Патриция Гэфни - Любить и беречь (Грешники в раю)

• Название: Любить и беречь (Грешники в раю)
• Автор: Патриция Гэфни
• Жанр: Исторические любовные романы

Она наконец встретила его – самого сильного и красивого мужчину в своей жизни. Но что делать, если он – священник, а она – замужняя леди? И хотя семейная жизнь Энн подобна аду, она не смеет дать волю чувству. Каждая новая встреча для них – безумная пытка. Страсти раскаляются до предела. И когда приходит ложное известие о смерти мужа, их близость становится неизбежной, принеся им великое счастье… и невыносимую боль. Но разве любовь может быть грехом?

И разве ад вдвоем не может стать раем?

---

Проходя мимо претенциозного, в стиле Тюдоров, дома мэра, Энни увидела, как открылась парадная дверь и Онория Вэнстоун вышла в сопровождении Лили Гесселиус. Как некстати, подумала Энни, замедляя шаг. Она собиралась пойти домой к Кристи, чтобы выяснить, где его черти носят, и ей не хотелось попусту тратить время, а в Уикерли, по ее мнению, не было никого, кто умел бы попусту тратить время лучше, чем Онория Вэнстоун.

– Леди д’Обрэ, какой приятный сюрприз! – воскликнула эта девица, едва завидев ее.

– Приятный сюрприз, – эхом повторила Лили, постоянная спутница Онории в последние дни.

Обе дамы дружно раскрыли зонтики, хотя зимнее солнце уже скользнуло за деревья, в серую дымку. Пока они обменивались соображениями о погоде и разных деревенских событиях, Энни отметила любопытную двойственность в отношении к себе Онории. Она уже так не лебезила и не заискивала, как раньше, и эта перемена наступила сразу после смерти Джеффри. Энни все еще оставалась леди д’Обрэ, но всем уже было известно, что новым виконтом и новым владельцем Линтон-Грейт-холла был Себастьян Верлен. Так какое же место на социальной лестнице следовало отвести вдовствующей виконтессе, у которой, похоже, не было гроша за душой? Растерянность Онории была забавна, но лишь до известного предела; она была настолько несносной, что Энни не доставляло удовольствия даже иронизировать над ней.

Онория, как она поняла, умела извлечь пользу для себя из самого тривиального разговора. Вот и на этот раз, едва покончив с дежурными любезностями, она сразу перешла к делу. С деланной улыбкой она спросила:

– Какие новости о Себастьяне, миледи? – Себастьян? Какая фамильярность!

– Пока ничего интересного, – ответила Энни и добавила, не удержавшись: – Я не знала, что вы были представлены кузену моего мужа.

На самом деле, насколько она знала, сам Джеффри встречался с Себастьяном Верленом только два или три раза в жизни.

Онория слегка покраснела и сказала:

– О, да, мы встречались в детстве, много лет назад, но я этого никогда не забуду. Себастьян – лорд д’Обрэ – приезжал в Линтон-холл с родителями.

– О, понимаю. Так вы встречались в Линтон-холле?

Короткое, но красноречивое молчание.

– М-м-м, в Линтон-холле, верно, – подтвердила Онория, неожиданно растерявшись, и немедленно сменила тему.

Глупая гусыня, раздраженно думала Энни. Возможно, Онория «встречалась» с будущим виконтом на улице, может быть, они дрались из-за мячика или куличика из грязи, может, вместе прыгали через лужи в течение получаса. И на этом основании он с тех пор навсегда будет «Себастьяном» для мисс Вэнстоун.

– Мы идем в магазин мисс Картер купить лент, пока он не закрылся, – выпалила миссис Гесселиус, как будто это была самая приятная прогулка, какую она могла вообразить. Впрочем, может быть, так оно и было. Лили была еще глупее, чем Онория, но по некоторым причинам Энни относилась к ней лучше. Кристи рассказал ей по секрету, что Лили была страшной кокеткой и доставляла бедному доброму доктору Гесселиусу немало хлопот, что не вызвало сочувствия в суровом сердце Энни: по ее мнению, человек, женившийся на разбитной, легкомысленной женщине много моложе себя, обычно получал, что заслужил. И все же Лили не была так уж плоха. Безвредную глупость можно легко простить; несмотря на все легкомыслие Лили, Энни иногда улавливала проблески сообразительности, которые, дай ей время, могли бы вырасти во что-то более значительное. Времени потребуется не так уж много, если она поймет, что может заняться чем-то более интересным, чем проводить время с такой особой, как Онория Вэнстоун.

– Значит, вы спешите, – сказала Энни, довольная тем, что встреча так быстро заканчивается. – Я не буду держать вас посреди улицы.

Она пожелала им доброго вечера и отошла от них прежде, чем они успели спросить, куда она направляется, хотя в Уикерли это все равно невозможно было удержать в секрете. Она не сомневалась, что не меньше дюжины пар глаз провожали ее взглядом, пока она шла по улице, срезала угол по газону перед домом Кристи, поднималась по мощеной дорожке и стучала во входную дверь.

