Фрэнк Йерби - Сатанинский смех

• Название: Сатанинский смех
• Автор: Фрэнк Йерби
• Жанр: Историческая проза

---

Жан Поля под стражей доставили в лагерь для арестантов в нескольких лье от деревни и швырнули за изгородь.

Месье Жерад, комендант лагеря, глянул на него и простонал:

– О, Боже, неужели еще один!

– Боюсь, что да, господин комендант, – насмешливо отозвался Жан.

Месье Жерад уставился на него.

– И говорит по-французски, – удивился он, – а не бормочет, как все крестьяне! Как твое имя?

– Жан Поль Марен, – отвечал Жан, – бывший адвокат в Сен-Жюле и Ближних Альпах, инспектор складов фирмы “Марен и сыновья”, а теперь – обычный преступник.

Жерад довольно долго и внимательно разглядывал его. Потом запрокинул голову и расхохотался.

– Будь я проклят! – произнес он сквозь смех. – Ты мне нравишься! А что случилось с твоим лицом?

– Комплимент от слуг ето благородия Жерве ла Муата, графа де Граверо, – ответил Жан.

– Вот подонок! – сплюнул комендант и обратился к стражам, доставившим Жана. – В чем обвиняют этого человека?

– Проникновение в частное владение и нанесение телесных повреждений, – хором ответили они.

Жерад записал что-то в журнале, лежавшем перед ним.

– Ладно, – проворчал он, – отправляйтесь. Теперь он под моим началом…

Он оглянулся вокруг, пока не заметил какого-то грязного оборванца.

– Эй, ты! – заорал он. – Принеси полено! Оборванец принес полено и поставил его

перед комендантом.

– Садитесь, месье адвокат, – сказал Жерад.

Жан сел, с откровенным любопытством разглядывая этого странного чиновника. Ренуар Жерад был высоким, худым мужчиной с тонким добрым лицом. Жан подумал, что на всем белом свете нет другого человека, который бы так не подходил для этой должности.

– А теперь, мой мальчик, – весело сказал он, – расскажи мне, что произошло на самом деле. Твоя фамилия Марен. Ты упомянул, что имеешь отношение к фирме “Марен и сыновья”, это означает, что ты один из сыновей. Будучи Мареном, ты можешь купить этого подонка Граверо десять раз и еще потребовать сдачу. Совершенно ясно, что ты проник в замок Граверо не для того, чтобы что-либо украсть. Так какого дьявола ты там делал?

“Меня уже приговорили, – подумал Жан. – И будь я проклят, если передо мной не порядочный человек!”

– Я отправился туда, – рассмеялся он, – чтобы ввести фут холодной стали или унцию свинца в кишки господина графа.

– Очень жаль, что тебе это не удалось, – спокойно заметил Жерад. – Однако все это не добавляет ясности. Ты отправился туда, чтобы убить ла Муата, а препроводили тебя ко мне с детскими обвинениями. Во имя неба, Марен, почему?

– Жерве ла Муат полный банкрот, – объяснил Жан. – Чтобы выпутаться, он обручился с моей сестрой. Ясно, что, обреки он меня на смерть, бракосочетание не состоялось бы…

– Понятно, – вздохнул Жерад. – Бедная девочка! Я бы сказал, это вполне достаточная причина, чтобы убить его… А других причин не было?

Лицо Жана стало суровым.

– Он… он обольстил девушку, на которой я хотел жениться, – прошептал он.

– И мою единственную дочь тоже, – с горечью сказал комендант. – Она… убила себя, моя бедная Мари…

– Примите мои соболезнования, господин комендант, – сказал Жан.

– И мои тебе, – ответил Жерад и протянул ему руку.

Жан крепко пожал ее. И оба поняли, что между ними возникла дружба на всю жизнь.

Жан оглядел каторжный лагерь. Он был полон мужчин, женщин и детей, все были грязные, оборванные, изголодавшиеся. Удивляло большое количество беременных женщин.

– К тому времени, когда мы доберемся до Тулона, – сказал комендант, заметив его взгляд, – они все станут преступниками. Это такая система – сажать всех без разбора… Если человек не был преступником, когда попал к нам, к тому времени, когда наступает срок его освобождения, он обязательно им становится.

– Но почему они здесь? – спросил Жан. – Ведь, наверное, не все эти женщины и дети…

– Преступники? Почти наверняка нет. Ты знаешь закон 1764 года?

– Три года, на галерах за попрошайничество, – медленно произнес Жан, – если ты способен работать, и девять лет, если ты вторично попался. На третий раз – пожизненное заключение. О, Боже, да ведь мы живем в варварской стране!

– А они вынуждены попрошайничать, – горестно сказал комендант. – Или попрошайничать, или умирать с голоду. Земле позволяют годами оставаться непаханой, потому что она не может родить достаточно, чтобы хватило оплатить налоги, необходимые на содержание людей, вроде ла Муата в Версале, в праздной и расточительной роскоши. А стоит только крестьянину выглядеть хоть немного преуспевающим или просто быть полным от природы, как они удваивают налоги. А потом бросают его в тюрьму за то, что он выпрашивает корку хлеба, чтобы накормить своих умирающих от голода детей…

– Я все это знаю, – прошептал Жан Поль.

– Делаю, что могу, – продолжал комендант, – но они мне дают недостаточно, чтобы прокормить хотя бы треть арестантов, которых сюда присылают. Но самое жестокое – человеку даже не обязательно просить милостыню. Достаточно, чтобы его просто в этом обвинили – враг или кто-то еще, кому выгодно, чтобы его осудили…

– Но кто может извлекать выгоду из того, что этих несчастных отправят на каторгу? – спросил Жан.

Жерад показал пальцем:

– Видите этих женщин? Большинство из них были уже беременны, когда попали сюда. Их соблазнители – в основном аристократы, поскольку эти женщины из прислуги – обвиняют их в бродяжничестве и таким образом предотвращают возможные претензии со стороны. Дети? Их обычно обвиняют мачехи, чтобы расчистить путь своему потомству. Обвиняют братья, дети, жены из-за того, чтобы получить какое-то ничтожное наследство… А я должен пытаться накормить их на пять су в день. Во имя Господа Бога, одного этого достаточно, чтобы свести человека с ума!

– А вы не можете освободить их? – спросил Жан. – Насколько я помню, у вас есть такое право…

– Ты же юрист, – проворчал Жерад. – Подумай-ка. Вспомни длинный список условий, при которых они могут быть освобождены.

– Платежеспособный, – начал Жан, – хмурясь от напряжения и усилий перевести туманный язык правовой терминологии в простые слова, – обязан гарантировать попрошайке предоставить ему работу или обещать материально поддерживать его. Вы это имеете в виду, месье Жерад?

– Вот именно, – сердито сказал Ренуар Жерад. – Знаешь, сколько людей было арестовано в первый год действия этого закона? Пятьдесят тысяч. Будь я проклят, Марен, найдешь ты во Франции пятьдесят тысяч платежеспособных личностей? А потом попробуй убедить их гарантировать соответственное количество попрошаек!

Он насмешливо посмотрел на Жана.

– А теперь, – сказал он, – я должен найти солому, на которой ты будешь спать, и какие-нибудь лохмотья, чтобы тебе не замерзнуть. Но все это только на одну ночь. Завтра мы двинемся к Тулону…

Жан поднялся, но остался стоять в ожидании. Что-то в голосе Ренуара Жерада подсказывало ему, что не следует спешить.

– Мы движемся от одной каторжной тюрьмы до другой, – продолжал комендант. – В каждой мы будем забирать новых арестантов. Но при их непреодолимом стремлении экономить на всем, кроме своих прихотей, они не усиливают стражу…

Глаза Жан Поля пытливо вглядывались в лицо коменданта. Но Жерад продолжал говорить так же вкрадчиво.

– Если бы мы шли по побережью, дело бы обстояло не так плохо. Но мы должны подняться в горы к Авиньону и потом спускаться через Арль и Экс, забирая на каждой остановке новых каторжников. К тому времени, когда мы выйдем из Экса, у меня будет больше арестантов, чем я могу сторожить, даже если бы у меня было вдвое больше охраны… и в этих горах…

Жан отвесил ему церемонный поклон.

– Могу ли я сказать, месье комендант, – засмеялся он, – что вы выдающийся начальник?

– А ты, – сухо улыбнулся Ренуар Жерад, – хороший юрист. Позор держать такие мозги, как у тебя, под стражей… А теперь марш отсюда, а иначе ты пропустишь ужин.

Жан Поль все равно не стал ужинать. Ужин состоял из воды, черствого хлеба и двух унций соленого сала. Однако, когда он утром узнал, что их рацион всегда одинаков, он решил, что будет съедать его, чего бы это ему ни стоило, потому что в море ему понадобятся все силы.

Они миновали Марсель и горными проходами двинулись к Авиньону. Арестантов гнали как стадо овец. В первый же день перехода одна женщина умерла от выкидыша. Жерад из жалости разрешил идти медленнее, они уже еле ползли, и все равно женщины и дети ужасно страдали. Когда они в первый раз остановились лагерем на ночевку и все дрожали от холода, пытаясь согреться около костров, Жан Поль подошел к коменданту с вопросом:

– Если я напишу письмо, это не будет слишком большим нарушением? Не знаю, что говорят по этому поводу в правилах…

– Насколько мне известно, ограничений нет, – ответил Жерад. – Люди, которые писали этот закон, не верили, по-моему, что когда-нибудь найдется преступник, умеющий читать или писать. Так что пиши, мой образованный разбойник. Бумагу, перья и чернила найдешь в моем портфеле около того дерева…