Патриция Гэфни - Любить и беречь (Грешники в раю)

• Название: Любить и беречь (Грешники в раю)
• Автор: Патриция Гэфни
• Жанр: Исторические любовные романы

Она наконец встретила его – самого сильного и красивого мужчину в своей жизни. Но что делать, если он – священник, а она – замужняя леди? И хотя семейная жизнь Энн подобна аду, она не смеет дать волю чувству. Каждая новая встреча для них – безумная пытка. Страсти раскаляются до предела. И когда приходит ложное известие о смерти мужа, их близость становится неизбежной, принеся им великое счастье… и невыносимую боль. Но разве любовь может быть грехом?

И разве ад вдвоем не может стать раем?

---

– Пришел староста Найнуэйс, викарий.

Кристи резко поднял голову.

– Как же так? Сегодня же пятница, – запротестовал он. – Мы по пятницам не встречаемся.

Миссис Ладд беспомощно развела руками.

– И тем не менее он здесь со своей огромной книгой, и выглядит он – что твой святой Петр перед райскими вратами. Так мне впустить его или нет?

Кристи сильно сдавил голову ладонями, как бы пытаясь выдавить из нее раздражение. Когда он открыл глаза, экономка по-прежнему стояла перед ним, с невозмутимым лицом ожидая ответа.

– Да, конечно, – проворчал он, – просите. Только, пожалуйста, никакого чая, а то он будет сидеть до бесконечности.

Она ухмыльнулась:

– Да, совсем позабыла – сестры Суон заходили, когда у вас были Вутены.

Кристи застонал, а ее ухмылка расплылась на пол-лица.

– Не хотите узнать, зачем на сей раз?

– Нет. – Он лихорадочно убирал на столе. – Ну ладно, зачем?

Его ворчливый тон еще больше развеселил ее.

– Они собственноручно вышили для вас этакие маленькие нарукавнички, ничего затейливее вы в жизни не видели. Они говорят, это на ручки кресел в вашем кабинете. Я сказала, вы им страсть как благодарны и, наверное, захотите еще.

– Какая забота, – округлил глаза Кристи.

Его домоправительницу несказанно веселила хитроумная кампания, которую вела женская половина прихожан с целью убедить викария в том, что его образ жизни не правилен и что все, в чем он нуждается, – это домовитая рукодельница-жена.

Хихикая, миссис Ладд пошла звать церковного старосту.

Томас Найнуэйс, небольшого роста кругленький человек, выглядел обманчиво кротким. К своим обязанностям старосты церкви Всех Святых он относился с убийственной серьезностью. Правым глазом он немного косил и был похож на лягушку. Это злосчастное обстоятельство вызывало нездоровый и отнюдь не благочестивый восторг у некоторой части прихожан, в основном у мальчишек младше тринадцати лет.

Войдя в кабинет, он положил на стол Кристи свой объемистый церковный гроссбух и уселся в кресло.

– Прежде чем перейти к записям в книге за последнюю неделю, ваше преподобие, мне хотелось бы обсудить с вами один вопрос, – зловеще начал он.

– Конечно.

Кристи надеялся, что речь пойдет не о деньгах на реставрацию оконного витража с изображением святой Екатерины. Взносы по подписке шли туго, и Томас негодовал. Он действительно не понимал, как это может быть, чтобы людей так мало волновали целых две трещины на витраже.

– Собственно, вопросов два. Первый – насчет Великого четверга[6].

– А в чем дело?

– Некоторые из членов общины хотели бы возобновить традицию омовения ног.

Кристи уронил карандаш, который вертел в руках.

– Какую традицию?

– Омовения ног бедняков в церкви в четверг перед Пасхой, как напоминание о наказе, который Христос оставил ученикам во время Тайной Вечери.

– Но ведь эта традиция…

– Процветала вплоть до начала царствования Вильгельма III[7], которого не интересовали дела церкви.

– Ну и кто же конкретно…

– Некоторые из нас считают, что настало время восстановить традицию. Только для мужчин, ясное дело; нам не кажется уместным омывать ноги женщинам.

Кристи померещились его босые прихожане, сидящие на ограждении алтаря и моющие друг другу ноги.

– И кто же из членов общины настаивает на этом, гм, нововведении, Томас?

– О, многие, очень многие, и число их все время растет.

– Но кто же конкретно? «Да один ты такой и еще этот Брэйки Питт. Давай признавайся», – раздраженно думал Кристи.

– Ну, например, Брэйки Питт. Его голос очень весом, вы должны признать это. Есть и другие, но они более застенчивы.

Так-то лучше.

– Хорошо, Томас. Я обязательно подумаю над этим. Еще что-нибудь?

– Да, – сурово ответил староста, – второй вопрос касается Трэнтера Фокса. Из весьма достоверных источников мне известно, что в Пасхальную ночь он находился на публике в нетрезвом виде.

– Вот как? Ни для кого не секрет, что Трэнтер любит выпить. И что же он сделал?

