Поль Феваль - Тайна Обители Спасения

• Название: Тайна Обители Спасения
• Автор: Поль Феваль
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-228-8

Париж, осень 1838 года. Приехавший из Германии господин Мейер, пытаясь сбыть украденные бриллианты Бернетти, становится жертвой убийства. Кто преступник? Кто станет владельцем исчезнувших драгоценностей?

Молодой судебный следователь Реми д'Аркс выходит на след убийц и... становится очередной жертвой преступного братства. Кто они – хозяева Обители Опасения? Неужели они неуязвимы?

Роковая страсть и нежная любовь, интриги, заговоры, преступления и тайны – вот что движет поступками героев и определяет их судьбы.

---

Укротительница была доброй женщиной: в этой галерее присутствовало и изображение ее покойного супруга, причем – в самой красивой рамке.

В сундуке лежал также портрет самой вдовы. Леокадия была запечатлена на яркой афише. Когда укротительница разворачивала этот большой лист, она всегда испытывала чувство гордости, смешанной с грустью.

– Нельзя вернуться в прошлое: надо жить настоящим, – думала вслух Леокадия, разглядывая афишу, на которой она была изображена в облегающем ярко-оранжевом трико. Ее окружали дикие звери, которые, казалось, восхищались изящной позой своей повелительницы.

Под афишей лежал диплом, который вдова получила в Страсбурге. Под ним находилась целая куча листков, исписанных неровным почерком укротительницы. Эти листки представляли собой полное собрание сочинений мадам Самайу. Дело в том, что она была еще и поэтессой.

Первым делом Леокадия разыскала стихотворение, которое она пропела под гитару Мориса во время их первой встречи. Глаза женщины увлажнились, пока она читала это четверостишие, так удачно выразившее тоску ее измученной души:

Ах, если бы меня мое зверье сожрало!

Все лучше, чем терпеть такую муку.

Меня проглотят – и любви как не бывало!

Палач мой будет осужден на вечную разлуку.

– Теперь с этими глупостями покончено, – прошептала вдова, вытирая слезы. – Сейчас я люблю Мориса материнской любовью!

Наконец, под стихами, на дне сундука, покоился пакет, в котором лежали деньги и ценные бумаги.

Взяв пакет, мамаша Лео свалила все остальное обратно в сундук, заперла его и поставила на место.

– Я надеялась, что скопила деньжат на старость, – произнесла вдова грустно, но решительно. – Да видно, не судьба... Все мое богатство пойдет прахом. Чтобы устроить побег, нужны немалые деньги: каждому тюремщику надо дать на лапу. Наверное, в моем возрасте уже поздновато снова сколачивать состояние... Но это все неважно! Если мне не удастся снова разбогатеть, я умру в нищете, только и всего! Зато я спасу моего дорогого мальчика!

С пакетом под мышкой укротительница вышла из своего вагончика и направилась в балаган.

Очевидно, Эшалот спал не больше хозяйки, поскольку, стоило ей постучать в дверь, он тотчас же открыл.

Тем временем уже рассвело. Сказав, что она последит за Саладеном, мамаша Лео отправила Эшалота за кофе с молоком в одну из тех забегаловок, которые не закрываются ни днем, ни ночью.

Вскоре они позавтракали. И Эшалот, и вдова волновались, словно солдаты перед сражением, однако это отнюдь не лишило их аппетита.

Ели они молча. Наконец вдова сказала:

– Все, закрываем лавочку.

– Но ведь сегодня должны прийти господин Гонрекен и господин Барюк... – заметил Эшалот.

– Пошли они к черту! – вскричала мамаша Лео. – Мне наплевать, понял? Ты знаешь, о чем я сейчас думаю. Эта мысль вытеснила у меня из головы все остальные. Послушай, парень, я, конечно, встречала людей поумнее тебя, но ты предан мне, а это – главное.

– Если бы я только мог пожертвовать собой... – начал было Эшалот.

– Успокойся! – махнула рукой укротительница. – Пока не надо... Нам нужно обделать довольно деликатное дельце, понимаешь? Засовывай своего карапуза в сумку. Ты пойдешь со мной.

– О, как я рад! – воскликнул Эшалот. – Но как же лев?..

– Черт с ним! – решительно заявила Леокадия. – Пусть подыхает, если хочет! А балаган пусть сгорит ко всем чертям! Собирайся! Мы начинаем войну!

XXIII КАБАЧОК «СВИДАНИЕ В ФОРС»

Мне кажется, что у современного Парижа много достоинств: улицы стали широкими, город наполнился воздухом и светом. Конечно, на это потребовалось много денег, но, как известно, чистота – превыше всего. Одним словом, Париж стал гораздо опрятнее.

Однако когда создавалось одно, разрушалось другое. То очарование, которое было присуще старому городу, исчезло.

Появились новые роскошные бульвары, вдоль которых стоят только богатые дома. Они по-своему красивы, и все же я вспоминаю иной Париж, не такой современный и прилизанный, Париж, в котором дворцы не стеснялись соседства лачуг.

