Андрей Битов - Книга путешествий по Империи

• Название: Книга путешествий по Империи
• Автор: Андрей Битов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Русская классическая проза
• ISBN: 5-17-003885-2

Русский писатель, мастер интеллектуальной прозы, лауреат Государственной премии, лауреат Пушкинской премии, президент российского Пен-центра. Поклонники утонченного стиля Битова с радостью встречают каждое новое произведение писателя. Предлагаем читателю «Книгу путешествий по Империи». Книга была подготовлена к изданию в 1991 году, однако увидела свет только сейчас.

---

Но я таки поперся на середину поля и тулупа не снял.

И мне никто ничего не сказал. Воспитанные люди.

И Балобан ничего не передавал мне по этому поводу…

ВТОРОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ

Оставался последний день. Надо было кончать мне с Балобаном. Тянуть больше было некуда. Приходилось мне решиться на Балобана.

Я позвонил ему сам.

Секретарша сказала, что его нет, но он будет.

Я позвонил, когда он будет, — его уже не было.

Я плюнул, взял билет на самолет и позвонил просто так. Балобан сам снял трубку. Он находился у телефона. Я слышал голос Балобана.

Я не слышал своего голоса.

Он меня долго и молча слушал и долго молчал, когда слышать уже было нечего.

— А? — сказал я.

— В восемь, — сказал он.

— Где? — испугался я.

— В управлении! — По-видимому, это было и дураку понятно — где. Он не был в восторге от предстоящей встречи, это я понял. Мой репортерский задор и без того был дохловат…

ТРЕТЬЕ СТОЛКНОВЕНИЕ

Зданию управления могло бы позавидовать столичное министерство. Оно горело в ночи всеми своими огнями, как одно сплошное окно.

В управлении тем не менее никого уже не было.

— Балобан? — удивился вахтер. — Он же уехал.

— Он мне назначил встречу…

— Вам? — вахтер усомнился. — Что ж, подождите… Он явно не был уверен, что это было бы разумно. Я ждал.

Он приехал в девять и стремился пробежать мимо меня. Но я-то поосмелел, его ожидаючи…

— Вы мне назначили на восемь, — загробным голосом сказал я.

Мы побежали вместе по лестнице.

Мы пробежали коридор, мы ворвались в приемную, мы пробежали мимо секретарши, мы ворвались в кабинет. Убежать от меня не было уже никакой возможности.

Он с ненавистью смотрел на мой тулуп.

Я его скинул и небрежно бросил на стулья.

— Я хотел бы…

Он схватил мой тулуп и стремительно уходил от меня по кабинету. Кабинет был глубок, длинен. Я не понимал действий Балобана. Но я последовал за ним, неотступный… В конце кабинета оказалась небольшая дверца. Балобан прошел в нее. Сердце мое опустилось — я понял, что Балобан избежал меня. Но как же тулуп?..

Я бросился следом. Последнее, что я помню, — это Балобана с неласковым выражением на лице, вешающего мой тулуп на гвоздь.

Я ничего не понял.

Я оказался один в маленькой комнате. Заманив меня сюда, он тотчас выскочил назад в свой кабинет и, уже прикрыв дверь, просунул голову и сказал: «Ждите меня здесь».

АЛЬБОМ

Я оказался в той особой комнатке-спутнике, которая бывает на орбите кабинетов уже очень больших начальников.

Тут были холодильник, зеркало, круглый стол со всяким оборудованием для приготовления чая. Еще тут был диван, на который я безнадежно опустился. На диване лежал толстый альбом, который я с тем же чувством взял

в руки.

Этот альбом был посвящен мотоспорту. В нем была отражена грандиозная деятельность мотоклуба строительного треста № 3. Балобан был директором этого треста. Этот трест был гигантским предприятием, построившим что-то вроде половины города Уфы. Во всяком случае, замечательный цирк был построен именно этим трестом, и гостиница, и Дворец спорта — всем дворцам дворец, и мототрек, и вот здание этого управления, где я сидел, оно тоже было построено этим трестом, хотя само оно и было этот трест.

Я был безнадежно отсечен от мира. Потому что в кабинете началось какое-то совещание, там кипели страсти и возвышались отдельные голоса. И как бы я ни разозлился, пройти с тулупом через совещание — эта картина казалась мне столь уморительной, что на это я не мог пойти. Другого же выхода из этой одиночки не было.

Я листал альбом — ему суждено было заменить мне двухчасовое интервью…

Балобан, естественно, имел отношение к этому клубу. Как директор треста. И как судья международной категории. Но главное — он имел то отношение к мотоклубу, что он был Балобан. Казалось, если бы не было Балобана, не было бы и мотоклуба. И страшно, и невозможно подумать…

Вот бы чего не было:

«С 1959 по 1965 год только в соревнованиях на первенство страны уфимские гонщики завоевали 19 золотых, 14 серебряных и 11 бронзовых медалей. В соревнованиях на первенство РСФСР с 1960 по 1965 год — 15 золотых, 13 серебряных, 12 бронзовых…»

И т. д. Все это по данным безнадежно устаревшего альбома…

«Так, в одном 1968 году на первенствах РСФСР, СССР и мира было завоевано 4 золотые, 1 серебряная, 2 бронзовые. В спортклубе, по данным того же года, хранилось 135 медалей: 61 золотая, 45 серебряных…»

Напоминаю, это завоевано спортсменами одного предприятия!

