Сара Брофи - Жена в награду

• Название: Жена в награду
• Автор: Сара Брофи
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-047798-2, 978-5-9713-6655-3, 978-5-9762-5220-2

Король повелел достойно наградить своего лучшего воина – женить на богатой аристократке Имоджин Коулбрук.

Об этой девушке ходит много разных слухов, и незаконнорожденный сын нормандского рыцаря Роберт Боумонт не ждет от брака супружеских радостей… пока не знакомится невестой.

Ее красота ослепительным светом озарила жизнь Роберта и открыла для него дверь в мир счастья, любви и пылкой страсти…

---

Даже здравомыслящий Мэтью поддался всеобщему помешательству, вспомнил Роберт, недобро глядя на ягненка. Как раз сегодня утром старик с гордостью презентовал Имоджин мягкое утиное перышко; а когда галантно преклонил колено на каменный пол перед камином, колени угрожающе скрипнули.

Роберт хотел было засмеяться и подозревал, что его желание разделяли все свидетели этой глупости, но свирепый взгляд Мэтью запретил любую реакцию на его выступление. Однако Имоджин не заметила всеобщего скрытного веселья, она помогла старику подняться и выбранила за глупость, но заулыбалась и покраснела, она явно была довольна галантным жестом ворчливого старика.

Она обняла Мэтью и спросила, не проводит ли он ее в кладовку, чтобы проверить свежесть специй.

Мэтью взял ее под руку, и они вышли; блаженная улыбка на лице Мэтью отбила у всех охоту веселиться. И всколыхнула новую волну изобретения удовольствий для Имоджин. Роберт бесстрастно глядел, как чертова овца вырывается из рук сэра Эдмонда.

Роберт нисколько не осуждал мужчин, он сам воодушевился при виде того, как Имоджин, уходя, бездумно поглаживала перышком щеку.

Роберт представил, как он сам подарит ей перышко.

Разумеется, это будет в спальне. Они оба будут лежать голые на ковре перед камином, он проведет перышком по холмикам грудей, по ложбинке на животе, потом выше…

Роберт закрыл глаза и глубоко вздохнул. Горячечное воображение сыграло злую шутку с его телом.

Эдмонд имеет полное право на замешательство, сердито подумал Роберт. Рыцари – не пастухи, а, по мнению Роберта, с овцами должны иметь дело только пастухи. Судя по виду Эдмонда, молодой рыцарь и сам пришел к такому выводу.

– Значит, не моя овца? – Эдмонд так неистово замотал головой, что Роберт не удержался и скривил губы. – А раз не моя, зачем ты ее сюда принес?

Эдмонд передернулся, на лице появилось отчаяние.

– Я… я думал… ну, я думал…

– Сомневаюсь, – пробурчал Роберт, но пожалел мальчика и продолжил за него: – Догадываюсь, что ты думал. Ты думал, что, если принесешь это вонючее животное леди Имоджин, моей жене, – подчеркнул он, – она так проникнется, э-э, значительностью подарка, что одарит некоторой благосклонностью твою недостойную персону. Я правильно излагаю?

Эдмонд опустил голову и кивнул, отчего клок светлых волос упал на лоб. «Неужели и я был таким в молодости?» – растерянно подумал Роберт. Это казалось невозможным.

– Ну и почему же миледи осталась без этого необычного знака внимания?

– Не смог ее найти, – брякнул Эдмонд, и от сдерживаемого смеха у Роберта закололо в боку. Он осторожно вздохнул и после того, как восстановил самообладание, сказал:

– Так ты хочешь, чтобы я тебя к ней отвел?

Эдмонд просиял и поднял голову.

– А вы это сделаете?

Роберт больше не мог сдерживаться, он засмеялся и встал.

– Конечно. Не могу же я лишить жену такого великолепного подарка. Она на огороде, следуй за мной.

Чтобы выйти во двор, надо было пройти через зал, и Роберт усмехнулся, видя, какими ревнивыми взглядами провожают Эдмонда рыцари, догадавшиеся, кому предназначена овца. Бедный мальчик так вытянулся, что Роберт опасался, не упадет ли он, если и дальше не будет смотреть под ноги. Правда, его новоявленное величие подрывала овца, которая бурно протестовала. Должно быть, это некоего рода колдовство, как иначе можно объяснить охватившее всех безумие?

И Роберт, хоть и противился, но тоже поддался ее чарам, как и его люди. Просто он был более сдержанный.

Мало кто знал, но он уже несколько дней подряд ездил к башне и привозил оттуда какую-нибудь вещицу. Он бы сразу переправил все в дом, но Имоджин настаивала, что все должно оставаться так, как есть.

Она бесстрастно и холодно отказывалась от своего прошлого, но Роберта жгло воспоминание о том, как любовно она поглаживала кожаные переплеты книг. Перед уходом из башни она тайком сунула в карман какой-то обрывок листа, и Роберт скрипнул зубами, чтобы не взреветь. То, что она от него что-то скрывает, пронзило Роберта ножом в сердце, и только ночью, глядя на спящую жену, он разглядел в ее жесте беспомощность. Беспомощность, которую она не хотела ему показывать, и память о чем-то мрачном, что она скрывала от его взора. Только боязнь потерять жену удержала Роберта от того, чтобы снести эту башню с лица земли камень за камнем и вернуть Имоджин ее детство. Но злость оставалась.

