Ильяс Есенберлин - Хан Кене

• Название: Хан Кене
• Автор: Ильяс Есенберлин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1978

Третья книга трилогии «Кочевники» казахского писателя Ильяса Есенберлина. Это — широкое эпическое полотно, воссоздающее историю казахского народа, начиная с XV века и кончая серединой девятнадцатого столетия.

---

Почуяв вкусное, даже еж разворачивается. Сунул я немного денег уряднику и попросил устроить встречу с ней. Тот уж, кто веру променял, чего за деньги не сделает. Пустил он как-то ко мне Алтыншаш. Оказывается, она меня связанным вместе с Сейтеном видела, когда вели нас мимо ее дома. Сказала, что всю ночь проплакала потом.

Короче говоря, хоть и выросла она среди чужих, готова жизнь отдать за сородичей. А меня считает сподвижником отца и дяди, согласна бежать со мной в родные степи.

Когда я сообщил о нашем решении Фондерсону, тот заартачился, хотел даже наказать Алтыншаш за неблагодарность. А потом махнул рукой: «Сколько волка не корми — все в лес смотрит!» К тому же, отправляя меня с таким заданием к мятежникам, он рассудил, что, если вернусь я в степь с дочкой самого Тайжана, мне больше веры будет. Вот я женился на ней и еду сейчас в стан Кенесары…

Конур-Кульджа, слушая его, только руками взмахивал от восторга:

— Ай, молодец!.. Значит, и волки сыты и овцы целы. Да еще молодая жена в придачу!

Ожар ухмыльнулся:

— Как говорят мудрые люди: «Если время хитрит, как лиса, — превратись в легавую, чтобы настигнуть его!»

— А ты не забыл, что становящийся ногами на две лодки — тонет? Будь осторожней, особенно в ауле Кенесары. У этого волка зоркий глаз. Кроме того, не один Кенесары опасен…

* * *

— Кто там сейчас из видных людей, помимо родственников старого Касыма?

— Многие склоняются к нему. — Конур-Кульджа помрачнел. — Я слыхал от верного человека — продавец всяких мелочей он у них там… Из известных батыров у него сейчас конечно же Агибай, затем из рода алтай — Тулебай; из табына — Бухарбай, из баганалы — Кудайменде, кипчак Иман-батыр. Недавно Жоламан-батыр, сын Тленчи, прислал к нему своего племянника — молодого батыра Байтабына — и заверил, что тоже присоединится к нему с табынцами…

— Да, времена настали! — Ожар усмехнулся. — Это правда, что даже баб принимает он в свое войско? Говорят, его сестра Бопай оставила мужа-султана, отпрыска самого Вали-хана, захватив шестерых детей и весь свой скот, чтобы помогать ему…

— А чего тут удивляться. Если сыновья Касыма — волчьей породы, то и дочери — волчицы. Эта Бопай таскает при себе всегда копье и командует джигитами получше любого батыра. Сейчас она кружит все вокруг аула Вали-хана, куда ее выдали замуж…

Ожар задумался, потом почесал себя за ухом.

— Если Бопай в стане своего брата, то Жанайдар-батыр тоже там…

— Почему ты так думаешь?

— Разве ты не слышал, мой ага-султан, о Бопай и Жанайдаре:

— Слышал что-то в молодости…

— Прямо вторые Козы-Корпеш и Баян-Слу они были. Только старый Касым-тюре не отдал ее Жанайдару, потому что из черни был он.

— Уж за это винить его не приходится! — воскликнул Конур-Кульджа.

— Да, но, несмотря на шестерых детей от другого, она до сих пор с коня падает при имени Жанайдара. Да и он бледнеет при одном упоминании о ней. Так что они наверняка сошлись у Кенесары. Об этом не мешает помнить…

— Ты что, хорошо знаешь ее:

— Нет, просто видел как-то на поминках усопшего Байгобека. Такая же, как брат, — светловолосая, с серыми глазами. На белом коне все ездила, и ни один джигит не мог обогнать ее…

Вспомнив о чем-то, Ожар внимательно посмотрел на ага-султана:

— За исключением Жоламана Тленчи-улы, все перечисленные вами батыры — люди прямолинейные, с распахнутой душой. Да и богатством особым никто из них не располагает…

Конур-Кульджа согласно кивнул.

— А примкнул ли кто-нибудь к нему из состоятельных людей — наших или киргизских манапов?

— Из состоятельных немного, да и то под угрозой. Среди них Муса Шорманов, Елемес Жакупов, Бабатай Асылгазин. Остальные выжидают событий… Да, еще из Каркаралинского округа Кудайменде Казин, а из баян-аульцев Таймас Бектасов, которого столкнули недавно с должности волостного управителя…

— Таймас Бектасов?

Видно было, что невозмутимого до сих пор Ожара взволновала эта новость.

— Что это с тобой? — спросил Конур-Кульджа, искоса глядя на Ожара.

— Нет, ничего. Просто я немного знаю его…

— А отчего ты так испугался? — не отставал ага-султан. — Вы что, враждуете с этим Таймасом?

— Нет, мы плохо знаем друг друга… — Ожар оглянулся на дверь, и наконец решился. — В прошлом году, когда схватили нас с Сейтеном и везли в Омск, мы ночевали в доме этого самого Таймаса…

— Ну и что?

