Айзек Азимов - Роботы и Империя (пер. М.Букашкина)

• Название: Роботы и Империя (пер. М.Букашкина)
• Автор: Айзек Азимов
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-17608-Х

В романе Айзека Азимова «Роботы и Империя» действие происходит спустя два столетия после событий «Роботов Утренней Зари».

Волна эксппансии с Земли на другие планеты набирает силы и появляются конфликты между космонитами (жителями Внешних Миров) и поселенцами (потомками землян). Глэдия, женщина-космонитка, которую с Илайджем Бейли связывала искренняя любовь, до сих пор еще жива – ведь космониты живут три-четыре столетия. Жив и ее враг – доктор Амадейро, который после смерти доктора Хена Фастольфа вновь вознамерился отомстить Земле, заселившей уже немало планет…

---

– Прекрасно. Опустите руки, дорогие мои родственники. Видите ли, сейчас я говорю на галактическом стандартном, который является и вашим языком. Однако я говорю так, как говорят на Авроре, но вы понимаете меня, хотя некоторые слова я, возможно, выговариваю не так, и мой голос может иногда сбивать вас с толку, потому что некоторые звуки у нас произносят высоко или низко, словно поют. Другим космонитам это кажется смешным. В солярианском же языке эта напевность отсутствует, в ней много горловых звуков, раскатистое «р».

Она произнесла несколько фраз. В зале засмеялись, но Глэдия даже не улыбнулась.

Наконец она подняла руки и резко опустила их, словно что-то отрубила, Смех смолк.

– Я, вероятно, никогда больше не поеду на Солярию, а потому у меня не будет случая пользоваться солярианским языком. – Она повернулась к Д. Ж. и слегка поклонилась ему, заметив, что у того выступил пот на лбу. – Славный капитан Бейли информировал меня, что я неизвестно когда вернусь на Аврору, так что могу отбросить и аврорианский диалект тоже. Значит, у меня единственный выход – говорить на диалекте Бейлимира, и я сразу же начинаю практиковаться.

Она сделала вид, что засовывает большие пальцы за несуществующий пояс, выпятила грудь, опустила подбородок, изобразила самодовольную улыбку Д. Ж. и сказала, стараясь имитировать его баритон:

– Мужнины и женщины Бейлимира, должностные лица, законодатели, уважаемые лидеры, сограждане – сюда входит каждый, кроме, вероятно, неуважаемых лидеров… – Она старалась проглатывать некоторые буквы или произносить их с придыханием.

На этот раз смех был громче и продолжительнее, и Глэдия тоже позволила себе улыбнуться. В конце концов она заставила их смеяться над собственным языком.

Когда все успокоились, она сказала по-аврориански:

– Все диалекты странны тому, кто к ним не привык, и это часто восстанавливает людей друг против друга. Но ведь диалект – это просто манера говорить. Все мы – и я, и вы, и люди в других обитаемых мирах – должны слушать язык сердца, а у него нет диалектов. Этот язык – если только мы будем его слушать – звучит одинаково для всех.

Глэдия хотела сесть, но тут раздался женский голос:

– Сколько вам лет?

– Сядьте, мадам! – проговорил Д. Ж. сквозь зубы. – Не обращайте внимания на вопросы.

Глэдия повернулась к Д. Ж. Он привстал.

Люди на сцене, которых она видела в полутьме, напряженно подались вперед. Она снова повернулась к зрителям и звонко крикнула:

– Здесь хотят, чтобы я села. А вы хотите? Я вижу, вы молчите, Кто хочет, чтобы я осталась здесь и честно ответила на вопрос?

Раздались аплодисменты и крики:

– Оставайтесь! Оставайтесь!

– Глас народа, – сказала Глэдия. – Простите, Диджи и все прочие, но мне велят говорить. – Она искоса взглянула на луч света и крикнула: – Я не знаю, кто там управляет светом, но осветите зал и отключите этот луч. Мне наплевать, как это отразится на гиперволновых камерах. Наладьте хорошенько звук, вот и все. Я буду говорить хоть в темноте, лишь бы меня было слышно. Правильно?

– Правильно! – послышался многоголосый ответ. – Свет! Свет!

Кто-то на сцене дал сигнал, и в зале вспыхнул свет.

– Вот так гораздо лучше, – сказала Глэдия, – Теперь я вижу вас, мои родственники. Я хотела бы, в частности, увидеть женщину, задавшую мне вопрос. Я хочу говорить непосредственно с ней. Давайте не прятаться. Если у вас хватило смелости задать вопрос, то задайте его открыто.

Она ждала. Наконец где-то в середине зала встала женщина. Темные волосы, туго стянутые сзади, смуглая кожа, темно-коричневое платье подчеркивало стройную фигуру. Она сказала слегка скрипучим голосом:

– Я не боюсь встать и еще раз спросить: сколько вам лет?

Глэдия спокойно смотрела на нее и не чувствовала неприязни. Возможно ли это? На протяжении трех первых десятилетий жизни ее настойчиво учили, что находиться в присутствии людей, даже одного человека, непереносимо. А сейчас она без всякого смущения видит перед собой тысячи. Она была слегка ошеломлена и вполне довольна.

