Владимир Дружинин - Два и две семерки

• Название: Два и две семерки
• Автор: Владимир Дружинин
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

Границы нашей страны сильно изменились. Сплошная цепь враждебных капиталистических государств, опоясывавших Советский Союз, рассыпалась. Теперь большинство наших соседей — страны, строящие социализм. Но капиталистическое окружение продолжает существовать и кое-где непосредственно подступает к нашим границам.

На боевом посту по охране государственных интересов нашей Родины стоят воины-пограничники. Немало написано уже о их героических делах и, наверное, еще немало будет написано. Ведь если сузились возможности империалистических разведок по организации провокаций на границе, то наши расширившиеся связи с зарубежными странами позволяют им засылать своих агентов под видом туристов и коммерсантов. Но пограничники и здесь дают им отпор.

О боевых буднях пограничников сегодняшнего дня вы и узнаете из повестей, помещенных в этой книге.

---

Так и оказалось, — Стецких печально листал старый журнал. Гостиная — крохотная комнатушка выгороженная застекленными стенками — вся наполнена атмосферой душевных страданий лейтенанта. Екатерина Павловна — жена Чаушева — дала ему чаю с коржиками и вернулась к себе, — к стопке ученических тетрадок по естествознанию.

— Ваше приказание выполнено…

Котьку лейтенант разыскал. Незнакомец, заказавший сигналы, говорит грубым голосом, коренаст, называл Котьку «салагой». Серый пиджак, расшитая рубашка. Котьке она понравилась, и узор на вороте и на груди, красный с синим, он запомнил.

— Отлично! — крикнул Чаушев. — Отлично! — Он благодарно улыбнулся лейтенанту. — А Соколов?..

— Обещал приехать.

— Ладно… Ну вот, а вы сразу, — анекдот!

Таким же тоном прошлой ночью — да, всего сутки тому назад — Чаушев сказал ему «а вы сразу — взыскание!» Это по поводу сигналов, принятых Тишковым. Стецких потупился. Сутки сплошных неудач!

— Садитесь. — Рука Чаушева мягко легла на его плечо. — Пока нет Соколова…

Гостиная располагает к беседе. Сколько перебывало здесь людей! Одни — это большей частью родители школьников — идут к Екатерине Павловне. Другим нужен совет Чаушева, своего друга.

Стецких слышит поразительную новость. Человек в сером пиджаке, заключивший с Котькой пари, казалось шуточное, — опасный преступник, главарь банды.

— Да, на первый взгляд, невинная штука! Расчет был довольно тонкий. Но Лапоногов не знал, что он и вся компания на прицеле у нас, давно на прицеле.

Стецких подавлен. Он уважает логику; она неизменно покоряет его. В том, что говорит Чаушев, логика безупречна. Возразить решительно нечего.

— Видите, как полезно бывает выходить за ограду порта, да и вообще… Вообще знать жизнь.

Стецких испытывает стыд и острое желание исправить свой промах, исправить сейчас же, не медля ни минуты. Пускай с опозданием, но присоединиться к операции. Вступить в последнюю, решающую схватку с бандой. Что-то совершить… Чаушев безжалостно разбивает его мечты.

— Вам поручение, — слышит Стецких. — Наведайтесь в районный Дом пионеров. Вам соберут ребят, и вы… Попроще только, поживее… Расскажите им про «лягушатник», — это очень важно. Ведь фарцовщики используют детвору.

И Чаушев пояснил, как спекулянты примечают мальчишек, завязывающих обмен значками, марками, затем вмешиваются в разговор: «Марки? Могу вам достать целую серию. А что еще интересует?»

Старинные часы в гостиной вздыхают, хрипят, — собираются бить полночь. Раздается звонок в парадной.

Это Соколов.

Чаушев, ликуя, выложил ему плоды поиска. Удивления на лице капитана не отразилось, — оно стало лишь немного мягче, спокойнее.

— Все соответствует, — промолвил он. — За Лапоноговым глаз все время, так что…

Он мог бы пояснить, — человека в сером пиджаке видели в субботу на «лягушатнике», видели, как он толковал о чем-то с мальчиком. Глаз за этим человеком давно. Но Чаушев не нуждался в пояснении.

Соколов отставил стакан, аккуратно, без стука, опустил в него ложечку, закрыл портсигар с головой Руслана на крышке, и во всех этих движениях была красноречивая для Чаушева, спокойная завершенность. А породить ее могло лишь полное совпадение данных, полученных из разных источников, касающееся и личности человека в сером пиджаке, и его поведения в субботу, на «лягушатнике».

— Картина ясная, — раздельно отвечает Соколов; его озабоченный тон мешает Чаушеву насладиться в полной мере своим успехом. Что смущает капитана? Разве не пора стягивать петлю, захлестнуть всю компанию, вместе со Старшим?

— Нет, — качает головой Соколов. — Подождать придется. Еще денек.

— До ухода «Франконии»?

— Да.

— Что-нибудь насчет буфетчика?..

— Большой бизнес, — пожимает плечами Соколов, а подполковник мысленно досказывает. Надо присмотреться к этому большому бизнесу. Недаром на борту «Франконии» — разведчик, маскирующийся официантом в буфете.

— Странный бизнес. — Капитан переводит дух, словно готовясь произнести длинную речь. — Ничего не покупают здесь. Продают пока только. Собирают деньги.

