Анатолий Мошковский - Дельфиний мыс

• Название: Дельфиний мыс
• Автор: Анатолий Мошковский
• Жанр: Прочая детская литература

Легко жилось Одику, приехавшему на юг - бездумно, безоблачно.

Но вот однажды они с сестрой забрались на скалу в море и не смогли слезть с нее - их сняли местные мальчишки. Это были и простые и необыкновенные мальчишки: они умели глубоко нырять - и достали со дна несколько удивительных вещей; они умели беречь дружбу и честь - и отыскали дорогу на почти неприступный, острый Дельфиний мыс, овеянный легендами войны…

Узнав их, Одик понял, как неинтересно и скучно жил он раньше.О том, как непросто завоевывал Одик дружбу с этими мальчишками, как осознал, что такое мужество и подлинное богатство человека, о необычайных ребячьих приключениях и написана эта книга.

---

Мамы с сестрой на пляже не было, а отца он заметил. В большой соломенной шляпе, в сетке на рыхлом незагорелом теле, он сидел под огромным зонтом за колченогим, кем-то принесенным на пляж столиком и играл: держал в руке веер карт и посматривал на расчерченный лист бумаги на столе. Он глядел на партнеров, сосредоточенно шевелил губами, и лицо его было так озабоченно, точно сейчас решалась его судьба: жить ему или не жить.

Одик хотел было окликнуть отца - от него не влетит. Но сдержался. Еще собьет его с каких-то мыслей… А потом, и ребята могут засмеять - ведь отец куда полней его. Да и вообще…

Миша шел впереди. Замыкал шествие Катран, и камера на этот раз плохо слушалась его: неохотно, точно потеряла вдруг округлость, катилась около ног, сумок и разостланных полотенец. А подчас и наезжала на загорающих, и на Катрана кричали.

Компания едва поспевала за Мишей.

- На сверхзвуковой шпарит! - сказал Илька посмеиваясь. - Точно бриллианты в ювелирный тащит!

- Не говори! - согласился Вася. - Вот Федор Михайлович обрадуется! Вот, скажет, подводные археологи…

- Жди! - перебил его Костя. - Влетит нам от него - вот что. Изуродовали. Доконали. Принесли бы целенькую…

- Вообще-то да, - вздохнул Вася.

- А как будем скреплять? - спросил Костя. - Все куски достали? Совпадут ли?

- Как миленькие! - усмехнулся Илька. - Как же они могут не совпасть у такого человека, как Миша? Пусть посмеют!

"Он опять за свое, - подумал Одик. - До сих пор не может простить Мише и ребятам, что они забираются на мыс, а он - нет!"

Один человек не принимал участия в разговоре - Толян. Он всю дорогу молчал.

Скоро они свернули от моря в узкий проулок. Навстречу им шла высокая худощавая женщина с седым пучком. Ее авоську оттягивали пакеты с пастеризованным молоком и хлеб. Ребята поздоровались с ней, уступая дорогу. Она ответила, улыбнулась, и возле губ ее и на щеках прорезались морщинки.

- Кто это? - спросил у Васи Одик, когда она прошла.

- Анна Петровна, - шепнул Вася. - Химичка. Она всегда за ребят… Справедливая… До ужаса!

- Между прочим, когда-то была женой Краба, - бросил Костя. - Их Севка учится в ЛГУ, а летом живет здесь. То у нее, то у него. Видно, не решил еще… - Костя замолк.

Перед глазами Одика встало лицо Лили - смуглое, узкое, с тонким носом и блестящими карими глазами. И еще почему-то встали перед ним серьезные, точные глаза Виталика.

Ребята вышли к главной улице - автостраде, скоро очутились у большого двухэтажного дома и нырнули в подъезд. Вслед за Катраном с его камерой нырнул и Одик.

- А ты куда? - спросил его Илька у лестницы. - У тебя есть пригласительный билет?

- Нет, - сказал Одик, и ребята грохнули.

Одик покрылся липкой испариной.

Пока Миша открывал, все сгрудились у двери.

- А куда камеру? - спросил Катран. - С собой взять или как?

- Оставь у двери, - сказал Миша.

- А не свистнут?

И здесь Илька ткнул пальцем в Одика и завопил:

- А он на что? Пусть в благодарность за то, что не прогнали, стоит на часах у двери и сторожит наш корабль! А?

Одику стало жарко. Он отпрянул от ребят и бросился по лестнице вниз. Его душил стыд. Он не нужен им, они издеваются над ним и гонят прочь! И даже Катран не заступился!

Одик выбежал на тротуар. Навстречу двигались легко одетые люди с фотоаппаратами, с играющими транзисторами на ремешках и яркими пляжными сумками. Парень в тренировочных брюках нес в одной руке сверкающее прикладом подводное ружье и сетку полную рыбы, другой - снимал маленькой жужжащей кинокамерой улицу и вместе с гуляющей публикой снял и его, Одика. Но ему сейчас было не до этого. Он понуро шел домой. Шел и думал: вот и готово, вот и все. Зачем он им? У них свои дела, свои заботы и законы… А он? Кто он для них?

Все получается, как дома, как в Москве…

Одик брел домой и вспоминал, как вчера после обеда они с Олей встретили Федора Михайловича вот на этой улице.

- Смотри, - шепнула Оля. - Ихний учитель…

И Одик опять увидел отца. Ну не совсем отца, но почти… Одет он был довольно небрежно - небось так в школу не ходил. Из кармана мятых хлопчатобумажных штанов торчал свернутый в трубку еженедельник "За рубежом", сандалеты на босу ногу, спортивная куртка на "молнии". Под мышкой у него была зажата какая-то книга.

