Юрий Долгушин - ГЧ [Генератор чудес]

• Название: ГЧ [Генератор чудес]
• Автор: Юрий Долгушин
• Жанр: Научная Фантастика

Научно-фантастический роман Юрия Долгушина “Генератор чудес”, опубликованный в предвоенные годы в журнале “Техника — молодежи”, имел большой успех и явился заметным этапом развития советской научной фантастики.

---

Но это механика. Электрический резонанс сильнее; он может действовать на самую крепкую в мире систему — на атом.

…Если самый быстроходный современный самолет на полном ходу врежется в скалу, пострадает немного скала, вдребезги разобьется самолет, но ни один атом камня или металла не будет нарушен.

А электрический резонанс…

Железо начнет резонировать.

Чуть заметный поворот другой ручки — и мощность колебаний усилится. Электроны атомов железа, попавшие в плен резонанса, метнутся вон, станут вылетать из своих орбит!

Равновесие атома нарушится.

Атом железа перестанет быть атомом железа: он станет атомом марганца, хрома, ванадия, титана…

Николай перенес «ГЧ» на стол у окна, поставил его на ящик. Куда направить луч? Надо быть осторожным: кто знает, что может случиться, если он проскользнет мимо железного бруска, положенного на край подоконника и упадет на человека!

За окном было уже темно. Розоватый кусок мутного столичного неба нависал сверху, сжатый с боков силуэтами двух ближайших зданий. Они казались огромными. В пролете между ними белел освещенный фонарем фасадик старого двухэтажного дома на другой стороне улицы, а где-то, еще дальше за ним, высилась черная глыба какого-то большого здания. Вереница широких окон в верхнем этаже его была ярко освещена, и в самом последнем окне, справа, маячила черная фигурка человека, очевидно, стоящего на возвышении.

Николай взял бинокль. Человек жестикулировал, стоя перед пюпитром, что-то говорил, обращаясь, очевидно, к аудитории, которая не могла быть видна отсюда. Человек стал ориентиром для Николая. Бинокль сдвинулся чуть вправо и здание оборвалось темным углом. Да, там никаких построек больше нет. Это небо.

Туда, мимо угла здания, вверх, в мировое пространство, Николай направил объектив своего аппарата. Потом он опустил штору, поставил на пути луча железный брусок и включил ток. Повернул ручку настройки. Серым светом зажглась свинцовая лампа.

Сейчас — резонанс…

Что ж, ждать нечего. Тут все должно происходить мгновенно.

Он протянул руку, пощупал прохладный кусок металла, расчерченный косыми полосками — следами пилы.

Так, все нормально, ничего и не должно быть.

Потом прибавил мощность, чуть-чуть…

Ничего.

Больше. Полделения шкалы. Целое деление. Два, три, пять…

Николай прошелся по комнате, стал набивать папиросу.

Так… Волна железа вычислена неправильно Ничего, есть медь, есть алюминий, молибден, цинк, бром, цезий — всё есть!

Он положил медь, повернул стрелку на цифру «29», потом чуть сдвинул настройку влево, затем вправо.

Он ощупывал, рассматривал металл. Отковыривал резцом маленькие стружки, клал в пробирку, пробовал в реакциях.

Медь оставалась медью. Цинк — цинком. Химически чистым, настоящим цинком. Сурьма — сурьмой, вольфрам — вольфрамом.

Бледный, усталый, обросший светлой щетиной, с блуждающими глазами и необычной складкой растерянности у рта, Николай упрямо продолжал свои пробы. От элементов он перешел к химическим реакциям. Потом к дрожжевым блокам под микроскопом.

Ни в чем не обнаруживалось влияние лучей. Только счетчик Раевского, включенный через усилитель в цепь репродуктора, отсчитывал едва слышные удары, указывая на присутствие какого-то слабого излучения.

Николай сдался, когда были исчерпаны все возможные способы проверки.

Он вдруг почувствовал слабость, как будто только сейчас, сразу ушли от него — вся энергия мысли, все нервное напряжение, что много дней так щедро вкладывал он в эту бесплодную работу, веки сомкнулись, голова бессильно склонилась к обнаженному баллону, мерцающему свинцовым туманом, и пальцы, продолжавшие бессмысленно сжимать ручку настройки, с досадой судорожно крутнули и оставили ее.

Только теперь сомнение, граничащее с отчаянием, потрясло мозг.

«Ошибка… Неужели принцип неверен?..»

Несколько секунд стоял так Николай над своим созданием, закрыв глаза, ощущая лбом тепло баллона.

Мысли о генераторе, так долго заполнявшие мозг, вдруг одна за другой начали воровато выскальзывать из утомленной головы. Теперь они стали чуждыми, злыми, враждебными, и мозг изгонял их…

Вот и все…

Лишь мгновение длилась страшная легкость покоя. Уже в следующий миг пустота начала заполняться. На смену ушедшему из темных тайников памяти вышло то, что стояло на очереди. Перед мысленным взором Николая возникли неразгаданные таинственные знаки:

LMRWWAT

ГЛАВА ШЕСТАЯ РИДАН ПРЕДЪЯВЛЯЕТ ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

— Как дела, товарищи? Можно поздравить с успехом?