Открыла миссис Ладд. У нее была мука на переднике и пепел на лбу, оставшийся там с Великопостной службы[14]. Кощунственная мысль мелькнула в голове у Энни: если бы она знала, что не встретится с Кристи сегодня за чаем, она, может быть, пошла бы утром на службу, и у нее на лбу тоже остался бы отпечаток его пальца.

– Здравствуйте, миссис Ладд. Преподобный Моррелл дома?

– Его нет, миледи, – запинаясь, ответила экономка. – Он поехал в Мэрсхед в полдень на крестины. Я думаю, он отправился прямо к Уйди, если поздно выехал обратно.

– Нет, его там нет, я только что оттуда.

– Ну, я надеюсь, с ребенком Дрейперов ничего плохого не случилось. Элли Дрейпер уже потеряла трех новорожденных, двух девочек и мальчика, уж больно они у нее хилые. Если она потеряет еще одного, это разобьет ей сердце. – Обе женщины поцокали языками и покачали головами, чтобы выразить сочувствие миссис Дрейпер. – Хотите, чтобы я передала что-нибудь викарию, миледи?

– Да, пожалуйста. Скажите, что я получила письмо от нового виконта и заходила, чтобы переговорить с ним об этом. Оно касается границ пасторской земли.

Это было правдой, она получила письмо.

– Скажите ему, я буду дома вечером, может быть, он зайдет обсудить это дело. Это весьма важно.

Это было неправдой; в письме Себастьяна говорилось, что она может поступать с пасторской землей как хочет.

– Конечно, скажу, – встревоженно кивнула миссис Ладд.

– Спасибо.

Энни улыбнулась своей будущей экономке, думая, что, к счастью, они нравятся друг другу, и ушла.

***

Когда Кристи расседлал лошадь, церковные часы пробили половину одиннадцатого, и, когда он вошел с черного входа к себе домой, его никто не ждал. Миссис Ладд оставила на кухне свет и еду в еще теплой духовке. Он с трудом заметил записку под канделябром на столике.

Итак, Энни приходила. Записка заставила его улыбнуться, в ней было милое коварство. Но он был рад, что не встретился с ней. Ему надо было сделать выбор, а стоило ему ее увидеть, как его способность мыслить здраво куда-то улетучивалась. Не снимая пальто, не поев – миссис Ладд, должно быть, забыла, что он сегодня постится, – он снова вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

Было первое марта, ветрено и довольно тепло; его мать сказала бы, что это погода для простуды. В облачном небе была видна луна, но не звезды. Весна уже чувствовалась, хотя еще отдаленно, в запахе потревоженной земли и в возне червей, копошившихся в садовом удобрении. Решительно миновав мощеную дорожку, ведущую в ризницу, Кристи обошел церковь, чтобы зайти в главный портал, потому что этим вечером он пришел в церковь как человек, а не как священник. Его приветствовали знакомые запахи камня, застоявшегося воздуха и умирающих цветов. Свет исходил только от высокой алтарной свечи, заключенной в красное стекло, теплый, но одинокий огонь. Его шаги по каменному полу главного нефа отдавались тихим эхом; он дошел до средокрестия и сел, слегка дрожа от внезапного холода.

Он попытался прояснить свои мысли. Сначала ему пришла на ум лишь молитва, которую он повторял всю дорогу домой из Мэрсхеда: «Благодарю, Господи, за спасение ребенка Дрейперов, прошу тебя, храни его».

Благодарю, Господи. Прошу тебя, Господи.

Постепенно темнота и полное безмолвие принесли ему некоторое умиротворение. Он подумал об Энни. Если бы он был католиком, он мог бы пойти к знакомому священнику и исповедоваться, очистить совесть, сохранив тайну. Впервые ему понравилась эта идея, и это было странно, потому что раньше подобный ритуал всегда казался ему возмутительным, почти святотатственным извращением таинства искупления. Теперь он видел преимущества: личный характер, быстроту и немедленный результат: отпущение грехов.

Трудность с отпущением грехов заключалась в том, что требовалось раскаяние. Грешник не должен был больше грешить. Но любовь Кристи к Энни никогда, даже в глубине сердца, не казалась ему грехом, и отказ от любви выглядел святотатством. Не происки ли это Сатаны? Он улыбнулся про себя, думая, как бы она разозлилась, если бы знала о его мыслях. Правду сказать, он никогда особенно не верил в Сатану, и концепция зла была для него скорее абстракцией, чем реальностью; в нее гораздо труднее было поверить, чем в существование милосердного и любящего Бога.

Энни шутила, что он и она напоминали Иисуса и Марию Магдалину. Сравнение с Христом смущало Кристи, он казался сам себе слишком ничтожным, но что сказать об Энни? Видит ли Бог греховность одного из своих созданий, которое не может верить? Нет, это невозможно; Кристи чувствовал всем сердцем, что Энни – дитя Бога. Тогда как любовь к ней может быть злом?

Соскользнув со скамьи, он встал на колени на деревянную молельную скамеечку и закрыл лицо руками. Ему казалось, что хаосу в его душе вот-вот придет конец. Он хотел тишины и покоя в сердце, чтобы услышать послание Бога, если оно будет.