Андрей Богданов - Тайны Московской Патриархии

• Название: Тайны Московской Патриархии
• Автор: Андрей Богданов
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: История
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0774-2

Московский патриарший престол, основанный в ходе борьбы Бориса Годунова за власть, простоял целое столетие. В этот период православные патриархи играли вторую после царей, а во времена Смуты — главную роль в спасении и укреплении Российского государства.

Автор этой книги берется заново прочитать загадочные страницы русской истории. Кропотливо восстанавливая истинную картину тех лет по источникам, А. Богданов приходит ко многим неожиданным открытиям.

---

Как грозовые тучи собирались на границах государства те, кто не смирился с режимом, надеялся с оружием в руках отстоять свои права. Пройдет еще немного времени, и выбитые из своей страны и социального уклада россияне вместе с интервентами хлынут обратно, сметая войска царя Бориса и неся на своих мечах пламенные отсветы гражданской войны.

В условиях кризиса не было уже речи о «правде» в судах и приказах. Лжесвидетельства и клятвопреступления умножились неимоверно, правительственные чиновники не только не получали безусловной помощи, но и гибли от рук местного населения. Убийство, душегубство, разбой, грабеж, «скоп и заговор и всякое лихое умышление» стали повседневным, обыденным делом.

Осенью 1603 года многочисленные отряды беглых холопов, нищих и бродяг, собиравшиеся в лесах и буераках вдоль дорог, соединились в армию под предводительством Хлопка и двинулись на Москву. Напрасно Годунов посылал карательные отряды в Коломну, Волоколамск, Можайск, Вязьму, Медынь, Ржев, Белую и другие города и уезды — вскоре ему пришлось укреплять столицу.

В решающем сражении повстанцы, по словам «Нового летописца», «бишася, не щадя голов своих», и убили самого командующего царским войском И. Ф. Басманова. Правительственные полки, «видя такую от них над собою погибель, что убиша у них разбойники воеводу, и начата с ними битися, не жалеюще живота своего, и едва возмогаша их, окаянных, осилить, многих их побища: живи бо в руки не давахуся. А иных многих и живых поимаша, и тово же вора их старейшину Хлопка едва возмогаше жива взяти, что изнемог от многих ран. А иные уйдоша на украйну, и тамо их всех воров поимаша и всех велеша перевешать».

Это было первое сражение еще не виданной на Руси гражданской войны; оно показало невероятную жестокость, кровопролитность и упорство предстоящей схватки. «Нас ожидает не крымская, а совсем иная война», — говорили между собой опытные воеводы Петр Шереметев и Михаил Салтыков [13]. И действительно, татарские набеги не смогли принести и малой части того разорения, что учинили над своей страной ослепленные братоубийственной ненавистью россияне…

Нравственное разложение общества, которому ужасались современники Смуты, начиналось с самых «верхов». Царь Борис Федорович в повседневном своем поведении сходствовал с патриархом Иовом аскетизмом, воздержанностью, трезвостью, трудолюбием, ревностным соблюдением церковных уставов и правил благочиния. Так же, как для Иова драгоценны были монашеские обеты, для Годунова дороги были обязанности семейные. Однако у нежного супруга и родителя было и другое, страшное лицо, обращенное к обществу.

Думал ли Иов, когда принимал присягу Годунову в Успенском соборе, что назойливо повторявшиеся клятвы не покушаться на царское семейство колдовством вскоре обернутся ведовскими процессами? Что за многократно прославленной патриархом мудростью правителя кроется маниакальный страх, впитанный в опричном окружении Ивана Грозного? Что православное благочестие самодержца сочетается с жалким и греховным суеверием, поставленным, впрочем, на службу политическим целям?

Доброжелатели Иова впоследствии старались отделить его от Годунова, показать нравственные страдания архиерея, бессильного повлиять на ход событий. «История о первом патриархе» сообщает, что «воцарился правитель Борис Феодорович многим кознодейством», как будто Иов к сим козням был непричастен. «История…» также обвиняет Годунова в злодейском убийстве царевича Дмитрия и пожарах, устроенных в Москве и других городах в 1591 году, когда в огне погибло множество церквей и монастырей, священников, монахов и монахинь, не ведая или «забывая», что именно Иов помогал правителю отвести от себя подозрения.

Автор «Истории…» явно склонен выдавать желаемое за действительное, но в одном он, безусловно, прав: патриарх видел, что творит царь Борис Федорович, а об иных делах догадывался. Ибо многие жаловались ему и взывали: «Что, отец святой, новотворимое это видишь, а молчишь?» Ведь под властью Годунова доносительство и клевета расцвели до такой степени, что всюду плач был «господам» от страха перед своими холопами, «и многие дома запустели от злого того нестроения, и многие от великих вельмож лютыми и тяжкими бедами и скорбьми погибли».

