Иоанна Хмелевская - ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире]

• Название: ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире]
• Автор: Иоанна Хмелевская
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-86471-264-7/5-86471-321-Х

Пани Иоанне и её подруге Марте срочно понадобился труп. И не просто труп, а свежий и желательно необычный. Нет-нет, некрофилия тут ни при чем, просто дамы получили заказ на сценарий для детективного сериала. На ловца, как известно, и зверь бежит — вот и труп очень кстати подвернулся на пути у пани Иоанны. Она о него буквально споткнулась, придя с визитом в роскошный отель. Но радовалась писательница недолго, ибо труп оказался слишком уж необычным — с гнусным характером и подлым норовом. Мало того, что с первой же минуты пани Иоанна и её подруга попали под подозрение, так ещё труп упорно не желал подчиняться сценарным законам, злорадно выкидывая фокус за фокусом. И дамам пришлось заняться расследованием — дабы поставить зарвавшийся труп на место, осадить обнаглевшего любовника Марты, а заодно разоблачить убийцу.

«Трудный труп» — детектив в лучших традициях Иоанны Хмелевской, напоминающий ранние книги писательницы, которые сделали её знаменитой.

---

— А как ты вошла, не продомофонив?

— Какая-то женщина выходила из дома, я и прошмыгнула. Слушай, давай поговорим, когда я уже доберусь до тебя.

Я заблаговременно отперла входную дверь и отправилась в кухню за стаканами. Бартек появился минут через пять после Марты, но и этих минут ей хватило, чтобы вкратце поведать о последних событиях своей личной жизни. Оказывается, Доминик хотя её и не любит, но желает, она же его любит, но не желает, то есть хотеть-то его она хочет, но любить его не желает и потому опять терзается. Терзание на сей раз выглядело, на мой взгляд, не слишком драматичным, так что я воздержалась от комментариев.

Бартек извинился, что явился ко мне без предупреждения. А зачем предупреждать, когда он равноправный член нашей группы сценаристов?

Начали мы опять с просмотра записей пожара. Поскольку пожар выдумала я, Бартек и вцепился в меня, как репей в собачий хвост. Я старалась утешить себя тем, что, главное, погорелец меня не знает, неизвестно ему, что особняк на сожжение предназначила я, а то ещё потребует возмещения материального и морального ущерба.

При сегодняшнем просмотре основное внимание мы уделили звуку, потому что этого потребовала Марта:

— Сто раз глядели, а на шум и крик — ноль внимания, сами только орали друг на друга как последние кретины. Вместо того чтобы слушать и мотать на ус. Да, вот что ещё. Павел поехал на пепелище, снять его, так просто, на всякий случай.

— Это само собой, — недовольно буркнула я, — могли бы и раньше сообразить. Вообще надо было дожидаться возвращения хозяина и заснять этот момент — реакцию его, действия. А с сейфом что? Открыли его наконец?

Марта обескураженно оправдывалась:

— Понятия не имею. Во всяком случае, с места пожара забрали. Да ты сама все увидишь.

— Пиво холодное, — призвал нас к порядку Бартек.

— Очень хорошо, разливайте, остальные банки я спрячу в холодильник. И пускайте плёнку, не будем терять время.

Значит, все внимание на звук. Боже, какой же кошмарный там стоял шум! Среди грохота, треска и криков очень трудно было уловить хоть что-то человеческое, лишь отдельные слова, по всей вероятности тех, кто находился поблизости от камеры. Лучше всего получились перекрикивания пожарных, но и зеваки старались, как могли.

Вот отчётливо прозвучало: «…жили бомбу», «столько добра сгорит», «новое наживёт, не из бедных…», «ходил тут…», «скрывался, чтоб не приметили…».

«…Высматривал, вынюхивал…», «крутился вокруг дома». Это все выкрикивала баба с пронзительным голосом, всем бы такой! И вдруг прямо в микрофон: «Гляди, слева! Щас грохнется!» И в самом деле обрушился балкон. Остальные обрывки разговоров в принципе сводились к предположениям насчёт причины пожара, причём доминировала версия поджога незнакомцем, который давно крутился поблизости от этого дома. Сочувствия погорельцу — богатому аферисту — не проявляли, даже намекали на кару господню за его, погорельца, грехи и вину перед честными, но бедными людьми.

— Не мешало бы все это отдельно записать на фонограмму и потом ещё раз прослушать, — заикнулась было я, но тут внезапно услышала неразборчивое слово, прозвучавшее как «Грохольский», во всяком случае, очень похоже. — Эй, мне показалось или кто-то произнёс «Грохольский»? — воззвала я к присутствующим. — Вы не слышали?

— Действительно, что-то такое… — не очень уверенно подтвердил Бартек.

— Кто сказал «Грохольский»? — заорала я.

— Не знаю, — струсил Бартек под моим яростным взглядом. — Я не разобрал…

— Ну чего ты орёшь? — напустилась на меня Марта. — Я и без Бартека знаю, что он Грохольский.

— Кто?!

— Погорелец, кто же ещё?

— Какой погорелец?

— Наш. Тот, чей дом сгорел. Его фамилия Грохольский. Павел узнал, когда поехал снимать пепелище.

— Езус-Мария! — только и простонала я.

— Ты чего? — удивилась Марта. — Ведь Грохольский фигурирует в нашем сценарии.

