Джозеф Хеллер - Уловка-22

• Название: Уловка-22
• Автор: Джозеф Хеллер
• Издательство: Изд. "Трамвай"
• Жанр: Современная проза
• Год: 1995

Джозеф Хеллер со своим первым романом «Уловка-22» — «Catch-22» (в более позднем переводе Андрея Кистяковского — «Поправка-22») буквально ворвался в американскую литературу послевоенных лет. «Уловка-22» — один из самых блистательных образцов полуабсурдистского, фантасмагорического произведения.

Едко и, порой, довольно жестко описанная Дж. Хеллером армия — странный мир, полный бюрократических уловок и бессмыслицы. Бюрократическая машина парализует здравый смысл и превращает личности в безликую тупую массу.

Никто не знает, в чем именно состоит так называемая «Поправка-22». Но, вопреки всякой логике, армейская дисциплина требует ее неукоснительного выполнения. И ее очень удобно использовать для чего угодно. Поскольку, согласно этой же «Поправке-22», никто и никому не обязан ее предъявлять.

В роли злодеев выступают у Хеллера не немцы или японцы, а американские военные чины, наживающиеся на войне, и садисты, которые получают наслаждение от насилия.

Роман был экранизирован М.Николсом в 1970.

Выражение «Catch-22» вошло в лексикон американцев, обозначая всякое затруднительное положение, нарицательным стало и имя героя.

В 1994 вышло продолжение романа под названием «Время закрытия» (Closing Time).

---

Снова назначенный ведущим бомбардиром, Йоссариан летал с Макуоттом. В этом было единственное утешение, хотя все равно Йоссариан чувствовал себя абсолютно беззащитным. Ведь в случае чего он не мог бы ни отбиться, ни отстреляться. Со своего кресла в носовой части он даже не видел Макуотта и второго пилота. Единственное, что он мог видеть, — это лунообразную физиономию Аарфи. Из-за этого напыщенного идиота Йоссариану в конце концов изменила выдержка и были минуты в полете, когда его охватывали судорожная ярость и отчаяние и он жаждал, чтобы его понизили в должности и перевели на ведомый самолет. Там бы он сидел перед заряженным пулеметом, а не перед этим совершенно ему не нужным прицелом точного бомбометания. Будь у него мощный, тяжелый пулемет, он в порыве злобной мстительности схватил бы его двумя руками и разрядил во всех тиранивших его демонов: в темные, дымчатые клубки зенитных разрывов; в невидимых с воздуха немецких зенитчиков, которым он не причинил бы ни малейшего вреда своим пулеметом, даже если бы ему хватило времени открыть огонь; в Хэвермейера и Эпплби, что сидели в ведущем самолете, за их бесстрашный лобовой заход на цель с горизонтального полета во время второго рейда на Болонью, когда Орру в последний раз разнесли один из двигателей и его машина зарылась в море где-то между Генуей и Специей незадолго до того, как разыгрался короткий шторм.

На самом же деле он и тяжелым пулеметом мало что мог бы сделать — разве зарядить его и дать несколько пробных очередей. Проку от пулемета было не больше, чем от бомбового прицела. Он мог бы разрядить обойму в немецкие истребители, но немецкие истребители больше не показывались. Он не мог даже развернуть пулемет и наставить дуло в жалкие физиономии Хьюпла и Доббса, чтобы заставить их повернуть домой и бережно посадить самолет, как он это уже однажды проделал с Малышом Сэмпсоном. Именно так он и хотел поступить с Доббсом и Хьюплом во время их жуткого первого налета на Авиньон в тот момент, когда понял, в какой фантастический переплет попал; он находился тогда в ведомом самолете с Доббсом и Хьюплом, а звено вели Хэвермейер и Эпплби. Доббс и Хьюпл, Хьюпл и Доббс — да кто они вообще такие? Какая дикость — нестись в воздухе на высоте двух миль, когда от смерти тебя прикрывают всего лишь один-два дюйма металла и судьба твоя вверена двум неумелым, скудоумным, жалким и совершенно чужим тебе людям, таким как безусый сопляк Хьюпл и психопат Доббс.

