Эмма Дарвин - Математика любви

• Название: Математика любви
• Автор: Эмма Дарвин
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семенного Досуга»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-966-343-602-9

Праправнучка Чарлза Дарвина (1964), росла в Лондоне, Нью-Йорке и Брюсселе. «Математика любви» – первый роман, который она начала писать уже после того, как у нее появилось двое детей.

1819 год. Стивен Фэрхерст, искалеченный в битве при Ватерлоо, возвращается в свое поместье Керси-Холл. Он пытается забыть ужасы войны, сохранив лишь воспоминания о своей тайной трагической любви…

Жарким летом 1976 года пятнадцатилетняя Анна приезжает к дяде в сельскую школу, которая находится на территории старого поместья. Здесь в ее жизнь входят двое мужчин: фотокорреспондент Тео, страсть к которому вспыхивает в ней с невероятной силой, и Стивен Фэрхерст – в письмах полуторавековой давности…

Безумно трогательная история об удивительной связи прошлого и будущего, в которой есть место для войны и боли потерь, для пылкой страсти и искупительной силы любви.

---

– Тебе не следовало тратить на него деньги, – заявила она дрожащим голосом, как если бы вдруг рассердилась на меня. – Он все равно испортит его.

– У него получается очень хорошо. Ему понравилось раскрашивать альбом.

– Дай-ка посмотреть, – заявила она, протягивая руку. Та была пурпурно-красной и тоже дрожала. Белль действительно была разгневана.

Я подала ей альбом.

– Совершенно бесполезная вещица, – сказала она. – Боюсь, она не научит его ничему хорошему. – С этими словами она развернула альбом, разорвала и швырнула обрывки на пол.

Она расправила плечи и судорожно сжала руки, словно хотела, чтобы они перестали дрожать. Через несколько секунд она сказала, тщательно выговаривая слова:

– Анна, пожалуйста, не покупай ему больше ничего, предварительно не посоветовавшись со мной. А уж я разберусь, нужно это делать или нет. Я уверена, ты меня понимаешь. Ты производишь впечатление разумной девушки. А сейчас я, пожалуй, прилягу. У меня очень болит голова. Прошу тебя, немедленно отправь его вниз. И никогда не позволяй подниматься сюда без разрешения.

Она вышла, и я услышала, как она тяжело спускается по ступенькам. Сесил с грустью смотрел на обрывки альбома у наших ног. Он снова присел на корточки и принялся перебирать страницы, пока не нашел кораблик и расплывшегося кролика.

Деда Мороза он даже не искал. Вдруг он вскочил на ноги, выронил листы из рук и выбежал за дверь. Я слышала, как его босые ноги с мягким стуком протопали по ступенькам.

Мне было плохо, я злилась на нее, как если бы она взяла и ударила мальчика, но поделать ничего не могла. Даже при том, что это Рей присматривает за мальчиком, а вовсе не она. Во всяком случае, предполагается, что присматривает. Я наклонилась и стала подбирать страницы. Я нашла и Деда Мороза: он лежал лицом вниз, но упал на пробковый коврик для ванной и потому нисколько не размазался. Я сложила остальные листы вместе, положила Деда Мороза сверху и вернулась в свою комнату. Если Сесил не захочет, чтобы я снова склеила для него альбом, то, по крайней мере, я помогу ему развесить эти рисунки по стенам.

Я выдвинула верхний ящик комода, чтобы взять клейкую ленту, и под письмами неожиданно обнаружила свой пенал. Как же его звали? Ага, Стивен Фэрхерст. Он так и подписался внизу первой страницы: «Ваш покорный слуга Стивен Фэрхерст». Черные строчки заблестели, когда на них упали солнечные лучи. «Моя дорогая мисс… моя дорогая.. мисс Дурвард», – прочла я. «Я был счастлив получить ваше письмо…»

Пытаясь разобрать написанное, я скользила взглядом по черточкам, завитушкам и мелким буквам, которые выводила его рука, рука Стивена Фэрхерста. На мой взгляд, он злоупотреблял закорючками вместо «и»[30] и после цифр ставил буквы «-й» и «-х». И еще было великое множество длинных слов. Чернила на некоторых из них уже побледнели и выцвели. А потом вдруг следующее слово оказывалось черным и жирным, как будто у него высыхало перо и он снова обмакивал его в чернильницу.

Учитывая замысловатые обороты речи и выцветшие чернила, мне иногда нелегко было понять, что же именно он хотел сказать. Впрочем, спустя некоторое время он начал писать об армии, о сражении, названия которого я не разобрала, и о какой-то мельнице.

…Мои солдаты организованно отступили со своих очень выгодных позиций, прямо через равнину, занятую французской кавалерией, только ради того, чтобы 7-й полк не оказался в окружении…

…Здесь я вынужден прерваться, чтобы благополучно отправить это письмо по назначению из рук вашего покорного слуги

Стивена Фэрхерста.

У меня заболела шея, потом закололо в затылке, а голову словно стиснул железный обруч. Я решила, что все эти описания армейских будней не стоят усилий, которые я прилагаю, чтобы разобрать его почерк. Впрочем, мне и в самом деле хотелось узнать, что же дальше случилось с этим Стивеном, но очередное письмо было слишком уж длинным, а голова у меня по-прежнему раскалывалась от боли. Поэтому я сунула письма обратно в ящик и задвинула его на место. Оглядевшись по сторонам и снова увидев картинки Сесила, я вспомнила, с какой злобой Белль рвала его альбом, и вдруг испугалась, а головная боль стала просто невыносимой.