- Вылитый отец… - шепнул Одик. - Как похож!

- Ни капельки, - заявила Оля. - У папы совсем другое выражение…

Одик немного огорчился: ну как она не видит!

- Какое? - спросил он.

- Другое.

Федор Михайлович шел неторопливо, подолгу стоял у витрин, частенько отвечал на приветствия. У одного магазина ему через стекло витрины кивнула белокурая продавщица, а один парикмахер, бривший какого-то намыленного курортника, помахал ему рукой с опасной бритвой.

- Ой, кто идет! - Оля вдруг дернула Одика за рукав.

Навстречу им, размахивая, как в строю, одной рукой - в другой был огромный желтый портфель, - быстро шел Георгий Никанорович. Он мгновенно догнал Федора Михайловича.

- Федя, мое тебе! - сказал директор своим зычным голосом и вскинул к виску руку - не был ли военным?

- А, это ты… Здравствуй, - без особого энтузиазма произнес Федор Михайлович.

- Ну как живешь? Зашел бы. Винцо хорошее есть.

- Некогда. - Учитель смотрел прямо перед собой.

- Опять с кем-нибудь борешься? Входишь в чье-то положение?

Федор Михайлович продолжал медленно идти по тротуару, а Георгий Никанорович - крепкий, коренастый и одновременно легкий - шел рядом и не умолкал:

- Хандришь все? Копаешься в себе? Запомни, ипохондрики мало живут!

- А я с тобой в этом не собираюсь состязаться.

- Ну, бывай… Мне пора. Горисполком вызывает! - Он похлопал учителя твердой загорелой рукой по спине. - Так заходи… Жду!

Федор Михайлович ничего не ответил, и ярко начищенные стремительные туфли Карпова полетели дальше.

- Как он быстро ходит! - сказала Оля. - Как молодой.

- Ну и что с того? - ответил Одик и задумался.

- А что такое ипохондрик? - спросила вдруг Оля.

- Кто плохо ходит, - мгновенно придумал Одик. - Медленно, как вот сейчас идет Федор Михайлович. Но это ничего не значит.

- А-а… - протянула Оля.

Они по-прежнему шли за учителем.

Когда он стал у небольшого книжного магазина с пыльным окном, продавщица что-то крикнула ему, и он вошел внутрь.

- Подождем? - сказала Оля.

Они присели на каменный барьер у огромной веерной пальмы с лохматым стволом. Федор Михайлович вышел очень скоро.

В руках у него была раскрытая книга. Не та, что была зажата под мышкой, а другая, с черной обложкой, перечеркнутой белыми молниями.

Он на ходу читал ее.

- Пошли, - шепнул Одик, и они двинулись за ним.

С учителем здоровались, как заметил Одик, не приезжие, не отдыхающие, а местный, коренной люд. Федор Михайлович, не отрывая от страниц глаз, отвечал и даже называл имя-отчество или только имя встречного.

- А может, он не совсем нормальный? - спросил Одик.

- Ну да! - обиделась Оля. - Тогда ты - вообще псих… С тобой мальчики и знаться не хотят, а с ним…

- Хватит! - оборвал ее Одик. - Вспомнила!

Они шли за учителем по пятам, шли неотступно и осторожно заглядывали ему в лицо. Он читал. Переходя дорогу, он лишь на миг оторвался от книги и снова углубился.

- Что он читает? - спросила сестра.

- "Альберт Эйнштейн", - шепнул Одик.

- А-а, как же! Знаю, - сказала Оля. - Это его кино - "Броненосец Потемкин". Старое, без звука… По телевизору показывали.

- Сказала! Кино-то Эйзенштейна!

Вдруг об асфальт что-то громко стукнулось - книга! Федор Михайлович по-прежнему шел и читал. Оля нагнулась и схватила книгу. Одик тотчас вырвал ее у сестры, погрозил пальцем и подбежал к учителю.

- Федор Михайлович, вы потеряли!

Учитель поднял голову, сунул книгу под мышку и посмотрел на Одика.

- Спасибо… Где это я тебя видел? Не с экспедицией подводников?

- Да, это был я, - сказал Одик, смутился и отступил в тень платана, но тут вперед нахально выскочила Оля.

- А что они там ищут все?

- О, это только у них можно узнать, и мне не говорят.

Может быть, Одик с сестрой и узнали бы что-нибудь новое, но помешал мотоциклист с черными бачками. Он проезжал мимо, приостановил возле них машину и упер ногу в остроносой туфле в край тротуара.

- Привет, Михалыч! Жив-здоров?

- Как видишь.

У мотоциклиста было блестящее, крепкощекое лицо.

- Еще вызывают? - спросил он. - Смотри, они умеют мстить.

- Ехал бы ты, Павел, своей дорогой.

Но мотоциклист и не думал уезжать. В глазах его светилось любопытство и участие.

- Не опознал? От тебя ведь все зависит - мог и забыть их лица, не днем было дело… Мог ведь забыть?

- Не мог.

- И напрасно. Ничего тебя, Михалыч, не научило. Помнишь, в школе…

- Ну, всего. - Федор Михайлович пошел дальше и уткнулся в книгу.

"Опять эти секретные разговоры, - подумал Одик. - Кто это ему все грозит? Кого он должен опознать? И что было в школе?" И здесь его мысль внезапно перекинулась на другое: а умеет он играть в преферанс? Конечно, умеет. Должен уметь. Но и все же трудно было представить его на солнцепеке, озабоченного, с веером обтрепанных карт в руке.