Саша Карнеги - Знамя любви

• Название: Знамя любви
• Автор: Саша Карнеги
• Издательство: ННН
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-87927-028-9

Историческая мелодрама известного английского писателя переносит нас в далекий XVII век, повествуя об удивительной судьбе юной польской красавицы-аристократки. Захваченная в плен, она попадает в турецкий гарем. Освобожденная казаками, она встречает Емельяна Пугачева. После драматического романа с будущим великим мятежником она попадает в Санкт-Петербург, где оказывается принятой при императорском дворе Елизаветы. Она вновь встречает того, кого любила с юных лет, но хитросплетения политических интриг мешают возлюбленным соединиться...

---

Он почувствовал на своем плече участливую руку д'Эона.

– Не оплакивайте его, Бонвиль. Повторяю, вашей вины нет никакой. Да и вообще, при таком невоздержанном языке он был обречен на это.

Де Бонвиль прикрыл глаза для защиты от бьющего в лицо снега.

– А вы, Чарльз, что будет с вами?

– Но я же никого не убивал. К тому же до прибытия маркиза де Лопиталя я буду представлять здесь Францию, – последние слова д'Эон произнес не без гордости. – В худшем случае мне предложат по приказу ее императорского величества покинуть пределы России.

Они свернули с речного льда на дорогу, и сани то и дело подбрасывало на рытвинах.

– Но ее императорское величество такого приказа не отдаст, – продолжал он с уверенной улыбкой. – У меня с императрицей прекрасные отношения. И все же... – Улыбка сбежала с его лица. – И все же, кто знает, как это злосчастное происшествие отразится на приезде нового посла и даже на восстановлении самого посольства.

На этом разговор замер, и они молча подъехали к консульству. Слуг подняли с постелей – помогать де Бонвилю укладываться. В кухне заспанный повар готовил еду. Из конюшни вывели и запрягли в сани лошадей – одним словом, все консульство зашевелилось, словно растревоженный улей. Покинул свою нагретую постель и поверенный в делах Франции месье Маккензи Дуглас. Зевая и потягиваясь, он вышел из теплой спальни и по указанию д'Эона стал оформлять необходимые бумаги.

В течение часа они сидели втроем в столовой, где Бонвиль ел перед трудной дорогой.

– Ешьте как следует, Анри, – уговаривал его д'Эон. – Одному Богу известно, когда вам доведется есть снова.

– Все готово, – сообщил Дуглас. – Деньги, документы... Лошадей смените в Можайске, а затем в Вязьме.

Де Бонвиль внимательно слушал. Ему не очень нравился Маккензи Дуглас: физиономия какая-то заостренная, лисья, вся в веснушках, глаза бегают. Многие считали его якобинцем, вынужденным бежать после некоторых событий из Шотландии, но люди, более сведущие, знали, что он профессиональный шпион, ранее работавший на Голландию, а затем предпочтивший ей Францию.

– Сани с багажом будут готовы через полчаса, – доложил лакей.

Трое продолжали беседовать.

– И куда же вы собираетесь направить свои стопы, покинув пределы России? – поинтересовался шотландец.

– В Париж.

– В Париж? Разумно ли это? Простите, месье де Бонвиль, – помолчав, как бы в замешательстве, Маккензи дотронулся до своей щеки, – но вас так легко опознать.

– Он затаится до тех пор, пока я не приеду в Париж и не доложу Конти в точности, как все произошло, – сказал д'Эон. – Месье Конти человек чести, он поймет, что Анри стал жертвой безвыходного положения.

– У меня есть друзья в Париже, – вставил Бонвиль. Почему бы ему, пока суд да дело, не скрыться в частной квартире Туанон над салоном ее матери? А со временем станет ясно, куда ветер дует.

– О возвращении на родину вы не помышляете?

– Нет! – решительно отрезал Анри.

– Еще остается армия, – предложил Маккензи Дуглас. – Война списывает все грехи людям нашего круга, которые попадают в неприятности.

– Да, – кивнул д'Эон. – Недаром сотрудников тайной королевской службы считают обреченными. В случае провала им не на кого рассчитывать. Дуглас прав, Анри. Если в Париже вам не повезет, обратитесь к Луи де Вальфону – он, наверняка, сможет взять вас в свой полк.

Лакей снова сунул голову в дверь.

– Все готово, месье.

Резкий удар кнута звучал завершающим аккордом петербургской трагедии. Пара коней рванули с места, вожжи натянулись.

– До свидания, Анри, удачи вам! Мы очень скоро встретимся! – кричал вслед быстро удалявшимся саням выскочивший на крыльцо д'Эон. Де Бонвиль, не оглядываясь, поднял руку прощальным жестом.

Мягкий снегопад вскоре скрыл сани из виду.

– Франция! – задумчиво произнес Маккензи Дуглас. – Видно, мало у нее достойных сынов, если на нее работают шотландцы и поляки.

Они оба засмеялись и вошли в дом.

Генрик Баринский, известный также под именем Анри де Бонвиль, засунул ноги поглубже в устилающую дно саней солому. «Сдается мне, что, если и дальше так пойдет, я буду знать все ухабы и рытвины на пути между Петербургом и Парижем», – устало подумал он.

