Анатолий Горло - Большая раковина

• Название: Большая раковина
• Автор: Анатолий Горло
• Издательство: Hiperion
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1990

В книгу А. Горло вошли произведения, над которыми автор работал на протяжении многих лет. удожественный метод Горло – доведение до абсурда условий человеческого существования, жить в которых не представляется возможным, если ты не обладаешь иронией – этим, по мнению автора, проявлением независимости человеческого духа.

---

Анатолий Иванович Горло Большая раковина

Неужели Катинас могла пойти на такое? Гипоталамус взглянул на висящую у лобового стекла куклу – миниатюрную копию жены – и ему показалось, что по ее лицу промелькнуло выражение злорадства.

Чушь какая-то! Не может быть. Вчера, правда, он наговорил ей кучу гадостей, но чтоб из-за этого бросать мужа в Большую Раковину, нет, трудно поверить. И потом неужели она не понимает, что и у него есть какое-то самолюбие? Разве мог он удержаться, увидев ее, вернее ее ноги на плечах этого мерзавца Бульбокаса? Хотя бы дверь закрывали, раз уж приспичило…

За восемнадцать лет службы Гипоталамус ни разу не опаздывал на работу. Нельзя утверждать, что подобное прилежание благотворным образом сказалось на его карьере. Должность помощника младшего архивариуса семнадцатой секции восемьдесят шестого отдела досталась ему по наследству. Следует однако отметить, что по его убеждению, разделяемому и некоторыми сослуживцами, у него были все данные, чтобы стать полноценным младшим архивариусом. Обладая феноменальной памятью, Гипоталамус мог с закрытыми глазами отыскать любое из семи тысяч вверенных ему досье и даже пересказать его содержание. В первых числах нового года в хранилище поступало двести шестьдесят семь папок и такое же количество папок девятилетней давности подлежало сожжению. С тяжелым сердцем провожал он в последний путь своих старых друзей, мысленно клянясь, что никогда их не забудет. И действительно, хранилище его памяти постоянно пополнялось, но, в отличие от вверенного ему архива, ничто в нем не подлежало уничтожению. Гипоталамус помнил содержание любой папки, сожженной, скажем, десять лет назад. И несмотря на то, что никто от него этого не требовал, он с жадностью набрасывался на только что поступивший архив и приобщал его к сокровищнице своей памяти.

Онждал, что его заметят, оценят по достоинству и выдвинут на повышение. Лет восемь назад Гипоталамуса озарил луч надежды. В тот благословенный, день господин Тотос, новый шеф семнадцатой секции, прогуливаясь по извилистым коридорам хранилища, потерял дорогу и в поисках выхода наткнулся на дверь Гипоталамуса. Не желая признаваться перед подчиненным, что он попросту заблудился, Тотос молча подошел к стеллажу и наугад взял одну из папок. Раскрыл ее, задумчиво полистал: «Так, так… любопытно». И только тут вроде бы заметил Гипоталамуса: «А, это вы! Все забываю ваше имя…» «Гипоталамус, господин Тотос, помощник младшего…» «Да-да, вспомнил. Молодец, Гипопотамус, архива в отличном состоянии. При первой же возможности подумаю о вашем повышении. При первой же возможности… Да, кстати, вы не смогли бы проводить меня? У вас тут столько тупиков…»

С этого дня Гипоталамус стал трудиться с удвоенной энергией, однако никакого повышения не последовало. Должность младшего архивариуса – куда мог метить он – была занята господином Пимсом, который в обозримом будущем не собирался уходить в мир иной. Повышение в должности господина Пимса исключалось: будучи всего лишь восьмидесятипятипроцентным барриканцем, он достиг своего служебного потолка. Таким же маловероятным представлялось и его понижение, поскольку у господина Пимса была четко разработанная Система Утонченного Подхалимажа – СУП – унаследованная им, по всей видимости, вместе с пятнадцатью процентами второсортной крови от желтоокой прабабушки синийки. Разумеется, господин Пимс не был настолько глуп, чтобы лезть со своими любезностями, скажем, к самому Ботосу, шефу восемьдесят шестого отдела В СУП господина Пимса попадали лишь номенклатурные работники семнадцатой секции: четыре заместителя архивариуса, архивариус, шесть заместителей старшего архивариуса, старший архивариус, восемь заместителей главного архивариуса, главный архивариус и, наконец, двенадцать заместителей начальника семнадцатой секции и сам господин Тотос. Словом, хлопот у господина Пимса было предостаточно, и для работы времени практически не оставалось. Ее исполнял со свойственным ему прилежанием Гипоталамус, а господин Пимс, присваивая его труд, был на хорошем счету у вышесидящих инстанций. И частенько, сидя за рулем, Гипоталамус предавался розовым мечтам, розовым от разбавленной крови господина Пимса, который, в его воображении, уже столько раз попадал под колеса «декольте-супер» – крохотной малолитражки, которую Гипоталамус приобрел за полцены при распродаже имущества обанкротившегося сборщика металлолома. Гипоталамус страшился этих видений, отгонял их служебной молитвой, но яйцеобразная голова господина Пимса нет-нет да и возникала перед колесами, заставляя его судорожно хвататься за тормоз. Однако, появись он сейчас, Гипоталамус и глазом бы не моргнул!…

И во всем виноват будильник, старый будильник со скрипучим ходом и лязгающим боем. Подымавший по утрам чуть ли не всю колонию, на этот раз он почему-то не зазвонил.