— Я все боялся тогда, как бы не унюхал он чего-нибудь. Теперь, если он у Кенесары…

— Если не боишься еще кого-нибудь, можешь ехать. Неделю назад этот Таймас направился от Кенесары к батырам Жоламану и Иману, на берега Иргиза и Тургая. К Кенесары, очевидно, присоединятся и аулы, кочующие по Светлому Жаику и Ори. Так что вернется этот Таймас оттуда не раньше осени. Пока топором замахнется, полено вывернется. За это время сам сумей войти в доверие, чтобы клеветой казалось все, что скажут про тебя плохого… Ну, а если пронюхают кое-что, покайся тоже наполовину. Скажи, что хочешь искупить вину, жену бери в свидетели собственной искренности!..

Конур-Кульджа даже хрюкнул от удовольствия, рисуя будущую картину поведения Ожара в стане Кенесары.

— Если Таймас далеко, то не страшно… — Ожар явно приободрился. — Больше никого я не опасаюсь. На всем пути до самого Омска и потом, пока не повесили Сейтена, мы ни с кем не встречались. А он все унес в могилу, что думал обо мне.

— Вот видишь! — согласился с ним Конур-Кульджа.

Ожар продолжал говорить о том, что ему делать и как вести себя у мятежников.

— Значит, вокруг Кенесары в основном те, у кого отобрали земли или лишили пастбищ. — Он прищурился. — Если под котлом сильный огонь — он быстро закипает. Но быстро закипевшее быстрее и стынет…

Ага-султан помрачнел, покачал головой:

— На этот раз мятеж не похож на случайную вспышку, которая гаснет сама собой. Сам знаешь, кто встал во главе. И давно уже молчат они. Видно, готовят что-то. А у него там, кажется, неглупые советники…

* * *

— Какие советники?

— Разные… Не слышал, наверно, что у него отдельный отряд из беглых русских и башкиров? Среди них, говорят, такие, что умеют лить пушки, изготовлять порох и пули. А в советниках у него Сайдак-ходжа, изгнанный из Бухары, и какой-то польский офицер, из сосланных за бунт. Похоже на разбойничью шайку, куда принимают всех, кто захочет.

— Ну, что будет, то будет! — Ожар, словно отметая все свои сомнения, махнул рукой. — Остается договориться, как я буду передавать все начальству. Главное мое поручение — сообщать о всех планах Кенесары. Это не просто…

— Да уж… Я знал, что кто-то должен приехать из наших людей для этого, но не думал, что ты. Значит, растешь, возвышаешься. Скоро меня, старика, по службе обгонишь!

— Только с вашей помощью, мой ага. Ваш ум и достоинства всегда служили мне примером!

— Ладно, присмотрись еще. Может быть, и не полностью выучился. — Конур-Кульджа снова хрюкнул от самодовольства. — Как же будешь доставлять мне свои донесения?

— У меня имеется три верных человека, помогавших взять Сейтена. Самен, Жакуп и Сакып зовут их. Все они давно уже у Кенесары. Их я и использую, а на месте найду еще кого-нибудь…

— А как мне узнать их? Не станешь же им, как барану перед случкой, надевать мешочек для отличия?

— Надевать не стану, а вот когда не будет кысе — для украшения, чакча же и нож будут прицеплены к поясу с правой стороны, а не так, как обычно, значит, это мои люди.

— А почему не будет кысе?

— Ведь молодым людям ни к чему украшения на поясе, и это сразу бросится в глаза.

— А ты, оказывается, науку до конца усвоил. Тут и я бы не догадался так осторожничать!

— Покуда жив Кенеке, разве забудешь эту науку. — Ожар хоть и назвал шутливое прозвище Кенесары, говорил очень серьезно. — У него глаза беркута, с красными жилками…

Он встал, чтобы попрощаться.

— Ты не будешь есть? — удивленно спросил Конур-Кульджа.

— Нельзя попадаться людям на глаза. Жене я сказал, что у меня здесь дело есть к одному аульному жителю. Теперь пора идти. Так будет лучше…

— Ну, тогда счастливого тебе пути.

* * *

Четыре дня пронежился Конур-Кульджа на пуховых подушках у молодой жены и только потом вернулся в Акмолинскую крепость к своей байбише…

* * *

Подъезжая к воротам крепости, он встретился в возвращающимися из похода сыновьями — Жанадилом и Чингисом. Выполняя приказ генерала Талызина, они со своим отрядом доехали до возмущенных аулов Тнали-Карпыкской и Темешской волостей. Встретив крупные силы мятежников, Жанадил и Чингис побоялись двигаться дальше и вернулись под защиту крепостных стен.

В сказке мачеха посылала пастушка за золотым альчиком с расчетом, что Мыстан-кемпир — злая старая волшебница — убьет его. Ага-султан при виде живых и здоровых сыновей почувствовал то же, что и эта мачеха, увидевшая из окна возвращающегося пасынка. Особенно раздражен он был независимым видом Чингиса, которого видел уже в мечтах без головы. Все больше багровея с каждой минутой, ходил он из угла в угол своей канцелярии и постукивал плетью по блестящему сапогу. Сыновья молча смотрели на него.