Мои знакомые остались довольны площадью Гранд-Пляс, гостиницей «Отель де Билль» и собором Нотр-Дам-дю-Саблон, так что моя тщательно разработанная экскурсия была принята благосклонно, и я получил приглашение присоединиться к ним за обедом в гостинице «Лярк-ан-сьель». Табльдот мадам Планшон был столь же изобилен, как обычно, и мисс Дурвард, как я заметил, оказалась единственной, кто не воспользовался его преимуществами в полной мере. Когда в теплой гостиной, в которой царил полумрак, меренги и сладкий крем сменили turbot аи sauce champenois[31] и каплуна, фаршированного трюфелями, я ничуть не удивился тому, что по мере того, как понижается уровень пива в его бокале, Барклай все медленнее ворочает языком. Оказывается, оно пришлось ему по вкусу, да и веки его супруги отяжелели, бросая тень на ее раскрасневшиеся щечки и лениво двигающиеся губы.

– Прошу простить меня, майор, – заявила она, вставая из-за стола. – У меня разболелась голова, и, вероятно, после путешествия я все-таки устала несколько сильнее, чем думала вначале. Вы меня извините, если я покину вас?

– Вам не за что просить прощения, – откликнулся я, открывая перед ней дверь. – Надеюсь, завтра утром вы будете чувствовать себя лучше.

Внезапно она протянула мне руку.

– Я очень рада, что мы здесь… – Барклай с трудом вылез из-за стола и, покачнувшись, направился к двери. – Нет, нет, Джордж, спасибо, не беспокойся. Я вполне доберусь до кровати сама. Доброй ночи, майор. Доброй ночи, Люси.

Была только половина восьмого, и на улице еще даже не начало темнеть. Мы беседовали о том о сем, и если Барклай и выглядел сонным, то уж никак не настолько привязанным к своей супруге, чтобы озаботиться состоянием ее здоровья и последовать за ней. Они с мисс Дурвард пересказывали мне происшедшие в Дувре события, о которых я читал в «Ле Мониторе» и свидетелями которых они стали, когда их багаж грузили на корабль «Королева Каролина», причаливший к берегу под протестующие вопли недоброжелателей нового короля.

– Они бежали рядом с каретой, бросая розы в ее открытое окошко, – сказала мисс Дурвард. – И более всего усердствовали женщины… – Она потерла лоб. – Как здесь душно!

Она встала и подошла к окну, но защелка никак не желала поддаваться и даже прищемила ей палец, так что она вскрикнула «Да провались ты!», после чего с обиженным видом отошла в сторону, морщась и потирая ушибленное место.

– Почему оно не открывается? Это сделано специально? Я всего лишь хотела подышать свежим воздухом!

Я подошел к ней.

– Могу я вам помочь?

– Нет, я сама справлюсь, – ответила она и вновь взялась за защелку. Еще один рывок, протестующий визг петель, и наконец окно распахнулось. В комнату хлынул прохладный вечерний воздух.

Она высунулась наружу, глубоко дыша и наблюдая за городскими обитателями Брюсселя, вышедшими на вечерний моцион.

– Нет, этого явно недостаточно, – заявила мисс Дурвард, отворачиваясь от окна. – Мне необходимо выйти на улицу.

Дверь гостиной приоткрылась, и в комнату бочком вошла гостиничная служанка. Сделав реверанс, она обратилась к Барклаю:

– Мадам передает вам свои наилучшие пожелания, месье, и просит незамедлительно пройти к ней в комнату.

Тот удивленно воззрился на нее.

– О да, конечно, очень хорошо, – пробормотал он, поднимаясь на ноги. – Люси, прошу простить меня. Майор, рад был познакомиться с вами. – И с этими словами он вышел.

– Ах, какая досада! А я так надеялась убедить его составить мне компанию и прогуляться, – с сожалением воскликнула мисс Дурвард. – Интересно, что там стряслось у Хетти…

– Может быть, ей всего лишь нездоровится.

– Вероятно. – Она прошлась по комнате, словно бы для того, чтобы успокоиться. – Пожалуй, я несправедлива к ней. Ей и в самом деле необходима поддержка. Что же, в таком случае, я отправлюсь одна. Я ни за что не останусь в четырех стенах в такой чудесный вечер, как сегодня, особенно если учесть, что я впервые покинула Англию.

– Мисс Дурвард, прошу меня простить, но ваша сестра… Быть может, она опасается, что вы подвергнетесь некоторой опасности.

На лице у нее появилось озадаченное выражение, но потом она весело расхохоталась.

– Неужели вы думаете, что она волнуется о моей безопасности? Или о приличиях? Но ведь вы знаете Брюссель лучше любого из нас. Мне здесь действительно ничего не угрожает?

– Не более чем в любом другом городе в такой час. Но женщины, с которыми я имею честь быть знакомым, не ездят за границу без всякого сопровождения, в особенности если они не замужем… – Я умолк, потому что она отвернулась, подошла к креслу, на котором лежали ее вещи, и начала укладывать альбом в свой ридикюль. – Мисс Дурвард, если вы твердо решили выйти на улицу, то разрешите мне хотя бы сопровождать вас!