Александр Чаковский - У нас уже утро

• Название: У нас уже утро
• Автор: Александр Чаковский
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1964

---

– Сколотить команду, – ответил Нырков, будто ждал этого вопроса. – Антонова – шкипером. Рыбак – что надо, люди его уважают. Я тоже в эту команду пойду. Ещё рыбаков подберём… Поставим задачу: перешибить Весельчакова…

Доронин внимательно слушал Ныркова, не спуская с него глаз. «Он дело говорит, – думал Доронин. – Надо, чтобы люди хозяйствовали над морем, а не наоборот. Надо не только чувствовать себя хозяевами этой земли, но и практически стать её хозяевами. Очень хорошо, отлично! Молодец Нырков!»

Тут же Доронин вспомнил свой сегодняшний разговор с секретарём райкома. «То, что предлагает Нырков, в сущности, и есть то самое, что советовал Костюков. Значит, он и с Нырковым успел поговорить?»

Некоторое время все молчали. За окном неистовствовал шторм.

– Письмо отправил, Нырков? – вдруг спросил Доронин. Нырков нисколько не удивился.

– Отправил, – сказал он, – жду ответа.

– Приедет, – убеждённо сказал Доронин.

– Должна приехать, – согласился Нырков; он немного помолчал и добавил:– И другие должны приехать. Я говорил кое с кем. Письма пишут, зовут. Я так думаю, что эти письма – не просто семейное дело, а политическое.

Доронин снова пристально посмотрел на Ныркова и, как тогда, в лесу, опять почувствовал к нему что-то похожее на нежность.

Он встал и подошёл к окну. Там, за стеклом, клубилась тьма. Море по-прежнему кипело.

Налетел дикий порыв ветра. Лампочка сразу сбавила накал.

– Как бы флот в ковше не побило, – тихо сказал Черемных.

Буря усилилась, хотя и за минуту до этого казалось, что она достигла предела. Загремел гром. Окно то и дело освещалось яркими вспышками молнии.

Нырков встал и молча вышел из комнаты.

Через несколько минут на лестнице раздался громкий топот. Вбежал мокрый с головы до ног Нырков. Казалось, что вода течёт не только с его одежды, но из глаз, носа, ушей…

– Флот, флот крепить надо! – крикнул Нырков.

Втроём они побежали на пирс. Ливень сбивал с ног. При вспышке молнии Доронин увидел, что десятки людей бегут к стенкам ковша. Другие уже крепили суда. Молния то и дело освещала мокрых людей, туго натянутые канаты, рулевые рубки на катерах и гладкий, точно залитый асфальтом, пирс…

Только под утро Доронин, Нырков и Черемных вернулись в комнату. Они так промокли, что даже не чувствовали этого.

– Подведём итоги, – устало улыбнулся Доронин, усаживаясь в кресло. – Как будто ничего не побило? Все цело?

Ему никто не ответил.

– Спать надо, – пробурчал Черемных, – какие там итоги! Несколько минут они сидели молча, прислушиваясь, как мало-помалу затихала буря.

– Что ж, – тихо сказал Нырков, – партийное собрание считаю закрытым.

ГЛАВА VII

Раньше других деревьев завяла ива. Сначала на ней пожелтели отдельные листья, а потом и кроны её стали жёлтыми, точно маленькие луны.

Быстро сдала и японская берёза. Словно и не помышляя о сопротивлении, она покорно склонилась перед далёкой ещё зимой, услужливо посыпая ей путь золотисто-жёлтыми листьями. И только дуб, как будто решивший стоять насмерть, по-прежнему гордо и уверенно носил свой летний наряд.

Лето кончилось!

Солнце, ещё по-прежнему яркое, уже не согревало землю, небо все дольше оставалось ясным, голубым, исчезли туманы, полупрозрачная синеватая мгла повисла над сопками, буро-жёлтая трава покрылась паутиной, точно кисейным чехлом…

Меж высоких трав вырос белый повейник, на ползучем дубовом кустарнике листья твердели, покрывались морщинками и звенели, когда налетал ветер. Земля по утрам становилась твёрдой и звонкой… В тайге зацвели диковинные, яркие, точно сгустки крови, цветы. По-особому шумел густой лес на сопках…

В море стала ловиться глубоководная треска. Её ловили «ярусами» – сотнями крючков с наживкой.

Тресколовный «порядок» вымётывали с полного хода судна утром, когда бледно-розовый край солнца показывался из-за сопок.

Потом становились на якорь, близ буйка, и команда готовила себе пищу. Часа через два или три выбирали «порядок» из моря и, сняв с крючков треску – огромную безобразную рыбу, – сбрасывали её в трюм.

