Сергей Челяев - Ключ от Дерева

• Название: Ключ от Дерева
• Автор: Сергей Челяев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-007840-4

Встанет однажды у крыльца твоего мертвый конь, везущий на себе смертельно раненного седока, – и сбываться станет не то, чего хотел ты. Другое. Темное, страшное, безжалостное... Не уйти от Судьбы. Не избежать предначертанного. Одно остается – принять то,что принять должно. Отправиться с мудрыми друидами в погоню за безжалостными зорзами-оборотнями. Говорить с Привратниками миров и королевой ужей Эгле. Воевать. Убивать врагов. Оплакивать убитых друзей. Идти вперед. К тому, что еще только будет сказано. Ктому, что еще только будет сделано...

---

Когда друид проснулся, за окном уже было темно. Путы на нем ослабли, но руки, как и прежде, были перехвачены за локти, и он никак не мог пропустить между ними ноги. Перед Лисом лежали краюха хлеба, большой ломоть сыра и, самое главное, стояла белая квадратная плошка с чистой водой. По ней на маленькой соломинке разъезжал бесстрашный рыжий лесной муравей, занесенный сюда невесть каким ветром. Друид округлил щеки и легонько дунул, чтобы и воду не расплескать, и от непрошеного нахлебника избавиться. Затем он с наслаждением осушил добрую половину плошки, но, откусив сыра, почувствовал легкий привкус плесени. Желудок Лисовина тут же тревожно заурчал, и друиду пришлось умерить свой пыл. Затем неожиданно отворилась дверь, и друид быстро закрыл глаза, притворившись спящим.

Когда он приоткрыл их вновь, то обнаружил, что прямо на столе уселись два существа, в одном из которых, несмотря на темноту, он узнал Гвинпина (его круглый черный бок слегка обгорел). Второе существо заслуживало особого внимания, его Лисовин видел впервые. Рядом с Гвинпином сидела кукла, одетая в мышиного цвета костюм с манжетами на рукавах, на ногах красовались ботфорты, а на шее – широкий плоский воротник, почти закрывающий плечи. На голове куклы был невысокий остроконечный колпак, расшитый серебряными звездами из фольги. Вершину колпака увенчивала кисточка, а на руках франта были белые матерчатые перчатки. Куклы сидели, свесив ноги, на краю стола и тихо беседовали. Видимо, они продолжали разговор, начатый еще на улице. Голос у куклы был сухой, надтреснутый, и он весьма гармонировал с длинным острым носом и высокими скулами. Что-то в его облике было от старого худосочного орла, заложившего в ломбард свои полысевшие крылья. Лисовин, однако, привык не доверять первому впечатлению, особенно если дело касалось говорящих кукол. При всем своем критическом отношении к Гвину Лисовин отдавал должное его великолепной реакции и массивному острому клюву, которым деревянная кукла как-то на глазах у друида расколола толстую ветку для костра. Правда, при этом у Гвинпина был такой вид, словно он не менее других был поражен произошедшим.

Беседовали куклы тихо, на друида они не обращали внимания, уверенные, что он крепко спит. Гвинпин в чем-то настойчиво убеждал собрата, а тот молча слушал, изредка вставляя отрывистые замечания, подобно охрипшей, каркающей вороне. Лисовин не сумел сразу определить для себя, друг или враг Гвинпинов собеседник, поэтому он продолжал притворяться спящим и лежал, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Я с тобой уже битый час говорю, Мастер, – возмущенно твердил Гвинпин, болтая ногами на весу. – Даже человек бы уже понял.

– Что понял? – хрипло спросил его собеседник.

– Да все, все, Мастер! Я слышал, как они говорили с Птицеловом там, в поле возле замка. У меня в голове все перевернулось.

– Раньше ты его называл Хозяином, даже мысленно, – проговорил Мастер.

– А ты не укоряй прошлым, – отрезал Гвинпин. – Хозяином я считал Кукольника, а Птицелов – его Хозяин, но не мой. Они меня отослали, как собачонку ненужную, да еще и с выгодой для своих дел темных.

– С каких это пор куклы обсуждают дела людей, тем более – своих хозяев? – бесстрастно спросил Мастер. Он даже не глядел на собеседника.

– У меня нет теперь хозяев, – заявила мятежная кукла. – Создатель не удосужился представить меня хозяевам, он просто выделил для меня тело, которое еще неизвестно кто изготовил. Теперь я сам решаю, с кем мне дружить и куда ходить, но я никогда больше не заберусь на опостылевшую мне сцену веселить мужланов и сельских юродивых.

– Но ведь это – предназначение кукол, Гвиннеус…

– Никто не знает мое предназначение, даже я сам, – запальчиво прошипел Гвинпин. – Но ты, Мастер, ты сам рассуждаешь о порядках и законах, и сам же ставишь людей над куклами, Мастер, избранный своим народом.

– Театр Кукольника – еще не весь народ, – спокойно констатировал его невозмутимый собеседник.

– Правильно, но еще сроду не бывало, чтобы кукла не помогла кукле, ссылаясь на интересы людей.

– Ведь ты просишь не за себя, Гвиннеус, а за людей.