Тот Париж принадлежит истории. О каждом его доме можно было рассказывать легенды. Сейчас от него осталось лишь несколько островков, побродить по которым полезнее, чем прочитать несколько толстых ученых книг.

Я вспоминаю мансарду, в которой была написана моя первая книга. Это произошло в 1840 году. Как быстро летит время! Мое окно выходило на улицу Паве, и из него был виден особняк Карнавале, в котором жила мадам де Севинье[11]. Боюсь, что это чудное здание постигнет печальная участь многих других домов: его начнут реставрировать. Раньше на этом месте стоял особняк Карла Лотарингского – родовое гнездо Гизов[12].

Из моего окна был виден также особняк Ламуаньон, построенный Карлом Девятым[13] для герцога Ангулемского, сына Мари Туше[14], о котором велеречивый Таллеман де Рео[15] говорил: «Он стал бы величайшим человеком своей эпохи, если бы не был таким мошенником».

Когда слуги требовали свое жалованье, герцог Ангулем ский отвечал им: «Негодяи, разве вы не видите эти четыре улицы у моего особняка? Здесь же так удобно просить милостыню у прохожих!»

Тем не менее, существование этого высокородного жулика может оправдать тот факт, что в его спальне появился на свет суровый адвокат Людовика Шестнадцатого месье де Мальзерб[16].

Наконец, из моего окна можно было увидеть живописные крыши особняков Комон и Бриен. В самом деле, выглядели они весьма симпатично, и это доказывает, что форма порой серьезно расходится с содержанием. Дело в том, что в этих особняках была тюрьма.

Таким образом, я жил по соседству с Форс, в которой сидел когда-то наш друг лейтенант Морис Паже.

Из моего окна можно было разглядеть много интересного. Например, я видел, как танцевал в своем салоне герцог де Лозен[17], я видел маленькое окошко в особняке Бриен, за которым томилась несчастная принцесса де Ламбаль[18]... Да разве все перечислишь!

Прямо под моим окном находилась стена, назначение которой долгое время оставалось для меня загадкой.

Потом я узнал, что ее построили в связи с многочисленными побегами заключенных. Они скрывались через сады, раскинувшиеся как раз возле того дома, где я жил.

Дошло до того, что весь квартал охватила паника, и жилье на нижних этажах моего дома сдавалось за смехотворно низкую плату.

Однако стена перекрывала лишь один путь, и узники продолжали преспокойно убегать другой дорогой.

Положить конец этому безобразию можно было только одним способом: надо было разрушить Форс.

Итак, вернемся к нашему повествованию, а точнее – к событиям того утра, которое последовало за днем посещения другой тюрьмы – заведения доктора Самюэля. Было девять часов.

В Париже по-прежнему стояли холода, мостовые покрывал грязный снег.

Улица Сисиль, по которой в то время можно было быстрее всего попасть на площадь у Пале-Рояль, была почти безлюдна.

Главный вход в тюрьму находился в здании под номером двадцать два по улице Паве. Неподалеку стояла будка, в которой мерз часовой. Он охранял служебный вход с улицы Сисиль.

На углу улицы Сент-Антуан располагалась забегаловка, которая позаимствовала название у своей мрачной соседки. На вывеске кабачка было написано: «Свидание в Форс. Лере. Продажа лимонада, вина, водки и ликеров».

Все окна забегаловки были занавешены – кроме одного, ближайшего к углу дома. Отсюда можно было одновременно наблюдать и за служебным входом на улице Сисиль, и за главным – на улице Паве.

У этого окна сидел молодой человек, бледный и грустный. Он внимательно следил за тем, что происходит снаружи.

На молодом человеке был типичный костюм парижского рабочего. Однако нежное лицо юноши, в белизне которого было что-то болезненное, абсолютно не соответствовало рабочей блузе и фуражке.

Надо признать, что юноша был очень красив. Не ускользнуло это и от проницательных глаз Жозефа Лере, хозяина «Свидания в Форс». Принеся стакан подогретого вина, заказанного подростком, Лере заявил:

– Послушайте, молодой человек, вы не похожи на простого рабочего: очень уж у вас гладкая кожа. Если бы в Форс еще оставались политические заключенные, я знал бы, что вас сюда привело. В прежние времена к нам часто наведывались красавчики вроде вас.

– Я только что из больницы, – спокойно ответил подросток.

Его голос был таким же нежным, как и кожа. Однако в нем слышались решительные нотки. Поймав любопытный взгляд кабатчика, юноша добавил:

– И мне совсем не хочется туда возвращаться.

– В больницу? – уточнил Лере. – Что касается меня, то я там никогда не был. Я человек здоровый. Такие, как я, попадают в больницу только перед самой смертью. Я бы каждому пожелал быть таким крепким. Пейте вино, пока оно не остыло. До полудня вы можете спокойно сидеть здесь и смотреть в окно, а потом тут начнут собираться постоянные клиенты.