Йоханнес Йенсен - Поход кимвров

• Название: Поход кимвров
• Автор: Йоханнес Йенсен
• Издательство: Азбука-Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0438-4

Йоханнес Вильхельм Йенсен – знаменитый датский писатель, лауреат Нобелевской премии.

Творчество Йеисена практически не знакомо современному российскому читателю, в то время как за рубежом произведения Йенсена постоянно переиздаются. Йенсен попытался создать колоссальную панораму судьбы скандинавских племен – от ледникового периода до походов варваров на Рим. Эпопея «Долгий путь» – блестящий образец «высокой» литературы. Публикация Йенсена на русском языке – значительная культурная акция в процессе российского книгоиздания.

---

Начались таинственные сходы и переговоры; прошли слухи, что Бойерик побывал далеко на юге, в самой стране валлонов, чтобы поглядеть, какова там земля, и теперь подбивал всех к переселению – искать новые пастбища там, где их можно было найти. Сам он стал еще воинственнее, не снимал с головы глухого чужеземного шлема – спаянное железо! Война, война без конца – насколько это от него зависело; если страна становится такой жалкой – прочь от нее!

Наконец пришел и последний тяжелый год, когда море хлынуло на землю с двух сторон сразу, фьорды и реки вздулись, на небе словно разверзлись все шлюзы, ливни бурным галопом пенящихся волн неслись со всех сторон, – положительно, всему свету грозил конец!

Было это после весенней оттепели; предыдущая осень кончилась высокой водой, затопившей все долины; на возвышенностях скопилась масса снега, и он, тая весною, увеличивал реки; дождь лил потоками, а северо-западный шторм подымал море на дыбы, разбивал волны Каттегата на мелкие ручьи и вгонял их во все фьорды восточного берега Ютландии.

Все население страны бежало из долин на центральную возвышенность, бежало со всеми стадами, табунами и мелким скотом, со всем добром, какое удалось спасти, но многое, а также много людей, погибло. Усадьбы затопляло, землянки совсем размывало, бревенчатые строения сносило; последнее, что видели глаза беглецов, – дома и очаги, уплывающие в море; а сами хозяева в это время с детьми на руках, гоня перед собою дрожащую, ревущую скотину, искали спасенья в глубине страны, шлепали по илу и размякшему дерну, под дождем и ветром, в потемках средь бела дня. Переживут ли они этот день?

Телеги с добром спасали, жизнь спасали, раскидывались станом на вольных пастбищах, как привыкли делать каждое лето, но, увы! Было еще не лето, и казалось, лета никогда не дождаться.

Там, на возвышенности, в вересковых степях и в исхлестанных дождем лесах, встретились все роды и семьи со всех концов Ютландии, весь тысячный народ, великое вече, созванное бедствием, общий смотр, словно перед смертью. Одной большой семьей вошли они некогда в страну и рассеялись по ней и умножились в добрые годы; теперь, в годину бед, они вновь собрались, и было их множество, огромное множество; что же это было – конец или начало чего-то нового?

Сотворение и уничтожение встретились; даже бессловесные твари чувствовали это; и это несколько уменьшало страх; среди домашнего рогатого скота видели диких оленей, тоже спасавшихся из долин; искали сухих мест и волки, и кабаны; они встряхивались и с виноватым видом посматривали на людей, а те, в свою очередь, были слишком удручены сами, чтобы злобствовать на мокрых злополучных хищников. Даже лошади, чуя волков, не храпели, по своему обыкновению, и не шарахались, они только собирались в тесный круг, хвостами к ветру, и, понурив головы, завесив глаза мокрыми челками, кашляли, кривили морды, скалили зубы, безнадежно мотали головами, словно совсем состарясь от дождя и голода, и прислушивались, как бурчит у них в пустом брюхе; сухая зимняя трава, прибитая к земле дождем, не соблазняла их; они только нагибались к ней, принюхивались и снова поднимали морды, вздыхали по-лошадиному глубоко и сдержанно и вяло скребли землю копытами, как бы ища себе другой доли.

Людей и животных согнало сюда, как на остров. Со всех сторон наводнение, потоки, с неба ливень и град, земля мокрая, как и вереск; искать убежища в лесу – попасть под новые потоки дождя; телеги и шкуры мокрые; костры, разводимые в шатрах, дымятся, чадят, сырая древесина не хочет гореть, все заржавело от сырости – вплоть до мечей в ножнах; ремни и кожаные одежды разбухли от воды, а кожа на теле стала вялой, сморщенной; спина мокрая, с бровей каплет, и никто не знает – долго ли все это продлится!

Бури усиливались, ветер ставил дождь косыми стенами и обрушивал их одну за другою на равнину, давил лес, уже пригнутый, рвал в клочья мокрый туман, распылял капли дождя, задержанные вереском, пузырил и вздувал поверхность вод, которые как будто рвались из берегов вслед за ветром. Дуло так, что рослые сильные воины сгибались перед ветром чуть ли не пополам, чтобы только устоять на ногах; прикрывая рот рукой, они свистели друг другу что есть силы, чтобы быть услышанными; каждый оставался в одиночестве со своими мыслями и холодом на сердце.