Четверо сотрудников лаборатории встречают Ридана улыбками. Пятый жмет руку профессора с серьезным, пожалуй, даже мрачноватым видом. Это дело характера. Одних победа делает веселыми, другие, наоборот, становятся сдержанными и торжественными.

— Вот смотрите, Константин Александрович!

Ридан склоняется над клеткой и внимательно рассматривает стоящую в ней собаку. Та отвечает таким же внимательным взглядом и осторожно помахивает хвостом. Собака — как собака. Только на голове виднеется кольцевой шрам, почти заросший шерстью. Ридан открывает дверку и, лаская собаку, ощупывает шрам — след операции.

— Ну, Жучка, как вы себя чувствуете? Можете выйти погулять.

Он вынимает из кармана халата горсть мелких сухариков, дает животному понюхать, съесть несколько штук; потом бросает один сухарик подальше, другой подкидывает вверх. И все следит за собакой, за ее движениями.

Наконец он с довольным видом оглядывает сотрудников.

— Здорова ведь? Как полагаете, Андрей Андреич?

— Здорова, — отвечает мрачный. — Двадцать шесть дней после операции. Вот посмотрите, это номер сто восьмой. — Он протягивает Ридану книгу, где записаны ежедневные наблюдения за собакой: вес, температура, количество съеденной пищи и т.д.

— Не хочу никаких записей. Здорова — и прекрасно. Сколько у вас вот таких «жучек» получилось?

— Сейчас десять, — отвечает один из молодых аспирантов. Другой добавляет уверенно:

— Теперь все будут такие!

Ридан решительно поднимается.

— Ну, спасибо, друзья. Значит, техника операции освоена. Что ж, давайте приступим к опыту.

Через час они начали этот замечательный опыт, которому суждено было прогреметь на весь медицинский мир. Сложная операция, блестяще разработанная сотрудниками института, состояла в том, чтобы проникнуть в глубь мозга животного. Нужно было вскрыть череп, обнаружить большие полушария и приподнять мозг так, чтобы обнаружилось самое основание его — «серый бугор» и гипофиз. Потом снова уложить полушария на свое место и заживить нанесенные раны.

Первые попытки произвести такую операцию казались безнадежными. Животные погибали. В лучшем случае они жили несколько дней, парализованные или утратившие какие-нибудь жизненно важные функции. Но люди не сдавались. Они искали причины тяжелых поражений и устраняли их. Точное знание анатомии, искусство оператора, изобретательность физиолога, техника — все было мобилизовано. Животные стали выздоравливать. Наконец появились «жучки», которые даже не болели после операции. Это было то, чего ждал Ридан. Теперь он приступил к задуманному опыту.

Собака, усыпленная эфиром, положена на операционный стол. Специальные зажимы схватывают и фиксируют в определенном положении ее голову.

Люди в халатах и масках действуют быстро и точно. Каждый хорошо знает свою роль.

Разрез кожи на голове. С левой стороны обнажается череп. Теперь на голову опускается блестящий никелем прибор. Включается ток, и внутренняя часть прибора начинает медленно поворачиваться. Жужжит колесико циркулярной электропилы, вырезая овальное отверстие в черепе.

Извлечена жидкость, заполняющая свободные полости мозга. От этого мозг сокращается в объеме и начинает отставать от черепа, как ядро высыхающего ореха от скорлупы.

Наркотизатор переворачивает голову собаки затылком вниз. Мозг отделяется от своего ложа. Небольшой нажим тупым инструментом — и обнажается серая бугристая поверхность, пронизанная пульсирующими сосудами; в самой глубине зияющего тайника мозга темнеет гипофиз — маленькая железа, регулирующая рост животного и выполняющая много других еще неведомых функций.

— Готово!

Ридан тоже готов. У него в руке пинцет, сжимающий маленький, величиной с горошину, стеклянный шарик. Туда, в раскрытую щель мозга, в небольшое углубление у «серого бугра», около гипофиза, профессор кладет свой шарик.

— Есть, опускайте, — говорит он. Крышка черепа осторожно закрывается.

Операция закончена. Зашита кожа на голове. Шарик остается в мозгу.

Собака переносится в другую комнату: тут она проснется от наркоза. Тут будет есть, пить, ждать своей судьбы.

На операционный стол кладут другую собаку, потом третью… На десятой работа заканчивается. Пяти из них заложены стеклянные шарики в область «серого бугра», пяти другим ничего не заложено, только приподнят и снова опущен на место мозг. Эти пять — контрольные. Теперь будет видно, как отразится на здоровье собак раздражение, вызываемое давлением стеклянного шарика в одном пункте центральной нервной системы. Контрольные покажут, какие явления будут вызваны самим хирургическим вмешательством.