Ловили и камбалу. Из морских глубин поднимали на поверхность плоскую, сплюснутую с боков рыбу. Речники, впервые видевшие камбалу, удивлялись тому, что один её бок приспособлен для лежания на дне, а другой обладает свойством менять окраску в зависимости от среды. Поражались тому, что глаз камбалы способен перемещаться в зависимости от того, на каком боку она лежит.

Сначала всему этому удивлялись, а потом привыкли.

Постепенно привыкли ко многому, что раньше казалось пугающим и чужим: к бурному, коварному, холодному морю, к изменчивой погоде, к свирепым штормам – ко всему, что отличало суровую природу этого острова от привычной, знакомой с детства природы материка.

…А план по-прежнему не выполнялся: то не хватало команд, чтобы всем выйти в море, то часть команд отказывалась идти из-за волнения на море, то, наконец, ударял настоящий шторм, и тогда действительно нечего было и думать о лове. Правда, Антонову нередко удавалось выполнить план. Но неизменный успех сопутствовал только Весельчакову. Он почти каждый день выходил в море и всегда возвращался с хорошим уловом.

На комбинате его побаивались, уважали, но не любили.

По вечерам Весельчаков часами бродил по пустынной пристани, вглядываясь в море.

Однажды Черемных спросил его, что он делает каждый вечер на пирсе.

Улыбнувшись своей наглой и вместе с тем подобострастной улыбкой, Весельчаков ответил, что составляет прогноз погоды. По вечерам от него всегда пахло сакэ – японской водкой.

– Метеорологам не доверяете? – спросил Черемных.

– У меня своя синоптика, – чуть покачиваясь, ответил Весельчаков, – извольте, доложу, а то опять скажут – не хочу поделиться.

Он заложил руки в карманы и продекламировал: 

Коли солнце красно вечером,
Рыбаку бояться нечего.
Солнце красно поутру —
Рыбаку не по нутру. 

– Сильно? – спросил Весельчаков и, не дожидаясь ответа, продолжал: 

Ходят чайки по песку,
Рыбаку сулят тоску,
И пока не влезут в воду,
Штормовую жди погоду. 

Черемных старался понять, издевается над ним Весельчаков или действительно верит в свои приметы. А тот вдруг вытянулся и сказал подчёркнуто официальным тоном:

– Прошу передать эту премудрость товарищу директору. Как бы это сказать – опытом делюсь! Моя синоптика точнее всякой метеорологии.

– Это стишки-то?

– Зачем стишки, – будто обиделся Весельчаков, – у меня система есть. Строго научная. Вот вы мне скажите: почему наши колдуны всё время не то предсказывают?

– Здесь погоды переменные, – уклончиво ответил Черемных.

– А вы всё-таки скажите, – не унимался Весельчаков, – правды-то было процентов на тридцать, не больше?…

– Ну и что из этого? Метеорологи у нас молодые, аппаратура несовершенная.

– Точно, точно! – обрадовался Весельчаков. – Ну, а я их предсказания наоборот переворачиваю.

И Весельчаков, расхохотавшись прямо в лицо Черемных, нетвёрдой походкой пошёл к сопкам.

Метеорология действительно очень часто путала все расчёты.

Каждый вечер Доронин тщательно готовил завтрашний выход в море. Иногда ему удавалось подготовить и укомплектовать людьми до восьмидесяти процентов всего наличного флота.

Но нередко случалось так, что синоптик приносил «штормовое предупреждение», и людей приходилось перебрасывать на другие работы. Обиднее же всего было то, что предупреждения зачастую оказывались напрасными, – погода стояла безветренная и тихая, а люди были уже распущены. С наступлением осени ошибки в прогнозах особенно участились. Доронину это в конце концов надоело. Он решил подготовить показательный массовый выход в море, подвергнуть людей своего рода боевому крещению, как следует встряхнуть их. Фронтовой опыт подсказывал ему, что только в боевой обстановке люди сплачиваются по-настоящему. И он решил дать первый серьёзный бой всему, что мешало нормальной работе комбината, – неорганизованности, боязни моря.

Но этот бой необходимо было тщательно продумать.

Ещё накануне днём Венцов, Вологдина и Черемных получили приказ подготовить к выходу в море максимальное число людей и судов.

Вечером Доронин пошёл к синоптику.

Это был молодой человек, влюблённый в сахалинский климат. Его нисколько не смущало, что этот климат сплошь и рядом играл с его наукой скверные шутки. Он считал, что метеоролог нигде не имеет такого широкого поля деятельности, как на Сахалине.

Прогноз на завтра только ещё составлялся, но синоптик по каким-то одному ему известным признакам был настроен оптимистически.

Однако вскоре принесли прогноз, и он оказался плохим: ветер и дождь. Доронин разозлился и ушёл, хлопнув дверью.

Поздно вечером ему принесли новый прогноз: переменчивая погода, возможен ветер до шести баллов.