Гипоталамус снова бросил взгляд на куклу-жену, затем покосился на лежавший рядом с ним на сиденье будильник: так кто же из них обрек его на позорную смерть? Стрелки показывали шесть с четвертью. Да, уже не успеть…

Нет, будильник не мог его подвести. Он был не просто семейной реликвией, а единственным сохранившимся вещественным доказательством его принадлежности к роду Гипоталамусов, вот уже триста пятьдесят два года несущему бессменную службу в семнадцатой секции восемьдесят шестого отдела. Как-то Гипоталамус заглянул в Явочный Журнал, и сердце его преисполнилось гордостью за свой род: на протяжении трех с половиной веков Гипоталамусы лишь дважды опоздали на службу! Впервые это случилось сто семьдесят три года назад, когда его прапрапрадедушка, сломав ногу, приполз в хранилище на двенадцать минут позже и, узнав, что он уже уволен, тут же испустил дух. Второй раз это было после Большого Толчка, когда многоэтажный блок семнадцатой секции рухнул, и прадедушка с опозданием в семь минут нашел среди обломков свое рабочее место. Но 6 связи со стихийным бедствием он отделался лишь понижением в должности, уступив место младшего архивариуса более расторопному прадедушке Пимса.

Гипоталамус еще раз взглянул на циферблат будильника: до офиса было еще двадцать три минуты ходу, а до начала работы оставалось всего одиннадцать минут! Предпринимать что-либо не имело смысла: машины двигались по центральной магистрали сплошным потоком, и, зажатый со всех сторон, «декольте-супер» Гипоталамуса фактически дрейфовал вместе с этой стальной лавиной…

Его страшило не увольнение которое произойдет автоматически: перед ним просто захлопнется дверь, и к ногам упадет желтый жетон. Самое ужасное – эго Самосуд в Большой Раковине, где ему придется простоять сутки с биркой на шее:

«ТЫ УКРАЛ У ОТЕЧЕСТВА ДВЕНАДЦАТЬ МИНУТ И НИКОГДА ИХ НЕ СМОЖЕШЬ ВЕРНУТЬ!»

Надписи составлял старый придворный поэт Бомбастикус, у которого были трафареты на все случаи «кражи»: «Ты украл у отечества четыре минуты, и никогда их не сможешь вернуть ты!», «Ты украл у отечества одну минуту и никогда не сможешь вернуть! Тьфу!» и т. д.

В старые времена, а точнее до Серого Мятежа, каждый прохожий должен был бросить камень в Большую Раковину, на дне которого находился опоздавший. Таким образом, никто не мог выстоять двадцать четыре часа, все кончалось гораздо раньше. После длительных дебатов в парламенте между «каменщиками» и «слюнтяями» – первые предлагали сократить время стояния, вторые настаивали на замене камней плевками – верх одержали последние. Сначала многим казалось, что это более гуманная мера наказания, но вышло наоборот. После отбытия наказания оплеванного отпускали на все четыре стороны – без работы, без дома, который, как и супруга, автоматически переходили к тому, кто занимал его место на службе, без друзей, которых приглашали первыми плюнуть в него и публично отречься, без средств к существованию. Оплеванный брел по городу с единственным желанием скорее умереть, но он не находил смерти, о чем заботилась приставленная к нему добровольная гражданская охрана. Однако некоторые ухитрялись все же броситься под колеса и таким образом наносили серьезный вред уличному движению. Поэтому милостивейшим указом было решено облегчить участь преступников: на дне Большой Раковины появился люк мусоропровода. Спустя двадцать четыре часа его открывали, и бедняга исчезал в нем, радостно ныряя в вонючую лужу слюны…

Таковы были перспективы у нашего героя, избежать же их можно было лишь одним способом: умереть сейчас, в этой лавине. Задача была не из легких – машины шли практически вплотную, лишенные возможности маневра, даже бросив управление, можно было не очень опасаться за свою судьбу: лавина все равно доставит тебя на место. Оставалось ждать развилки – Павлиньего Хвоста – где были какие-то шансы развернуться и врезаться во встречный поток. Гипоталамус принял это решение сразу, как только понял, что опаздывает, хотя и сознавал, что маломощный «декольте-супер» не способен развить хорошую скорость, и вся затея может окончиться дорожной аварией с вывихами, переломами, больничной палатой, после чего дорога опять приведет его к Большой Раковине…