– Этого я не знаю. Но, главное, он был замечен после полуночи, то есть Святое Воскресенье уже наступило, и некоторые люди хотели бы знать, какие меры вы собираетесь принять в связи с этим.

– Я должен принять меры?

Староста важно кивнул:

– Вы викарий.

– Это правда. Я не констебль.

– Но это же вопиющее нарушение церковных правил, – настаивал Томас, – и это еще не все. Во время пасхальной службы мне трижды пришлось подняться с места, чтобы прервать его сон, сопровождаемый громким храпом.

– Ну, не во время же проповеди, надеюсь.

Староста и не подумал улыбнуться.

– Мне известна ваша терпимость к такого рода безобразиям, викарий, – сказал он с глубоким осуждением. – Поэтому я не жду от вас решительных действий. Но я обязан довести это до вашего сведения. Это мой долг, а я стараюсь всегда исполнять свой долг.

Кристи сощурил глаза.

– Вы справедливый человек, Томас. Это прекрасное качество в церковном старосте. Позвольте спросить вас кое о чем. Когда, если не считать пасхальной проповеди, вы в последний раз видели Трэнтера Фокса на воскресной службе?

Найнуэйс провел рукой по своим коротко стриженным волосам серо-стального цвета.

– Не знаю точно. Месяц или два назад. Не могу вспомнить.

– Это было в ночь на Рождество.

– Ночь на Рождество! Вот видите! Разве это не свидетельствует…

– А знаете ли вы, Томас, что я уже год бьюсь над тем, чтобы Трэнтер чаще ходил в церковь? И вы считаете, – рассудительно спросил Кристи, – что сейчас, когда он впервые за четыре месяца перешагнул ее порог, я должен обрушить на него праведный гнев?

Староста попытался изобразить раздумье, но Кристи знал наверняка, что в действительности его устроила бы только расправа в старинном духе – с кандалами, позорным столбом и гнилыми фруктами, которыми разъяренные крестьяне забросали бы прикованного Трэнтера.

– Не знаю, что и сказать – за или против, – с сожалением произнес он наконец. – Просто я думаю, надо сохранять бдительность. Да, постоянно быть бдительным.

– И в этом, я, несомненно, могу положиться на вас. А теперь давайте посмотрим записи в книге.

Но не успели они начать, как вновь вошла миссис Ладд, на сей раз с письмом.

– Прошу прощения, викарий. Посыльный из Линтон-холла принес вам это.

– Извините, – пробормотал Кристи, не глядя на старосту, который при слове «Линтон-холл» весь напрягся, готовый умереть на месте, только бы узнать содержание послания.

«Его Преподобию Кристиану Морреллу, дом викария церкви Всех Святых», – было написано на конверте легким, но решительным почерком – не рукой Джеффри. Кристи вскрыл его и прочитал вложенное внутрь краткое приглашение.

«Джеффри и я будем счастливы, если Вы составите нам компанию за ужином сегодня вечером в удобное для вас время».

И подписано просто:

«Энни Верлен».

Он поднял глаза:

– Посыльный ждет ответа?

Миссис Ладд кивнула. Кристи взял лист бумаги из ящика стола. Подражая лапидарной манере ее светлости, он написал:

«Спасибо. Буду в шесть тридцать. Кристиан Моррелл».

Он изобразил на лице самую глубокую тревогу и сказал старосте Найнуэйсу:

– Мне чрезвычайно жаль, Томас, но, боюсь, мне придется уйти.

И это было самое приятное, что с ним случилось за день.

***

Линтон-Грейт-холл располагался не далее как в полумиле за последним коттеджем на Главной улице, его земли тянулись по берегам Уика и спускались на дно миниатюрной долины. Когда люди в Уикерли говорили «подняться в Холл», это не имело ничего общего с реальной топографией. Потому что деревня была расположена выше господского дома, а не наоборот, но это свидетельствовало о том уважении, которое крестьяне питали к своему лорду вот уже четыреста лет.

Кристи знал каждый поворот проселочной дороги, каждую просеку и каждую боковую тропинку. Путь был знаком ему во всех мельчайших подробностях не просто потому, что он постоянно ходил этой привычной дорогой, но и потому, что он вырос в этих местах.

Вдруг он увидел впереди фигуру человека, идущего навстречу. Когда они сблизились ярдов на сорок, он узнал Уильяма Холиока. Его завидный рост и ширина массивных плеч, твердая, уверенная походка и, конечно, черная с желтым овчарка, бежавшая у ног, безошибочно выдали его. Мужчины поравнялись, и Уильям снял шляпу, обнажив копну густых, песочного цвета волос, полукругом примятых от уха до уха тесным головным убором.

– Добрый вечер, викарий, – приветствовал он Кристи своим певучим тенором, который каждое воскресенье звучал в общем церковном хоре с силой и ясностью колокола.

– Как поживаете, Уильям?

– Наилучшим образом, сэр. Вы идете наверх в Линтон, позвольте спросить? – застенчиво добавил он, вертя шляпу в своих огромных пальцах.

– Да, меня пригласили на ужин.