Действительно, обязательно доносить было единственным пунктом утвержденной Иовом присяги царю Борису, который не был нарушен, но, напротив, свято соблюдался. Доносчики пользовались особым покровительством государя, публично награждавшего их даже тогда, когда не склонен был давать ход обвинениям. Не видевшие иного способа избавиться от неволи холопы, объединяясь по нескольку человек, обвиняли своих хозяев в умысле против государя, получая в награду свободу и часть имущества опальных.

Сам окруженный чародеями, чернокнижниками и ведуньями, бросавшийся от священников к бредившим безумцам и от молитв к гаданиям, царь Борис Федорович подозревал всех в склонности нарушить многочисленные пункты крестного целования, относящиеся к колдовству против царской семьи. По доносу слуг «в коренье и в ведовском деле» был обвинен боярин князь И. И. Шуйский. Несколько сот стрельцов ночью захватили и разорили двор Романовых, которые якобы «хотели царство достать ведовством и кореньем».

Разбирательство дела Романовых происходило в присутствии Иова, на патриаршем дворе, куда ретивые сыщики доставили целый мешок якобы волшебных злоотравных кореньев, обнаруженных на дворе обвиняемых. Московский первосвятитель своим авторитетом укрепил и нелепое политическое обвинение, и суеверия доносчиков и судей.

Федор Никитич Романов (будущий патриарх Филарет) с женой Ксенией были пострижены в дальних монастырях; Александр, Михаил, Иван и Василий Никитичи с женами, детьми, тещами и свекровями сосланы в жестокие ссылки. За ними последовали семьи князей Черкасских, Шестуновых, Репниных, Сицких, дворян Карповых, Пушкиных и других. В опалу попал князь Владимир Вахтеяров-Ростовский, отстранен от дел был канцлер В. Я. Щелкалов. Иов не мог не знать о всех этих осужденных.

Относительно высшей знати Годунов старался внешне соблюдать клятву никого не казнить смертью. Так, своего старого сообщника по опричнине и политического соперника Богдана Яковлевича Вельского он лишил имущества и чести, выставив к позорному столбу и выщипав по волоску бороду. Учитывая крайнюю неприязнь Вельского к иноземцам, царь поручил последнюю операцию шотландскому хирургу. Других врагов он «убирал» без лишнего шума: их удавливали или другими способами изводили в ссылках и темницах.

Только иностранцы могли думать, что Борис Федорович с помощью Семена Годунова создал в стране сверхмощное тайное сыскное ведомство, так что к каждому московиту было приставлено по нескольку соглядатаев. Русским не нужно объяснять, что в действительности главным орудием репрессий всегда был донос. По свидетельству современников, зараза доносительства от дворцов распространилась до хижин, церквей и монастырей. Люди всех званий и сословий клеветали друг на друга, доносили дьячки, священники и монахи, жены доносили на мужей, дети — на отцов.

Что же делал патриарх Московский и всея Руси, видя паству свою уязвляему еще и этим бичом, пораженную идущим с самых верхов нравственным пороком? Автор «Истории…» отвечает на сей вопрос двояко. На жалобы знатных людей, имевших доступ к Иову, он не мог ничего ответить явно из страха перед Годуновым: «Быстр убо и строптив сей царь Борис и не хотел видеть обличителя себе». Патриарх не мог ничего сотворить, хотя «совесть сердца его как стрелами устреляна была»; он «изнеможе» и «ниву ту недобрую слезами обливал».

Относительно же того, что делалось «всюду», реакция патриарха выражалась более активно и зримо, в молебнах и проповедях. «Святой же Иов патриарх, — писал автор „Истории…“, — все то лютое видя в земле Российской делающееся, день и ночь со слезами непрестанно в молитвах предстоял в церкви Божией и в келье своей непрестанно молебные пения с собором пел с плачем, и с великим рыданием, и со многими слезами. Так же и народ с плачем молил, дабы престали от всякого злого дела, особенно же от доводов и ябедничества. И были ему непрестанные слезы и плач непостижный».

Так ли это? Никаких других известий о выступлении Иова против государственной политики поощрения доносительства и ябедничества у нас нет. Более того, в духовной грамоте, написанной в преисполненном бедствиями 1604 году, патриарх утверждает, что с воцарением Бориса Годунова всякие озлобления и клеветы, укоризны и рыдания, соболезнования и лютые напасти о человеческих бедах паствы совершенно оставили его!

Добившись воцарения Годунова, Иов, по его словам, освободился от печали, порадовался о государе и пребывал в благоденствии, поскольку тот «всячески меня преупокои». Мы знаем, что после 1598 года патриарх действительно не заботился ни о чем, кроме аскетических подвигов и богослужения, не принимал мер даже против сообщаемых ему безобразий в церковной жизни. В завещании он только горячо благодарит Годунова, оказывавшего ему благодеяния еще с тех времен, когда Иов был коломенским епископом.