– Люди людям рознь, ведь и среди кукол также частенько попадается дрянь. Но сейчас я вижу, может быть, немного шире, чем ты, Мастер. Те, кому ты сейчас служишь, затеяли нехорошее, причем, насколько я это понимаю, они собираются насолить чуть ли не всему роду людскому. Все большое всегда начинается с малого, и сейчас, захватив в плен хорошего человека, которого я немного знаю, они уже чуть-чуть сдвинули чашу весов в свою сторону.

При этих словах Лисовин мысленно закатил вверх глаза и усмехнулся, даром что усмешка получилась кривой. Мастер, однако, видимо, что-то уловил, потому что он наклонился вперед и долго разглядывал друида, который тут же добросовестно засопел.

– Сейчас он спит, чары его замутили, – горячо молвил Гвинпин, – а завтра, может быть, его ждут пытки и мучения, и это ты обрекаешь его на них, Мастер, ты со своими рассуждениями о равновесии и предопределенности. Может быть, за это люди когда-нибудь проклянут кукол.

– В любом случае без нас они не обойдутся, – твердо сказал Мастер, однако проницательный Лисовин почувствовал, что уверенность старшины кукол уже поколеблена.

– Конечно, – скорчил язвительную гримасу Гвин. – Уже сейчас в людском мире считается, что куклы необходимы только для детей, для их фантазий и развлечений. Люди стали делать кукол по своему образу и подобию, и они же сами и пугают друг друга своими искривленными обликами. Даже ты, Мастер, дай Создатель тебе долгой и счастливой будущности, даже ты, которого куклы здесь избрали своим старшиной, сделан как Кукольник.

– Я не его подобие, я просто в его облике, – тихо промолвил Мастер, и Лисовин навострил уши. – Кроме того, Кукольник – не человек в привычном для тебя понятии этого слова.

– А кто же он тогда? – недоверчиво пробормотал Гвинпин.

– Он наш Хозяин, кто бы он ни был, – отрезал деревянный аристократ. – Разве тебе не все равно, ведь это другой, чужой нам народ? Кукол не интересует судьба других народов. У них свой путь.

В иные времена Лисовин давно бы расхохотался, во всяком случае, поставил бы заносчивого кукольного королька, каким ему виделся собеседник Гвина, на подобающее ему место. Но вместе с тем бородач не мог себе представить Мастера, висящего на гвозде в грязной каморке старого комедианта. Он, безусловно, был сильной личностью, и место его было среди сильных людей или других существ. Сейчас от него, видимо, как-то зависела свобода Лисовина, и Гвинпин, похоже, твердо решил ее добиться. Где в это время находились зорзы, Лисовин не знал, да и не очень печалился о них.

– В свою очередь я хочу спросить тебя, почтенный Гвиннеус. Почему тебя отпустил Хозяин и зачем тебе свобода этого пленника? Стоит ли она нашего благополучия, ведь Закон кукольного народа говорит о том, что нет зла превыше вреда Хозяину. Что ты на это скажешь?

Мастер все так же молча смотрел прямо перед собой немигающими стеклянными глазами, и его ноги слегка покачивались над лежащим друидом.

– Твой Хозяин – слуга Птицелова, он для них царь и бог, поэтому и отпустил меня, – страшным шепотом заговорил Гвинпин. – Кукольник даже не знал об этом, и он, наверное, даже не заметил моего отсутствия. Птицелов дал мне поручение к этим людям, потому что они – друиды, жрецы лесов. После этого я мог идти на все четыре стороны, никому я уже не был нужен.

– Ты ведь мог и вернуться обратно, – одними губами прошептал Мастер. Он словно беседовал сам с собой, почти не глядя на Гвинпина. Лисовин окончательно открыл глаза и теперь мучительно соображал, для чего зорзы дали свободу Гвинпину, свободно разгуливающему в их лагере.

– Насколько я знаю мир людей, – с присущей ему самоуверенностью заявил Гвинпин, – даже их собаки не возвращаются, когда хозяин их не ценит. Пусть бьет, пусть колотит, держит в голоде и холоде, но пусть берет на охоту, пусть хвалится ею при гостях. Птицелов тут же забыл обо мне, как только убедился, что я выполнил его поручение, а Кукольник имеет свое мнение только когда Птицелова нет рядом. Оказывается, среди людей ходят разные слухи о них, а называют их зорзами. Я был в деревне, где они учинили странные и страшные вещи, совсем не подумав, что обрекают сотню жителей на смерть от истощения. Все это я понял только потом, когда этих селян спасли друиды, в том числе и этот рыжий бородач. Зорзы – враги людей, но они вредят не сознательно, а походя, как человек раздавливает зазевавшегося муравья, может быть, даже не желая ему зла, просто не заметив, что ли…

– У них могут быть свои счеты, а куклы не вмешиваются в дела людей, – бесстрастно ответствовал Мастер.

– Это так заведено было раньше, – упрямо заявил Гвинпин. – Я знаю Закон кукольного народа, тот, который ты упоминал. Но есть еще обычай, который не нарушила ни одна кукла с минуты своего Сотворения. В решении спорного вопроса между куклой и человеком или каким-нибудь другим существом кукла-судья всегда встанет на сторону сородича. Нет высшей справедливости, чем голос и закон крови.