убрать, засунуть под лампу без абажура и высушить.

— Ты чо, так и будешь рассиживаться на диване, а старенькой бабушке бегать за тобой из кухни?

— Ты не старая.

— Не старая, так болезная. Не слышишь, что ли, тебя к телефону.

— Меня уже нет.

— Ах, нет? Вот пойди сама и скажи это в телефон.

— Хорошо. Пойду и скажу.

— Дура. Такой мальчик хорошенький за ней ухаживает, а она незнамо что из себя строит.

Бабушка права, больше он такой идиотке никогда не позвонит.

Или все— таки позвонит? Погадаю по кастрюлям на полке: позвонит -нет, позвонит — не позвонит, да — нет… Так и знала, что «нет». А ну-ка, попробую перегадать по окнам в соседнем доме. Опять «нет».

— Привет. Ты что делаешь? Стираешь? А где Ксения?

— Смешная ты, Ленка, не успела приехать из Германии, сразу: «Где Ксения?» Ты полагаешь, я сторожу ее?

— Чо ее сторожить? Она сама, как собака, сторожит своего мужа. Так, где она?

— Уехала на прием к английской королеве.

— Ска-ажешь. Тебе моя бабка ничего не показывала?… Ну, из Германии?

— Нет. Мы недавно с дачи приехали.

— Хочешь, покажу тебе кое-что?

— По секрету?

— Угу.

— Секреты лучше при себе держать.

— Не умничай. Подожди здесь. Я сейчас. Пока бабки с Ксенией нет…

Ушла, слава богу. Все гадание испортила. И телефон молчит как мертвый. Может, телефоны любят, когда их упрашивают? Я что? Я — пожалуйста: ваше телефонное высочество, не велите казнить, велите выслушать: не могу я больше ждать, когда вы звоночком звякните. Ну что вам стоит: дзи-инь и все!

— Не подглядывай. Повернись лицом к тазу.

— Я и так на стирку смотрю.

— Теперь оглянись! Ну!

— Шуба…

— Видала, какой ворс серый, прямо как седой.

— Из кого это она?

— Синтетическая. У нас таких не делают. Идет?

— По-моему, она тебя взрослит. Я такую же видела на пожилой женщине.

— Врешь. Это ты из зависти.

— Чему мне завидовать?

— А тому! Тебя родители как оборванку одевают! Ни одного импортного платья нет! Уже с мальчишками гуляешь, а халат короткий! Задницу видать!

— Ну и выражений ты в Германии набралась. А стирать в выходном платье нелепо.

— Да у тебя и нет его, выходного.

— Есть.

— Бордовое? В талию? Да такие сейчас уже никто не носит.

— Мода и вкус — вещи разные.

— Это у тебя-то вкус? Где ты его откопала?

— Родители привили. И не только вкус.

— Чего же еще?

— Вот ты школу кончишь и пойдешь работать к своей бабушке в гастроном. А я буду в университете учиться.

— То-то и видно, какая ты университетская дура: расплескала грязную воду по всей кухне, а моей бабушке убирать. А потом, почём ты знаешь, может, я в торговый институт пойду?!

— Это не образование.

— Только в твоем университете образование? Да ты сначала поступи туда, потом хвастай.

— Поступлю.

— Как же, разбежались всех туда с голым задом брать.

— Если в первый год не поступлю, буду поступать во второй, третий…

— И в десятый провалишь, дура университетская. Вон звонят! Небось тебя. Сейчас как крикну в телефон, что ты ду…

— Отдай трубку!

— Не дам. Аллё? Вам эту ду…?

— Отдай!

— Не дам!

— Твоя бабушка придет и увидит тебя в шубе!

— На, подавись!

Слава богу, испарилась! Ну, телефончик, миленький, хоть бы это был не он!

— Аллё, это ты? Что это у вас там за драка?

— А-а, Ларуся… Не обращай внимания, это соседка.

— Чего у тебя голос такой кислый? Ларку ждала? Ну и зря. Ей не до тебя. У нее роман с «вэшником».

— С кем это?

— С Папковым. Представляешь, их Алка два раза у «Первого мая» видела. Чего соседка с тобой цапается? Ты ей на хвост соли насыпала?

— Угу. Брякнула, не подумав, что у нее шуба старушечья.

— Ну и правильно, правду всегда нужно в глаза говорить.

— Обидную правду лучше при себе держать.

— Правду не скроешь, ее уши все равно будут торчать. Пшеничный звонил?

— Нет.

— Если позвонит, скажи ему, что в «Первом мае» идет законный фильм «Летят голуби». У Верки с Нинкой видела коса на бок заплетена? Это оттуда.

— Вряд ли Пшеничный позвонит. Кос-то у него нет.

