Джудит Гулд - Рапсодия

• Название: Рапсодия
• Автор: Джудит Гулд
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-17-003041-X

Она могла стать его музой. Она могла сделать его счастливым. Но она исчезла из его жизни, оставив, как незаживающую рану, память о диком безумстве любви. И когда спустя годы на улицах Вены они встретились вновь — знаменитый пианист и женщина, завоевавшая его сердце, — воспоминания ожили с новой силой, а с ними воскресло и пламя любви…

---

Раздался звук зуммера, потом щелчок. Дверь открылась. Они оказались в захламленном кабинете с дешевой утилитарной мебелью, старой, изношенной. Воздух казался тяжелым от сизого табачного дыма. Они когда-нибудь проветривают эту дыру?

Громилы взяли его под руки, подтолкнули вперед. Мордоворот, сидевший за столом, заваленным бумагами, поднял голову. Его безобразное лицо не выражало абсолютно ничего. К уху он прижимал радиотелефон.

Молодой человек молча ждал. С каждой минутой вся эта сцена становилась ему все более противна, так же как и эти варвары. Они, вероятно, предполагают, что обстановка должна нагнать на него страху, однако он испытывал лишь отвращение. Смешно… Он думал, что подобные типы исчезли, ушли в прошлое вместе со Сталиным, Хрущевым и прочими. Эти бандиты, похоже, вовсе не коммунисты — скорее, крутые капиталисты первого поколения. Однако свои худшие старорежимные замашки они, по всей видимости, переняли именно у коммунистов.

Неандерталец за столом наконец закончил разговор. Положил телефон на стол, поднял глаза. Устремил волчий взгляд на молодого человека.

— Несколько субботних вечеров ты не звонил.

Он говорил глубоким баритоном с заметным русским акцентом.

— Мы уезжали.

— Мне плевать, где вы находились. Звонить надо каждую субботу. Ты меня понял?

— Понял. Но и вы должны понять, что бывают случаи, когда мы на каком-нибудь мероприятии… на приеме или еще где-нибудь, и если я отлучусь, чтобы позвонить, это может вызвать подозрения.

Неандерталец не сводил с него волчьего взгляда.

— У тебя есть радиотелефон. Мог бы позвонить из сортира… или там я не знаю откуда. Придумал бы что-нибудь. Тебе за это деньги платят. Так или нет?

— Так.

В голосе молодого человека слышался едва сдерживаемый гнев.

Громила за столом прикрыл глаза.

— У нас есть для тебя еще кое-какие инструкции.

Молодой человек молча ждал. Он уже знал по опыту, что старый питекантроп любит его помучить. И знал, что больше всего бесит старика, когда он не проявляет нетерпения, не стремится поскорее выяснить, что там еще приготовлено для него.

Неандерталец неожиданно снял ноги со стола, вскочил с места, грохнул по столу кулаком. Все это почти одновременно.

— Ты должен уговорить Левина поехать с гастролями в Россию! Чего бы это ни стоило! Понятно?

— Я попытаюсь. Но я уже вам говорил, как он к этому относится.

— Мне плевать, как он к этому относится! Сделаешь ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться. Короче, сделаешь так, чтобы он передумал.

— Я же сказал, что попытаюсь.

— У тебя нет выбора. Для нас в этом кроются колоссальные возможности. Миллионные сделки: концертные залы, компакт-диски, распределение билетов. По всей России, по всему бывшему Союзу.

Огромной лапой он нащупал зубочистку среди прочего хлама на столе и начал ковыряться в зубах. Молодой человек буквально скорчился от отвращения.

— Вы должны понять, что на это потребуется время. Неандерталец выдернул зубочистку изо рта.

— Короче, сделай это. Ты ведь не хочешь оказаться где-нибудь на барже среди мусора и отбросов. А работу твою все равно сделает кто-нибудь другой. Ты меня понял, умник?

Угроза, казалось, не произвела впечатления на молодого человека.

— Я понял. Если кто-то другой может это сделать, значит, я тем более могу.

— Ну и прекрасно. А теперь убирайся. И больше не пропускай субботние звонки. Получишь еще инструкции.

— Хорошо.

Молодой человек повернулся и пошел к двери.

— И давай оставь этот высокомерный тон, слышишь, ты, задница? — раздалось позади него.

Он остановился. Несколько мгновений стоял неподвижно, потом пошел на выход. Один из громил взял его под руку:

— Я тебя провожу.

— Не нужна мне твоя помощь.

— Придется потерпеть.

Громила быстро повел его по тускло освещенному коридору к выходу из клуба.

Варвары! Грязные свиньи! И зачем только он с ними связался? В сотый раз он задавал себе этот вопрос. Как будто не ясно зачем: ему нужно то же самое, что и им. Доллары, много долларов. А кроме того, какое наслаждение обвести вокруг пальца этого талантливого царственного Мишу Левина, его идеальную жену-красавицу, все его семейство!

Глава 7

Москва

Колючий северный ветер гулял по заснеженным, покрытым льдом улицам Москвы. Холодным январским вечером тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года Соня Левина родила своего первого и единственного ребенка. Его назвали Михаилом.