– Пожалуйста, мадам, оставайтесь стоять, и поговорим. Как мы измеряем возраст? В годах, прошедших после рождения?

Женщина спокойно ответила:

– Меня зовут Синдра Лэмбит. Я член законодательного органа и, следовательно, из тех, кого капитан Бейли назвал «законодателями и уважаемыми лидерами». Во всяком случае, надеюсь, что я «уважаемая». – В зале раздался смех. – Отвечая на ваш вопрос, я думаю, что число галактических стандартных лет, прошедших со дня рождения, – обычное определение возраста человека. Так, мне пятьдесят четыре года. А сколько вам? Вы можете назвать цифру?

– Могу. Со времени моего рождения прошло двести тридцать пять галактических стандартных лет, значит, я больше чем в четыре раза старше вас.

Глэдия говорила откровенно и знала, что ее маленькая стройная фигурка выглядит в тусклом освещении совсем девчачьей.

По залу прокатился глухой рокот. Слева от Глэдии как будто кто-то простонал. Она быстро взглянула и увидела, как Д. Ж. схватился за голову. Глэдия сказала:

– Но это пассивный метод измерения времени. Здесь количество не переходит в качество. Моя жизнь была спокойной, можно сказать, тусклой. Я шла по проторенному пути, огражденная от неприятностей, ведомая четко функционирующей социальной системой, в которой нет места никаким переменам и экспериментам, и моими роботами, которые всегда стояли между мной и любыми неприятностями. Всего дна раза в жизни я испытывала переживания, и оба раза были трагичными. Когда мне было тридцать два года – меньше, чем многим из вас, – меня обвинили в убийстве. Два года спустя я оказалась замешана в другое убийство. В обоих случаях следователь Элайдж Бейли был на моей стороне. Я уверена, что многие из вас, а возможно, даже все, знакомы с ситуацией, описанной сыном Элайджа Бейли. Теперь к этим двум я могу добавить и третий случай, потому что в этом месяце я испытала великое волнение, достигшее пика, когда от меня потребовалось встать здесь, перед вами, а это было совершенно не похоже на то, что я делала всю свою жизнь. Должна признаться, что только ваша приветливость и радушный прием сделали это возможным. Сравните это со своей жизнью. Вы – пионеры и живете в новом мире. Он растет вместе с вами и будет расти после вас. В этом мире каждый день – приключение. Сначала холод, потом жара, потом опять холод. Непредсказуемый, переменчивый климат. Вы не можете позволить себе прожигать время, как в мирах, где перемен почти нет. Многие жители Бейлимира – торговцы. Половину своей жизни они рыскают в космосе. Когда вы приручите эту планету, многие ее обитатели перекинут сферу своей деятельности на новые планеты или присоединятся к экспедициям, ищущим новые миры, где еще не ступала нога человека, чтобы сделать их пригодными для обитания. Если мерить жизнь событиями и делами, свершениями и волнениями, то я – ребенок, моложе любого из вас. Большая часть моих лет – балласт и тяжесть, тогда как вы с каждым годом духовно богаче и неуемнее. Так скажите еще раз, мадам Лэмбит, сколько вам лет?

Лэмбит улыбнулась:

– Пятьдесят четыре полноценных года, мадам Глэдия.

Лэмбит села, и зал снова разразился аплодисментами.

– Глэдия, кто научил вас так управлять публикой? – хрипло спросил Д. Ж.

– Никто, – шепнула она. – Я никогда этого не делала.

– Тогда закругляйтесь, пока вы на коне. Тот тип, который встает, наш главный ястреб. Не стоит с ним разговаривать. Скажите, что вы устали, и сядьте. Со стариком Бастервейном мы управимся сами.

– Но я не устала, – возразила Глэдия. – Мне самой интересно.

Человек, стоявший почти у самой сцены, был высок и крепок, с седыми нависшими бровями. Редкие волосы его были седыми, одежда – черная, мрачная, белые полосы сбегали по рукавам и штанинам брюк, словно очерчивая его тело. Голос его был низким и звучным:

– Меня зовут Томас Бастервейн, но больше я известен как Старик, наверное, потому, что кое-кто считает, что я слишком зажился на этом свете. Не знаю, как обращаться к вам, поскольку у вас вроде бы нет фамилии, а я не так хорошо знаком с вами, чтобы звать вас по имени. Честно говоря, я и не хочу быть вашим знакомцем. Похоже, вы помогли уберечь наш корабль на вашей планете от ловушек, поставленных вашим же народом, и мы вам за это благодарны, а вы в ответ принялись болтать насчет дружбы и родства. Чистое лицемерие! Это когда ваш народ считал себя нашими родичами? Когда это космониты чувствовали, что имеют какое-то отношение к Земле и ее народу? Конечно, космониты – потомки землян, Мы этого не забываем и помним, что вы забыли это. Более двух столетий космониты заправляли в Галактике и считали землян отвратительными маложивущими больными тварями. Теперь, когда мы становимся силой, вы протягиваете нам руку дружбы, но рука эта в перчатке, как и у вас. Вы стараетесь не воротить от нас нос, а в носу, небось, фильтры? А? Я прав?