14

Утро. Чаушев отправляется на службу.

— Дядя Ми-и-ша! — тоненько, на одной ноте тянет Юрка, догоняя подполковника.

Гулко хлопают по асфальту большие Юркины сандалии, купленные на рост.

— А, юнга! — улыбается Чаушев, — Что, каникулы скоро? Радуешься?

— Скоро, дядя Миша.

— Табель выдали?

— Нет еще, дядя Миша… Дядя Миша, а племянник тетки Натальи нашелся. Пропадал который.

— Вот и хорошо, — кивает Чаушев.

— Дядя Миша, вы тогда верно сказали, — тараторит Юрка. — Вы сказали: «Давай обождем, искать не будем пока…» Вот если бы не пришел… Тогда тревога, дядя Миша. Да?

«Положим, тревога была, — думает Чаушев. — Когда-нибудь Юрка узнает. Сейчас, пожалуй, рано ему, многого не поймет».

Только позавчера, тотчас после отхода «Франконии», закончила свое существование шайка Форда, и лица, события все еще перед глазами.

Грузный, с глазами навыкате, щекастый Ланг, похожий в своем зеленом плаще на большую лягушку… Возвращаясь на теплоход, он нес в чемодане пуховое одеяло. «Подарок родственницы», — объяснял он, посмеиваясь. Трогательная старушка воображает, что в каюте холодно! Скрывая беспокойство, господин Ланг следил за пальцами таможенника, ощупывающего одеяло.

Двенадцать тысяч рублей извлекли из одеяла. Их зашила Абросимова по приказу Лапоногова, — все деньги, причитавшиеся господину Лангу за проданные блузки, галстуки, отрезы, белье. Двенадцать тысяч новенькими советскими бумажками, как видно, срочно нужными кому-то за рубежом для снаряжения какой-либо тайной вылазки на нашу землю. Оружие, карты, рацию изготовили, а вот новых советских денег не хватило.

Господин Ланг вряд ли остался в накладе. Недаром на борту «Франконии» находился тот, с военной выправкой, в сюртучке буфетчика… Он не сходил на берег, — это и не требовалось. Разведка наверняка оплатила хлопоты господина Ланга. Он убрался отсюда, целый и невредимый, но у него уже нет здесь партнеров — «родственницы» Абросимовой, двуликого Форда — Лапоногова.

Раза два, любопытства ради, Чаушев присутствовал на допросе главаря шайки. Он все отрицал сперва. Однако среди кредиток, найденных в одеяле, оказались те, что попали от Абросимовой к Вадиму. Номера сошлись… Кроме того, на квартире у Лапоногова было обнаружено денег — советских и иностранных — и разных ценностей на девяносто семь тысяч рублей.

— Эх, стал бы я скоро стотысячником, кабы не вы! — признался Лапоногов капитану Соколову.

— И что же? Остановились бы?

— Вы не поверите, гражданин начальник, — потупился Лапоногов. — А на что мне больше!

— Не поверю, — отрезал Соколов. — Ведь Форд — миллионер.

— Так то настоящий… Опротивел мне бизнес, гражданин начальник. Ну их, деньги! Морально тяжело.

Нет, стяжатель не остановится. Жадность его безгранична. Чаушев с брезгливостью вспоминает спекулянта, изображавшего душевный перелом и раскаяние.

Недели через две будет суд над шайкой. Дело о ней будет завершено, папки с бумагами лягут на полки архива. Да, в юридическом смысле это конец, точка. А по-человечески… Ставит ли точку жизнь и когда?

Вчера Чаушев зашел к Лесновым.

Леснов молодцом, уже три тысячи операций на счету. Вышел из печати объемистый труд по хирургии. Член научных обществ Лондона, Рима, Стокгольма. И что хорошо, — он так же прост, скромен, как прежний Леснов, судовой врач на грузовом пароходе. Я, мол, чернорабочий, камни из печенок вынимаю. Вот у пограничников всегда интересные новости! И все за чайным столом умолкли, глядя на Чаушева. Бывало, он рассказывал такие интересные истории!

Рассказал и на этот раз. Про шайку Лапоногова, про Валентина, про Гету, — конечно, не называя имен. Гета сидела против Чаушева, и он увидел, как она побледнела. Жестоко, может быть? Нет, он не мог, не должен был умолчать…

Старшие Лесновы — те ничего не заметили. Им и в голову не пришло, что эпизод из мира преступления и сыска, из мира столь же далекого от них, как льды Антарктики, может иметь хотя бы малейшее отношение к дочери.

— Насчет студента я имел беседу с директором института и в комитете комсомола, — сказал Чаушев. — Парня оставят на учебе.

Он осторожно выбирал слова и поэтому выражался суше, чем обычно.

— А как с девицей? — воскликнула мать Геты. — С нее как с гуся вода! Ух, я бы эту бесчувственную тварь!..

Каштановые волосы Геты все ниже, ниже опускаются над чашкой, вот-вот упадут в чай.

— В уголовном кодексе, — ответил Чаушев, — нет статей, карающих за нечуткость, за эгоизм, так что органы правосудия в данном случае…

— Вы хоть внушили ей? — перебила мать Геты. — Или она пребывает в святом неведении, эта…

— Теперь ей уже известно, — дипломатично, стараясь не глядеть на Гету, молвил Чаушев.