Злость на то, что страх перед братом заставляет ее настаивать на сохранении башни в ее теперешнем виде. Злость на то, что она не верит в мужа, не верит, что он способен заслонить ее от любой напасти, особенно от ее подлого братца.

Если бы она с ним поговорила! Попроси она, и он избавил бы ее от всех демонов. Роберт представил себе, как с удовольствием сотрет Роджера в порошок, и свирепо улыбнулся. Но она ему ничего не сказала. Она держит при себе своих врагов и их тайны.

И все же он некоторым образом с ними боролся. Боролся каждый раз, когда вручал ей вещицу из ее прошлого. Каждый раз это было молчаливой мольбой, обещанием до последнего дыхания защищать ее от всех, кто посмеет причинить ей вред.

Роберту оставалось только надеяться, что она поймет и со временем впустит его в свою душу.

А пока он довольствовался улыбкой, которой она встречала каждый новый реликт своей юности, и теплотой прижатого к нему тела, молчаливо благодарившего его в темноте спальни.

Знал бы Эдмонд.

Имоджин глубоко зарыла руки в потеплевшую почву. Зима казалась бесконечной, но наконец-то прошла. Солнце с каждым днем становилось теплее, ветер – приятнее.

После многолетнего холодного одиночества Имоджин наслаждалась ощущением, что она жива. Просто глубоко вздохнуть и почувствовать весенние запахи уже было счастьем. Почти чудом. Она еще многого не умела делать, но уже знала, что если постараться, то можно всему научиться. Каждый день она все больше работала, и ей это нравилось.

Сегодня старик Дункан учил ее полоть, и Мэри, хоть и ворчала, что это не дело для леди, не захотела упустить возможность подольше поспать, и бурча позволила нарушить социальный запрет.

Имоджин была очень довольна тем, как все складывается. И Мэри хорошо – после многолетней преданной службы у нее появилось время для себя, и Имоджин хорошо, она нашла свое место в мире. Коли Дункан будет за ней следить, у нее не останется оправданий для безделья.

Имоджин методично работала и думала: как забавно, что ее руки почти так же полезны, как скрюченные пальцы Дункана.

Не только забавно. Ощущение было такое, что она возвращается к человеческому обществу после долгого изгнания. Что произошло волшебство, а волшебником был Роберт, вернувший ее к жизни.

Она представила себе нелепую картинку, как ее муж, воин, сильный и простой человек, показывает фокусы, и нашла в ней некое очарование. И вообще, по ночам он уж точно занимается колдовством, он создает его своим телом. Память подсказала ей детали этого волшебства, и она вспыхнула.

И задрожала. Радость. Думать о ней – значит искушать судьбу, но, возможно, она боялась искушать брата? Это он прислал к ней Роберта, об этом нельзя забывать. А помнить было очень трудно, потому что ни одно действие брата не может быть источником радости.

Руки сдавили комья почвы оттого, что солнечный день вдруг потускнел, и виноват в этом был Роджер. Черт возьми, он был повсюду, он выжидал где-то на обочине ее жизни, чтобы все разрушить. Она боялась об этом думать, но, возможно, все, что она сейчас испытывает, – это очередной ход в игре Роджера. Может быть, он знает, что, если она лишится жизни, если потеряет Роберта, это ее окончательно погубит.

Имоджин отбросила мрачные мысли и сосредоточилась на работе. Она хотела утешить душу звуками ранней весны и стала прислушиваться; пели птички, жужжали пчелы, блеяла овечка…

Овечка? Во дворе?

Она повернулась к Дункану, который копал грядку.

– Дункан, ты слышишь овечку?

– Да, миледи, слышу. – Дункан оперся о лопату и поскреб пальцем нос. – И вижу. Ее держит сэр Эдмонд.

Имоджин испуганно обернулась на блеяние.

– Я не хотел прерывать твою работу, малышка, – сказал Роберт, – но сэру Эдмонду не терпится вручить тебе маленького… ну, кое-что.

– Кое-что? Ты имеешь в виду овечку?

– Вообще-то я думаю, что это ягненок, но могу ошибаться. Я не силен в деревенских делах.

– Да, сэр, вы совершенно правы, – осклабился Дункан. – Это ягненок.

– Полагаюсь на твое знакомство с такими вещами, Дункан.

– Спасибо, сэр.

– Не за что.

К этому моменту Эдмонд уже готов был провалиться сквозь землю, он переминался с ноги на ногу, желая, чтобы мучительный момент поскорее закончился.

– Прекратите оба, – строго сказала Имоджин и неловко встала. – Разве вы не видите, что смущаете сэра Эдмонда?

– Мы не виноваты, – фыркнул Роберт. – Его смущает овца.

– Ягненок, сэр.