Снегопад затих, и внимание Генрика привлекло освещенное окно высоко над землей. Вглядевшись, он рассмотрел за оконным стеклом неясный силуэт женщины, вырисовывающийся на фоне мягкого комнатного освещения. Сани быстро промчались мимо, но Генрик еще долго оглядывался, всей душой желая быть там, в тепле и уюте этой комнаты.

Он вздохнул с завистью и одновременно с покорностью судьбе, откинулся на высокую спинку саней, закрыл глаза и с тоской настроился на бесконечную дорогу, которую ему предстояло преодолеть.

Возвратившись домой, во дворец Бубина, Казя сбросила накидку на стул.

– Устала, – сказала она. – Хочу спать!

– А ты не хочешь спать с Орловым? – ехидно поинтересовался Лев; развалившись в одном кресле, он пытался непослушными руками развязать галстук. «Да, – подумала Казя, – видит Бог, хочу». Всю дорогу от Баратынских до дома Бубин изводил ее мерзкими замечаниями подобного рода. «Надеюсь, ты получила удовольствие от вечера с этим... – он запнулся, выбирая слово пооскорбительнее, – с этим мужланом. Да-да, мужлан-переросток с мозгами насекомого. Но к чему женщине мозги? Женщине нужны в мужчине не мозги, а...», – и он употребил грубое непристойное слово. Казя никак не реагировала на оскорбительные выражения Льва, и он в конце концов мрачно замолчал, уставившись перед собой.

Сейчас Лев, пошатываясь в кресле, пытался стянуть чулки со своих тонких белых ног. Глазки его, казавшиеся еще меньше обычного, были налиты кровью. Казя, сидя у печки, покрытой яркими расписными изразцами, молила Бога о том, чтобы он впал в обычное для него при опьянениях состояние забытья, но он продолжал сверлить ее злобным взглядом.

– Орловы ни одной бабы не пропустят, – продолжал он ворчать, теребя пуговицы камзола. – Тем и знамениты. – Казя по-прежнему не отвечала, – Мужичье, грязное мужичье. – Он рыгнул. – О Боже, голова моя кружится, словно волчок, – он запрыгал на одной ноге, и бриджи спустились до самых колен.

– Иди сюда!

Казя не шелохнулась.

– Иди сюда, говорю, будь ты проклята!

– Не командуй, я не твоя дворовая девка, – холодно ответила Казя.

Лев качнулся в ее сторону, но запутался в бриджах, упал ничком на пол и громко выругался. Шатаясь, он с трудом поднялся на ноги и направился к ней. Она поднялась с кресла и с презрением смотрела, как он приближается.

– Иди спать, Лев, ты пьян.

Лев протянул руки, но Казя успела увернуться от объятий. Он сделал еще шаг вперед и навалился на нее, стараясь отыскать губами рот Кази. Она сбросила его руку со своей груди и вырвалась, но он ухватил ее за юбки.

– Ты моя. Ты все еще принадлежишь мне и обязана делать то, что я прикажу. – Казе сразу вспомнились слова Чумакова.

– Я – твоя? – Резко спросила она. – С каких это пор?

– О, сука! – Взревел он в отчаянии и закатил ей пощечину. Слезы навернулись на глаза Кази, на щеке появилось красное пятно. Она не издала ни звука.

– Прости, Казя! О, прости! Я не хотел, видит Бог, я не хотел! – он, всхлипывая, ползал на коленях по полу, цепляясь за ее платье. – Прости меня, я... я... – Лицо Льва покрылось каплями пота и стало пепельно-серым. Зажимая рот рукой, он пополз к стульчику в углу комнаты, а Казя подошла к окну и вгляделась в ночной пейзаж. Снег прекратился; на небе белым серпом висел месяц; вокруг сплошной лед, все белым-бело от снега. Стараясь не слышать отвратительные звуки, доносящиеся из угла, она стала восстанавливать в памяти последние минуты вечера у Баратынских.

«Когда я снова увижу вас?» Прикосновение губ Алексея к ее руке, его взгляд. Она еще сама не разобралась в своих чувствах, но твердо знала одно – каков бы ни был окончательный исход, ни он, ни она не захотят в будущем отказаться от встреч. «Когда я снова увижу вас? Я иногда выезжаю верхом за город... Мог бы показать вам дорогу к дворцам на берегу Финского залива... Зимой там замечательно красиво... А в трактире "Красный кабачок" подают великолепное теплое пиво». Но Казя знала: не о пиве его мысли.

Сквозь двойные оконные рамы до нее донесся отдаленный шум быстро мчащихся по улице саней. Она взглянула вниз. Мимо дома, вздымая за собой тучи снега, гремя упряжью и звеня колокольчиками, галопом пронеслась пара лошадей, черная на фоне белизны зимнего пейзажа. Куда она так спешит в это время ночи, словно гонимая дьяволом в ад? Будто привидение с крыльями, она летит во весь опор по безлюдным улицам. Веселый перезвон колокольчиков замер вдали, улица снова опустела.

И Казе страстно захотелось покинуть душную комнату, оглашаемую храпом Льва, сесть в сани, подставить лицо бьющему навстречу морозному ночному воздуху и под звон колокольчиков мчаться по заснеженным просторам, освещаемым лишь бледным светом месяца. Вперед, вперед, между темными стенами лесов, все дальше и дальше по равнинам России, невесть куда. Но тут она вспомнила, что через несколько часов займется день и она поедет кататься верхом с Алексеем.