Уже два месяца город лежал под толстым слоем снега. И сегодня хмурое, серое небо предвещало новую пургу. Весь мир казался угрюмым, пустынным, беспросветным. Роды оказались долгими и трудными.

Соню Левину — высокую ширококостную женщину с оливковой кожей, иссиня-черными волосами, огромными темными цыганскими глазами и царственной осанкой — никто бы не назвал хорошенькой, но она производила впечатление на всех, кто с ней встречался, и своей внешностью, и внутренней энергией, силой характера. Сейчас, однако, она не ощущала в себе никакой энергии, более того, чувствовала, что силы ее на исходе, так же как и неизменный оптимизм. Боль разрывала ее на части, она опасалась за жизнь ребенка. «Хорошенькое начало, — думала она, лежа в этом плохо оборудованном, старом московском роддоме. — Условия здесь иначе как антисанитарными не назовешь. И эта бесконечная изматывающая боль… Ничем хорошим это не кончится».

В конце концов она родила здоровенького мальчика весом три с половиной килограмма, с черным пушком на голове, и все ее страхи исчезли бесследно, так же как и самое воспоминание о пережитой боли. Этот крошечный комочек… это просто чудо какое-то! Его рождение действительно казалось настоящим чудом. Уж ей ли не знать?! Сколько лет старались они с мужем Дмитрием, а она все никак не могла забеременеть. Потеряла почти всякую надежду. И вот теперь, в тридцать девять лет, чудо свершилось. Сейчас она держала в руках маленького Мишу, ощущая такое благоговение, какого в жизни ни к кому не испытывала. Как ни готовила она себя к этому моменту, такого она не ожидала. Такого ошеломляющего чувства счастья в сочетании с ощущением огромной ответственности. Как будто в одно мгновение пробудились к жизни все ее материнские инстинкты, о существовании которых она и не подозревала. Конечно, она слышала разговоры молодых мам и много читала по этому поводу, но никак не ожидала ощутить такое мощное, всепоглощающее стремление защитить, уберечь, накормить, укрыть. Это стало главной целью в жизни.

Итак, двенадцатого января, через три дня после рождения ребенка, Соня и Дмитрий забрали его домой, полные решимости дать своему сыну все, что только может потребоваться человеческому существу на этой земле. Взволнованные, с ребенком на руках, они поднялись на четвертый этаж по старым, истертым ступенькам, открыли дверь, вошли в свою лазурно-голубую гостиную. Дмитрий усадил жену на диванчик из карельской березы. Здесь она принимала гостей — друзей и знакомых. Здесь показывала всем своего Мишу.

Потом, позже, она любила повторять одну и ту же историю — о том, как Миша впервые устремил осмысленный взгляд на беккеровский рояль, стоявший в этой комнате. И о том, как она сразу заметила, какие у ребенка длинные тонкие пальцы — пальцы пианиста. Принимая бесконечную череду гостей, приходивших полюбоваться новорожденным, Соня ощущала себя королевой с инфантом на руках, окруженной прекрасными вещами, в прекрасной гостиной. Немногим — Соня это знала — так повезло, как им. Немногие могли бы принести ребенка в такую квартиру, в мезонине старого московского дома в нескольких минутах ходьбы от Кремля, в одном из старейших районов Москвы. Как и многие квартиры в центре, во времена сталинского террора она оставалась незанятой. После смерти диктатора художникам, артистам и музыкантам постепенно разрешили занимать квартиры в мезонинах. С тех пор Левины и жили здесь, под неусыпным оком Министерства культуры.

Предкам Сони и Дмитрия каким-то чудом удалось пережить и революцию 1917 года, и мировую войну, и антисемитизм, пронизывавший всю повседневную жизнь общества как в царской России, так и в Советском Союзе. Они выжили во многом благодаря тому, что сумели скрыть не только свою веру, но и самые признаки своей принадлежности к еврейской нации. Соня и Дмитрий, так же как их покойные предки, были талантливыми, блестящими музыкантами-пианистами. Исполнителями и учителями, работавшими не покладая рук. Им удалось получить членство в могущественном Союзе, что для евреев являлось редкой привилегией. В результате они жили в роскоши по тогдашним стандартам, хотя и делили кухню и ванную с соседями. Старый, когда-то роскошный дом, с высоченными потолками, лепными украшениями и мраморными каминами, постепенно приходил в упадок. Левины занимали там две комнаты, заставленные антикварной мебелью и произведениями искусства, спасенными из других домов, подвергшихся сносу. Кое-что удалось спасти их родителям после революции. Например, массивные иконы после закрытия церквей в период хрущевского правления продавались всего за бутылку водки. Эти иконы теперь висели на стенах их комнат рядом с полотнами девятнадцатого века. Этажерки и столики из карельской березы и красного дерева украшали изделия из фарфора бывших императорских заводов. Единственным признаком их веры осталась небольшая позолоченная менора, почти скрытая за семейными фотографиями на инкрустированном серванте в неоклассическом стиле.