— Причем тут косы? Не захочет в кино, пойдем на набережную поболтаемся. Только не вздумай, пожалуйста, с ним одна умотать. Это будет не по-товарищески.

— Я понимаю.

— Ну, договорились. Скажешь ему, что встречаемся без пяти четыре у «Первого мая».

«Без пяти четыре», а белья еще целая куча! Вода, пока я болтала, остыла! Нужно чайник скорее поставить!… Да что я ношусь, как угорелая? Он и не собирается мне звонить. Очень я ему нужна. Разве что как замена, пока Ларка с Папковым…

— В кино идешь?

— Под дверью подслушивала?

— Очень надо. У нас в комнате и так все с кухни слышно. С мальчиком?

— С подругой.

— Врешь.

— Сама ведь голос слышала.

— Звонят! Тебя! Бери скорее трубку!

Ой, как сердце стучит. Никакой гордости у меня нет.

— Слушаю?

— Кто это у вас столько на телефоне висит? Два автомата сменил.

— Не знаю. Может, ты попадал, когда Ларуся звонила?

— Ага, успела, значит? И что сказала?

— В «Первом Мае» идут «Летите голуби». Сеанс в четыре.

— Понятно. Послушай, а без этой комсомолки двадцатых годов мы не могли бы в кино сходить? Скажем, в «Выборгский»?

— Неудобно. Она узнает — обидится. Может, тебе в кино не хочется идти?

— Ты что, чокнутая? Я НЕ ХОЧУ ИДТИ С ТВОЕЙ ЛАРУСИХОЙ!

— Не кричи. Без нее неудобно.

— Неудобно спать на потолке и штаны надевать через голову! Ладно, бесполезно разговаривать. Жду тебя у «Выборгского» без четверти четыре.

Ти— ик-ти-ик-тик… Трубку повесил. Разозлился. Но ведь позвонил!

— Чо, не хочет с тобой идти?

— Ну что ты Ленка, подслушиваешь? Он не хочет, чтоб с нами шла моя подруга.

— Так не бери ее.

— Мы же с ней дружим.

— Ты чо, того? Совсем сбрендила? Он же тебя бросит.

— Нечего и бросать. Я ему вообще не нравлюсь.

— А кто ему нравится?

— Моя другая подруга — Ларка…

— Чего же он тогда тебе звонит?

— Сама не знаю.

— Вот и видно, что ты дура университетская!

Ленка права: ведь так просто сделать всем хорошо, а я не умею. «Без пятнадцати четыре» — едва-едва успею! Белье по боку. Пусть помокнет. Значит так: мчусь к «Выборгскому», и рысью тащу Пшеничного к «Первому Мая». К четырем успеем. А если он упрется? Тогда лечу к «Первому Мая», вру Лариске, что перепутала место и время, и тащу ее к «Выборгскому».

А если она упрется?…

Ленка ошиблась. Правильный диагноз: дура недоуниверситетская.

— Ты вчера алгебру сделала?

— Угу. Только, по-моему, второй номер неверно.

— А я как после кино пришла, мать сразу: Прошлялась, а уроки кто будет делать?» Ну, я ей: «Нам, между прочим, уроки не задали». А она: «Нужно будет сходить к вашему математику, спросить, как это он учит, что уроков не задает». Я ей спокойно так: «Иди, если хочешь». Она и заткнулась. Дай алгебру списать.

— На, возьми Ларусь. Только второй пример спроси у Ларки с Пшеничным.

— Чего у них спрашивать! Полюбуйся, сидят, целыми уроками анекдоты травят. Бессовестная она все-таки — взяла и села с парнем без спросу.

— Мы тоже с тобой сели вместе без спросу.

— Девчонкам можно. Все так сидят: Лаша с Алкой, Рита с Нинкой. И только Ларка одна с парнем. Если девчонки будут такое себе позволять, то, что с мальчишек требовать. Это «домашняя», что ли?

— Угу.

— Много переписывать. Слушай, подняла бы ты руку и сказала Ник. Миху, что весь класс «домашнюю» не понял. Ты же у него в любимчиках.

— У него нет любимчиков. И вообще, неудобно за «вэшников» говорить. Мы же их не знаем. Кстати, куда Сидоров с Боярковым испарились?

— В ремеслуху пошли. Куда ж им еще? У «вэшников» тоже полкласса отсеялось. Как они тебе?

— Пожалуй, не похожи на наших. Наши учатся, словно в электричке едут: сидят себе по двое в купе, кто читает, кто болтает. Конец года — остановка. Часть вышла. А на их место навалилась компания, самоуверенная, веселая, захватывают свободные места, туристские песни горланят.

— Ага, эти более дружные. И когда только Алка с Лашей успели к ним втереться?

— Алка их по Богданову с прошлого года знает.