Да, конечно, летать с Макуоттом было куда спокойнее. Но и с Макуоттом летать было опасно: он слишком любил летать, и, когда они с Йоссарианом возвращались с тренировочного полета, Макуотт повел воющую машину в дюйме от земли. Макуотт хотел выдрессировать нового бомбардира из резервного экипажа, истребованного полковником Кэткартом после исчезновения Орра. Учебный полигон находился в другом конце Пьяносы, и, возвращаясь на аэродром, Макуотт едва не касался горных вершин брюхом лениво ползущего самолета. Перевалив через хребет, он нажал на всю железку и вместо того чтобы набрать высоту, к удивлению Йоссариана, на предельной скорости, накренив самолет, пустил его вниз вдоль склона горы, и самолет, весело помахивая крыльями, с густым, надсадным, грохочущим ревом помчался над бегущими навстречу скалами и впадинами, словно ошалелая чайка над дикими, бурыми волнами. Йоссариан окаменел. Новый бомбардир сидел рядом с ним, завороженный, с застенчивой улыбкой и только присвистывал: «Фюить!» Йоссариану хотелось трахнуть его по идиотской морде. Сам он шарахался из стороны в сторону при виде бугров, валунов, веток деревьев, маячивших где-то впереди и по бокам. Все это проносилось прямо под самолетом, сливаясь в расплывчатые полосы, и исчезало позади. Никто не имел права подвергать его жизнь такому страшному риску.

— Вверх, вверх, вверх! — истерически кричал он Макуотту, жгуче ненавидя его.

Но в переговорном устройстве слышалось только задорное пение Макуотта, который, по всей вероятности, ничего не слышал. Йоссариан, пылая яростью и чуть не плача от бессильной злобы, кинулся в лаз, сражаясь с земным притяжением и инерцией, добрался до главного отсека, влез в пилотскую кабину и, дрожа всем телом, стал позади Макуотта. Он мечтал, чтобы сейчас под рукой у него оказался вороненый пистолет, чтобы, не мешкая, размозжить Макуотту затылок. Но пистолета не было. Охотничьего ножа — тоже. И вообще у него не было никакого оружия, которым он мог бы ударить или заколоть Макуотта. Тогда Йоссариан мертвой хваткой схватил Макуотта за воротник комбинезона, резко дернул и заорал, чтобы Макуотт набирал, набирал, набирал высоту. Земля все еще неслась под ними, холмы мелькали слева и справа выше самолета. Макуотт глянул через плечо на Йоссариана и весело рассмеялся, точно Йоссариан пришел порадоваться вместе с ним. Руки Йоссариана скользнули по шее Макуотта, сдавили горло. Макуотт одеревенел.

— Набирай высоту, — сквозь стиснутые зубы недвусмысленно приказал Йоссариан тихим, угрожающим голосом, — или я придушу тебя.

Настороженно застыв, Макуотт увеличил обороты и начал постепенно набирать высоту. Пальцы Йоссариана ослабли, соскользнули с плеч Макуотта и бессильно повисли. Он больше не сердился. Ему было стыдно. Когда Макуотт обернулся, Йоссариан не знал, куда ему девать руки: он стыдился своих рук, они словно омертвели. Макуотт уперся в него взглядом, в котором не было и тени дружелюбия.

— Парень, — сказал он холодно, — ты, должно быть, в скверной форме. Тебе бы лучше отправиться домой.

— Не отпускают, — ответил Йоссариан, пряча глаза, и незаметно ретировался.

Спустившись из пилотской кабины, он уселся на полу, понурив голову. Его мучили угрызения совести. Он был весь в поту.