— Ну, ты даёшь! Грохольский — не вымышленный персонаж, а вполне реальная фигура. Бывший прокурор, причастный ко многим преступлениям…

— А, те самые злодеяния…

— Если тебе так больше нравится, можешь окрестить их историческими злодеяниями. Мы собирались сменить ему фамилию и внедрить в телевидение. Хотелось бы мне знать, на след каких злодеяний они сейчас вышли?

— Кто?

— Да Кайтек с Павлом.

— Пива! — вне себя завопила Марта. — Немедленно дайте мне ещё пива!

— Я принесу, — вызвался Бартек. — Можно мне самому взять из холодильника?

— Конечно, можно, и вообще бери из него что захочешь.

Страшная истина предстала нам во всей своей ужасающей безнадёжности. Ничего удивительного, что минувшие годы так настырно лезли в детективный сценарий о сегодняшнем дне, ведь трудный труп Красавчика Коти явился звеном, намертво связавшим прошлое с современностью. Вечно я влипаю в какие-то особенно неприятные истории.

Несколько остынув после стакана холодного пива, Марта сказала уже спокойнее:

— Прямо и не знаю, что делать. Если не ошибаюсь, этот Грохольский нам очень даже подходит. Тогда что?

— Отмежеваться! — не сомневалась я. — Не беспокойся, все беру на себя. Знаешь, я уже привыкла к таким вещам.

— К каким вещам? — не понял Бартек.

— Попадать в яблочко. Как только сочиню завлекательное преступление или другое какое развлечение для своей будущей книги, глядь — а оно на самом деле произошло, ну прямо как накаркала. Особенно в последнее время. Уж и не знаю, способности ясновидящей во мне проявляются, подсознание действует или ещё что-нибудь столь же сверхъестественное, но уж никак не мои серые клеточки, поизносившиеся с возрастом.

— Так что же делать в данном конкретном случае? — допытывалась Марта. — Раз подожгли настоящего Грохольского, значит… Иоанна, что это значит? Надо что-то менять?

— Только фамилию. Ведь у вас на телевидении, как и в любом другом бизнесе, каждый продирается к кормушке, старается подложить свинью соседу, а соперника так и вовсе извести, и для этого все средства хороши. Ничем не гнушаются. Можно просто донести начальству, что вот этот был в своё время комухом или, ещё лучше, работал в органах. Спасибо закону о люстрации, этим можно здорово подгадить конкуренту, но иногда простого доноса недостаточно. Вот если к нему присовокупить какое-то преступление, совершенное этим конкурентом в коммунистические времена… ты права, по закону о люстрации такое должно бы считаться заслугой, но Польша ещё до этого не додумалась, — тогда совсем другое дело.

— Надоели мне твои лекции, давай ближе к делу. Что конкретно мы с тобой в данном случае предпринимаем?

— Значит, действуем так. Протащим в современность давнее преступление или преступления, но в сценарии придадим им, так сказать, камерный характер. Малость пригладим и сделаем позавлекательнее, ведь телезритель ждёт от нас развлечения, не так ли? Скажем, все эти давние дела раскроются благодаря безответной любви этой… как её… Мальвины. Потом мы приканчиваем Липчака…

— Но под другой фамилией!

— Естественно. И уже потом этот Плуцек, наша надёжа, делает попытку кого-нибудь замочить. Ты бы кого хотела? Пуха? Или, к примеру, Доминика? Я с удовольствием. А может, Мальвину? Знаешь, даже логично, слишком много баба увидела, об остальном догадалась и стала опасна для преступника.

— А Мальвина — это кто? — спросил Бартек, слушавший с большим интересом.

— Эля, — мрачно пояснила Марта. — Мы из неё сделали героиню, ошалевшую от любви к Мареку, которого она не колышет…

— А Марек — это кто?

— Юрек, но ему совсем не обязательно быть завредакцией, возможно, у нас он получит должность повыше. Не исключено, даже место Пуха.

— А почему вы не оставите самого Пуха?

— Только через мой труп! — решительно возразила я. — Когда я творю, своих героев вижу воочию, и тут уж мне себя ни в жизнь не убедить, что какая-то женщина может ошалеть от любви к нему. А работать без внутренней убеждённости я просто не могу, сама должна верить тому, что выходит из-под моего пера, тьфу, компьютера. Внутреннее убеждение — это, знаете ли…

— Понятно, — перебил меня Бартек. И хорошо сделал, о внутренней убеждённости я могла рассуждать часами. — Выходит, вы тут нашему телевидению перемываете косточки?

— Догадался наконец! — насмешливо похвалила его Марта. — Усёк нашу концепцию? Представим в сериале закулисную жизнь нашего телевидения и тем самым добьёмся потрясающего рейтинга популярности. Вроде бы ничего особенного, обычные люди с их переживаниями и даже страстями…

— …а тут вдруг всплывает жуткое преступление! — подбросила я свои три гроша.

Искоса глянув на меня, Марта пояснила коллеге:

— Иоанну я привлекла к созданию сценария, потому как детективы по её части. Она на этих трупах собаку съела…

— Мартуся, ну что ты несёшь! — возмутилась я.

Судя по всему, Бартек действительно усёк общую концепцию будущего сериала, и не скажу, что был так уж потрясён. Телевидение он знал наверняка лучше меня и не стал выдвигать принципиальных возражений. Выдвинул лишь одно личного порядка, заявив: