Вера Хенриксен - Сага о королевах

• Название: Сага о королевах
• Автор: Вера Хенриксен
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-300-00198-8

«Сага о королевах» норвежской писательницы Веры Хенриксен поведает об известных исторических персонажах — королеве Гуннхильд и короле Ирландии Ниале Уи Лохэйне.

---

Она боялась, что я могу совершить грех смертоубийства.

Ужинали мы вдвоем — Гуннхильд, наверное, хотела дать мне возможность выговориться.

Я поспешил заверить ее, что за мою жизнь не стоит опасаться.

— Я слишком уважаю твой дом, чтобы совершить в нем столь тяжкий грех, — сказал я.

— Если для этого у тебя нет иной причины, то ничто не может удержать тебя на земле.

— Может, ты и права, — ответил я, и наступившее молчание было настолько невыносимо, что я поспешил продолжить беседу:— Королева Астрид не довела свой рассказ до конца. А что случилось с ней после канонизации конунга Олава?

Она внимательно посмотрела на меня:

— А почему ты об этом спрашиваешь?

— Я бы хотел знать.

— У тебя есть силы выслушать ее историю до конца?

— Я думаю, что человек, промокший до нитки, выдержит еще не одну лоханку воды.

— Она жила в стране несколько лет, и с ней все время был Сигват Скальд. Но через некоторое время норвежцам надоело подчиняться королю Кнуту. И они отправили гонцов в Гардарики за Магнусом сыном Олава. Они хотели провозгласить его конунгом Норвегии. Со смерти Олава прошло пять зим.

Когда Магнус с дружиной прибыли в Свитьод, Астрид выступила на тинге на его стороне. И сделала это так хорошо, что конунг Эмунд дал Магнусу большое войско. Сигват сложил об этом вису. Это единственная виса, сложенная в честь женщины. Вместе с Магнусом Астрид поехала в Норвегию. Его провозгласили конунгом, когда мальчику исполнилось одиннадцать зим. Сын короля Кнута Свейн, правивший в Норвегии, уехал обратно в Англию вместе со своей матерью, Альвивой.

— Это очень странно, особенно после сопротивления, оказанного норвежцами конунгу Олаву.

— Конунг Олав уже к возвращению Магнуса стал святым. Кроме того, последние годы были неурожайными, и люди восприняли это как гнев Господень за убийство святого человека. А Свейн с Альвивой были настолько глупы, что облагали бондов все большей и большей данью.

Магнус стал настоящим конунгом, но Астрид так и не дождалась от него благодарности. К Магнусу приехала Альвхильд, его мать, и потребовала называть себя «королевой-матерью». Она хотела стать первой среди женщин при дворе конунга Магнуса.

Говорят, что Астрид с Альвхильд настолько не выносили друг друга, что не могли быть вместе в одном доме.

Альвхильд сделала все, чтобы оболгать Астрид в глазах конунга, и Магнус ей поверил.

А Астрид не хотела сидеть в палатах ниже женщины, которая была у нее в услужении. И чтобы не ссориться с ней, она стала жить в отдельном доме, как во времена конунга Олава.

Сигват пытался образумить Альвхильд:

Астрид уступи ты
Место по заслугам, Альвхильд!
Милости судьбы
В Божьей только воле.

Астрид оставалась в Норвегии до свадьбы Ульвхильд. И как только ее дочь отдали замуж за Ордульва, старшего сына саксонского герцога, Астрид стала часто уезжать в Швецию. Брак Ульвхильд устроил архиепископ Бременский и Гамбургский, и его поддержал конунг Магнус, но сама Астрид не хотела, чтобы дочь уезжала так далеко. Однако Магнус не прислушался к ее мольбам.

После смерти конунга Магнуса тринадцать зим назад Астрид переехала насовсем в Швецию.

— Я понял, что Эгиль Эмундссон любил Астрид.

— Но на расстоянии. Ведь он был женат.

— Я заметил, что жена несколько раз присылала гонца за Эгилем, пока он был здесь. Но он не поехал домой. Сказал, что от такой болезни еще никто не умирал.

— Она знала о его любви к Астрид. И Эгиль считал, что она была больна от ревности.

— Если они были так дружны все это время, то неудивительно, что жена Эгиля его ревновала.

Во время нашей беседы в палаты принесли пиво. Гуннхильд передала мне чашу.

Я огляделся. В палатах было непривычно тихо и спокойно, лишь по стенам плясали причудливые тени. Я посмотрел на трон, на котором умерла Астрид. Пусто.

Простыни сожгли сегодня утром. Таков был обычай.

Я перекрестился и заметил, что Гуннхильд наблюдает за мной.

— Меня мучает не смерть Астрид, — сказал я. — Дни ее были сочтены. И она успела рассказать почти все, что хотела. Меня мучает то, что она умерла без отпущения грехов в муках совести.

— Это больше вина Рудольфа, чем твоя. Ему не следовало так долго ждать. Но он тут же подскочил к Астрид, как только ей стало плохо, и быстро произнес последнюю молитву и отпущение грехов, когда, мне кажется, она была еще жива.

— Она умерла почти мгновенно.

— Как бы там ни было, тебе не стоит мучить себя. Мне думается, твои слова были правдой, хотя и не стоило говорить их в тот момент. И ты очень устал, Ниал, ведь ты работал почти двое суток без сна. Кроме того, кто может всегда сдерживать себя?

— Спасибо, — только и ответил я.

— Если бы ты только позволил помочь тебе, Ниал! Мне бы очень этого хотелось. Мне кажется, я понимаю твою боль и горечь.

От звука ее голоса я сжался, так много было в нем участия и теплоты.

Я вновь оказался в пучине страданий и боли. Меня захлестывали волны стыда, унижений, растерянности, вины и телесных мук. Я задыхался.

И тут меня обняла теплая рука.

Издалека до меня донесся голос, который звучал сначала едва слышно, а потом все громче и громче.

— Ниал! Ниал! Ниал!

— Да, — ответил я.

— Давай поговорим — как мы говорили раньше.

Гуннхильд прижалась ко мне.

Ее присутствие давало мне надежду выжить. Выжить в стране смерти.

Я сидел по-прежнему с закрытыми глазами, не хотел видеть действительность, не хотел ничего замечать, но я обнял Гуннхильд и стал гладить ее лицо. Я хотел ее как женщину, и она была готова отдаться мне.

Но тут я закричал:

— Нет!

Она с огорчением вздохнула, когда я отпрянул от нее.

И то, что чуть было не произошло, заставило меня вернуться к жизни.

— Я принес слишком много горя близким мне людям. И мне бы не хотелось причинять боль тебе.

— О какой боли ты говоришь?

— Три раза я убивал против своей воли. Я несу людям смерть. Ты хочешь умереть?

— Три раза против своей воли. Тогда ты убивал и по собственной воле. В сражении?

Я с удивлением посмотрел на Гуннхильд:

— Это совсем другое дело.

— Я тебя не понимаю. В битве ты убиваешь людей — и не знаешь, куда направятся их души — в ад или рай. Но это тебя не беспокоит. Зато сейчас ты мучаешь себя из-за нескольких неосторожных слов, сказанных Астрид.

— Гуннхильд, убить воина в сражении совсем другое дело, даже если ты не можешь понять этого. Что же касается Астрид, то все намного хуже, чем ты думаешь. Я понял ее так хорошо, потому что у меня были для этого причины. Я заметил ее ненависть к конунгу, о которой не подозревала даже она сама. Но не мне ее судить. Я сам не сумел простить.

— Ты снова говоришь загадками. Почему ты так хорошо понимал Астрид? О каких причинах ты говоришь? И что ты не сумел простить?

Гуннхильд очень ласково говорила со мной.

Я вздохнул. Правда свернулась драконом в глубине моей души. Сейчас дракон хотел вырваться наружу.

— Я рассказал тебе, что убил Бригиту. И что ее тело викинги выбросили за борт. Я рассказал тебе о пытках, которым меня подвергли. Что они хотели меня заставить сказать им свое имя. И как потом они боялись, что я умру у них на руках. Они считали, что лучше уж меня продать, если ничего не получается с выкупом.

Но перед тем как начать меня пытать, они унизили меня, растоптали мою душу. Они угрожали употребить меня как женщину. И это оказались не пустые угрозы. Они связали меня, и сделали это… один за другим…

Я не мог произнести больше ни слова. На глаза выступили слезы, которые я сдерживал столько лет. Унижение, боль и чувство потери собственного тела, всплыли в моей памяти.

Я старался забыть это, не вспоминать.

И вспомнил лишь в последние дни, когда слушал рассказ королевы Астрид, когда разговаривал с Торой, когда Лохмач бросил мне — «ты так и не простил…»

Гуннхильд сидела в молчании. Затем схватила мою руку и приложила ее к щеке, поцеловала и долго-долго держала в своих ладонях.

— Ты меня не презираешь за это?

— Почему я должна тебя презирать?

— Я не знаю, смогу ли когда-нибудь вновь стать мужчиной.

— О чем ты говоришь?

— Как я могу лечь с женщиной, когда знаю, что значит быть изнасилованным?

Гуннхильд улыбнулась.

— А кого ты собираешься насиловать?

— А что значит вообще насиловать? Бригита по собственной воле отдалась мне, но она была еще так молода. Я взял ее, вторгся в ее жизнь и ее тело. И ей пришлось заплатить за мое удовольствие собственной жизнью. И даже если ты сейчас по собственной воле станешь принадлежать мне, то я все равно стану использовать твое тело. Наши жизни переплелись, и я хочу сказать, что жить со мной будет очень трудно.

Она ничего не сказала и я продолжил:

— Теперь ты понимаешь, что не мне судить Астрид? Я смог простить викингам то, что они превратили меня в раба, но не то, что они взяли меня силой.