А международные успехи!

Но я ненавидел этого Балобана!

Стрелка моих часов приближалась к одиннадцати, а за дверью все кипело, бурлило, взрывалось совещание! «Да, да! — с безнадежной язвительностью думал я. — Любят у нас позаседать! Уж так это необходимо им заседать?» С-с-с… Тише. Что бы я мог еще думать в моем положении?.. А если мне, извиняюсь, по нужде?. Туалет не был предусмотрен в этом притворе… Только чай.

Но крики, достигнув к без четверти одиннадцать неправильной высоты «Сейчас начнут выносить, — злорадно констатировал я, — сейчас с кем-нибудь да будет удар!» — вдруг резко сникли, и умиротворенное урчание, словно там кого-то сообща съели, еще доносилось из кабинета — и стихло.

САМ

Я встал, разминая затекшие ноги. Характерное покалывание означало, что кровь во мне еще не свернулась и жизнь еще теплилась…

Щель приоткрылась, и просунулась голова Балобана. Он удивился, обнаружив здесь человека. На лице у него было неожиданно добрейшее и виноватое выражение. Он меня не узнал. Он пригласил меня к себе…

Вся моя злость и ненависть как-то пропали. Я видел перед собою человека столь измученного и немолодого. Жидкие волосы были мокры и спутанны. По седой груди, видневшейся из расстегнутой рубашки, скатывались капли пота.

— Вот, — сказал Балобан, и по его взгляду я понял, что он не помнит, кто я такой и зачем я был ему нужен.

Он взял у меня краткое интервью.

И когда он наконец понял, что я собираюсь серьезно писать о гонщиках, он стал моим лучшим другом.

— Что же вы сразу ко мне не пришли? Где вы остановились? Я вас поселю немедленно в лучшем номере. Хоти те жить в коттедже на берегу реки Белой? Это можно сейчас устроить. Почему вы ко мне не явились сразу с самолета? Нет, нет, нет, ничего не говорите!

Я провел с ним полчаса. За это время он принял еще пятерых. Он распек одного большого начальника — люблю я такие разговоры! — тот блеял что-то, как кролик. «Вот, — доверительно сказал мне Балобан, — совершенно не хочет работать!» Я радостно выразил согласие. Потом он принял одного затравленного отца четырех детей и, расспросив все про детей, обещал квартиру. Потом он принял одного подавшего рапорт об увольнении и не уволил. Потом он по душам поговорил с пареньком, желавшим поступить в трест, и, узнав при тщательном опросе, что тот ему, пожалуй, ни к чему, обещал подумать. «Позвони мне завтра в полседьмого. Нет, утра. — У дверей его окликнул: — Лучше нет, позвони мне ровно в шесть. Да нет, утра».

— Да, — говорил он между тем мне, — с этими ребята ми я бы свернул горы. Если бы мне мою команду в собственные руки, мы бы были миллионерами! Такой команды, как у меня, нет ни у одного клуба в мире.

Он молодел от слова «мотоцикл». Пот на груди просыхал, и глаза блестели…

— В Англии, — говорил он, — есть специальные школы спидвея. Туда берут маленьких детей. Потому им и нет равных по гари. Вот сейчас, я полагаю, мы организуем такую школу…

Обсудив со мной создание школы спидвея, он воскликнул:

— А откуда деньги? Откуда деньги взять, вы подумали? Вы думаете, мне кто-нибудь платит, чтобы я делал им мотоспорт? Никто мне не платит. Я не могу, мне неоткуда брать деньги! Откуда я возьму деньги! Если бы эта команда была в моих руках… Я бы сделал миллион. Десять, сто миллионов! И что же вы думаете? Они все у меня на самоокупаемости. Я им ни копейки не плачу. А спорт этот, заметьте, дорогой! Это вам не надел тапочки — и бегай.

Каждая машина… Да что машина! Один шип… — Он полез в ящик и долго ковырялся там. — Один шип… Сейчас, сейчас! Поймаю! Вот, — он подал мне приятный, благородно-тусклый шип. — Это титан. Его по специальному заказу и чертежам точить надо, этот шип! Каждый шип три пятьдесят… Помножьте теперь, дорогой товарищ, количество шипов на три пятьдесят? Оснастить одну машину шипами — сто пятьдесят рублей! Дальше прибавьте к этому…

Он принял и выгнал еще двух посетителей и обсудил со мной такую проблему, как забрать и автогонки в руки треста…

Тут откуда ни возьмись мой друг Сева — делает мне знаки рукой, мол, давай закругляйся. Балобан подозвал Севу, выяснил, что знает его отца, и стал переманивать к себе на работу.