Приходили страшные вести, гонцы возвращались в полубессознательном состоянии, ослепнув от бешеной скачки верхом под дождем и против ветра. Мужчины загоняли их под обрыв, за большие камни, которые все-таки настолько защищали от ветра, что можно было расслышать человеческую речь; там гонцов замыкали в круг, чтобы новости не распространялись дальше, но слухи просачивались в толпу, на лицах женщин проступало безумие ужаса: море вторглось в страну с запада на целую милю!..

От людей, прибывших с Саллинга, где получали вести с Морса и с Тю, узнавали, что море шло приступом на Ютландию, громоздя волны на волны, словно обезумевшее, все побелев от ярости, брызжа пеной, пожирая огромные каменные глыбы, дюны и целые участки пашен, оно разливалось по земле, окружало водяным кольцом целые области, которые торчали островками из кипящей пучины. Страна, клочок за клочком, исчезала в пасти моря!

С восточных фьордов приходили вести о гибели почти всех селений, а далеко с юга ползли темные слухи, что море проглотило несколько миль земли с тысячами людей.

В стране кимвров поднялся плач, женщины выли над своими детьми, утирая слезы косами, от чего волосы становились еще мокрее. Бедная, бедная страна! Повсюду рыданья и всхлипыванья, вздохи и стоны; а ветер и дождь как будто еще больше свирепели от женского плача и заставляли мужчин бледнеть.

Три дня бушевала буря, и все это время над людьми, лишенными крова, висел сумрак; то дождь, то град, то снег попеременно хлестали их; в повозках и шатрах было холодно и голодно; хлеба в это время никогда не бывало, лишь немного молока; стада уменьшились за зиму, и резать теперь скотину на мясо – значило самих себя разорять. За опасностью наводнения, если оно минует, вставал грозный призрак голода.

Старики терпеливо пережидали бурю; другого ничего не оставалось. Но молодежь вела себя странно, необузданно; буря словно зажигала в молодых сердцах какую-то непонятную радость, и они верхом уносились в ночной мрак и непогоду, скакали во весь опор и ревели, соревнуясь с ветром. Старики качали головами: право, если черный дух бури задержится еще, кончится тем, что молодежь вступит с ним в союз!

Бойерик вихрем летал в бурю туда и сюда и собирал вокруг себя все больше и больше народа; чуть не половина всего населения страны участвовала в этих сходах, и в самой гуще толпы всегда виднелся заржавленный шлем Бойерика; бурей веяло от речей его, и люди вооружались, волновались, гудели; великие решения носились в воздухе.

И настала минута, великая минута – решение было принято. Случилось это, когда в первый раз выглянуло солнце – на краткое мгновение. Однажды утром облака вдруг разорвались и светло-огненными крылами повисли над землей; образовалась чудовищная дыра, в которой клубилась пронизанная светом бездонная синева с солнцем, весенне-ясным, но холодным. Оно посылало земле беглые улыбки, с быстротой бури неслись над лесом свет и тени, словно лучи мелькающей надежды, и, наконец, – явление совсем уж необыкновенное, – при ярком солнце пошел град. Словно чудовищная заслонка открылась в небесной вышине, с одного края черная как уголь, с другого – раскаленная добела, и оттуда посыпались на землю тысячи огненных стрел; и радуга, переливаясь всеми своими красками, перекинулась через бездну, наискось прорезаемую молниями!.. И среди всего этого блеска и бури слышался чудовищный глухой грохот. Затем тучи снова затмили небо, над землей заклубился мрак, а люди склонили головы, потрясенные небесным откровением.

Но в ту минуту, пока солнце еще светило, брошен был жребий, определивший судьбу кимвров.

Бросил жребий Бойерик, и страшно было глядеть на него в эту минуту: он был буйным за всех, роковые силы кипели в нем. Он метнул ввысь расщепленную ясеневую стрелку: скорее как вызов, нежели как благочестивое обращение к небу за советом. Стрелка взлетела невысоко, ветер подхватил ее, и она завертелась, завертелась и упала неподалеку. Двенадцать свидетелей подошли, подняли стрелку, отнесли назад на место веча и засвидетельствовали, что она лежала вверх ободранной белой стороной. Это означало – в путь-дорогу!..

Засверкали мечи, выхваченные из ножен, загремели щиты, и раздался мощный, единодушный крик: знамение принято! Дело происходило на холме Тинга с соблюдением всех законных обычаев: было созвано вече, принесены положенные жертвы и ожидали только появления солнца, чтобы кинуть жребий; теперь и это было сделано.

Но все самочинно – молодежь, с Бойериком во главе, распорядилась по-своему, не спросясь стариков, сама созвала вече; и теперь дело было сделано, переделать его уже нельзя было, – они потребовали знамения от самого неба и намеревались следовать ему.