Макуотт взял курс прямо на аэродром. Интересно, подумал Йоссариан, побежит ли Макуотт в оперативный отдел к Пилтчарду и Рену, чтобы пожаловаться на Йоссариана и потребовать, чтобы Йоссариана никогда не назначали на его самолет, как бегал тайком сам Йоссариан с просьбой избавить его от полетов с Доббсом, Хьюплом и Орром, а также с Аарфи, хотя неизменно наталкивался на отказ. Никогда прежде он не видел Макуотта недовольным — тот всегда пребывал в наилучшем расположения духа. И теперь Йоссариан размышлял, не потерял ли он в лице Макуотта еще одного друга.

Но, выходя из самолета, Макуотт ободряюще подмигнул ему и, когда они в джипе возвращались в эскадрилью, беззлобно разыгрывал легковерного нового второго пилота и бомбардира, хотя ни словом не обмолвился с Йоссарианом. Только когда все четверо сдали на склад парашюты и Макуотт с Йоссарианом вдвоем направились к палаткам, загорелое веснушчатое шотландско-ирландское лицо Макуотта внезапно осветилось улыбкой и он игриво ткнул кулаком Йоссариана под ребро.

— Подонок ты этакий, — засмеялся он. — Ты что, правда хотел меня убить?

Йоссариан виновато ухмыльнулся и покачал головой:

— Да нет, вряд ли.

— Не думал, что на тебя это так скверно подействует. Слушай, парень, ты бы поговорил с кем-нибудь насчет своего состояния.

— Я со всеми об этом говорю. Но ты-то какого дьявола вытворяешь такие штуки? Ты что, не слышал меня по переговорному устройству?

— Слышал, но не верил, что ты это всерьез.

— А тебе самому бывает страшно?

— Надо бы, чтоб было, да не боюсь.

— Даже в бою?

— Наверное, у меня извилин не хватает, — застенчиво засмеялся Макуотт.

— Мне и так угрожает тысяча смертей, — заметил Йоссариан, — а ты, кажется, задался целью найти еще один способ укокошить меня.

Макуотт опять улыбнулся:

— Держу пари, когда я проношусь над твоей палаткой, у тебя душа уходит в пятки, а?

— Я чуть не умираю со страху. Я ведь тебе говорил.

— Я думал, что ты жаловался только на шум. — Макуотт пожал плечами. — Как я рад, как я рад, мы попали к черту в ад! — пропел он. — В общем, я так понимаю, мне с этим придется кончать.

И все-таки Макуотт был неисправим. Хотя он действительно перестал летать над палаткой Йоссариана, но не упускал случая молнией, с пронзительным ревом пронестись над самым пляжем, над плотом и над уединенной песчаной ложбинкой, где Йоссариан или нежился с сестрой Даккит, или играл в покер, безик или черви-козыри с Нейтли, Данбэром и Заморышем Джо. Йоссариан встречался с сестрой Даккит почти ежедневно под вечер, когда оба бывали свободны, и отправлялся с ней на пляж. Узкая длинная полоса дюн высотой по плечо отделяла их от того места, где офицеры и рядовые плавали голышом. Нейтли, Данбэр и Заморыш Джо обычно тоже приходили в это время. Иногда к ним присоединялся Макуотт, частенько и Аарфи, который, как правило, являлся на пляж в полной форме и не снимал ничего, кроме ботинок и фуражки:

Аарфи никогда не купался. Все остальные носили плавки — из уважения к сестре Даккит, а также к сестре Крэмер. Сестра Крэмер всегда сопровождала сестру Даккит и Йоссариана на пляж и обычно с высокомерным видом усаживалась поодаль, метрах в десяти от них. Никто, кроме Аарфи, не обращал внимания на голых летчиков, загоравших неподалеку или нырявших с огромного, добела отмытого морем плота, который прыгал на волнах за песчаной косой. Сестра Крэмер сидела в одиночестве: она сердилась на Йоссариана и была разочарована в сестре Даккит.