Хелена Секула - Барракуда

• Название: Барракуда
• Автор: Хелена Секула
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 1999
• ISBN: 5-86471-194-2

Юная мошенница, впитавшая страсть к авантюрам вместе с молоком матери, оказывается в центре запутанной истории, корни которой уходят в прошлое. Талант к иностранным языкам и изощренное лицедейство до поры до времени позволяли Барракуде выходить невредимой из всевозможных передряг и ускользать от полиции, но когда дело дошло до любви, сплетенной с ненавистью, она оказалась беззащитной. Стремясь укрыться от полиции, она прикидывается глухонемой и поступает служанкой к странной даме, ведущей двойную жизнь: ее затворничество перемежается выходами в свет и прогулками по парижским притонам.

А на другом конце света молодой американец отчаянно пытается найти свою мать, которую он никогда не видел. Поиски, с годами превратившиеся в навязчивую идею, приводят его в Европу. В один прекрасный день Барракуда сталкивается с Этером и понимает, что держит в руках все ключи от головоломки. И на девушку открывают настоящую охоту.

Вена, Париж, Америка. Барракуда меняет страны, личины и языки в надежде укрыться от преследователей и, в конце концов, оказывается в родной Польше, где и наступает развязка. Труп, обнаруженный у ворот варшавской дачи, ускоряет события, и Барракуда вновь вынуждена пускать в ход свои актерские таланты.

---

Я не ощутила переезда на другой континент. События сменяли друг друга слишком быстро, а из окна автомобиля все метрополии смотрятся одинаково. Мы просвистели через весь город – и снова окраины. Стоянка. И калитка в ограде, густо увитой багровым плющом.

За воротами нас ждали электромобильчики и двое мужчин. Первый – точная копия Этера, только старше годами – вселил в меня какой-то потусторонний ужас. Наверное, все дело в кладбищенских разговорах. Второй, тоже в черном, смахивал на гробовщика, но потом выяснилось, что это директор клиники, доктор Орлано Хэррокс.

Огромный сад с одноэтажными павильонами, спрятанными в зелени искусно подстриженных деревьев всех мыслимых пород, оказался клиникой «Континенталь».

– Мадам, я сделал все, что в человеческих силах, но, увы. Теперь я скорблю вместе с вами. – Хэррокс глубоко поклонился Ванессе.

– Совершенно в этом уверена, доктор. – Она протянула ему обтянутые ласковой серой замшей руки сердечным, теплым жестом, словно это его надо было утешать.

Доктор с почтением коснулся губами перчаток. Он не видел выражения ее глаз…

А у меня по коже побежали мурашки.

– Пойдемте к моему ребенку. – Ванесса направилась к электромобилю и вспомнила обо мне.

Меня вместе с багажом отослали в гостиницу.

Наутро мы все оказались в Роселидо.

Дом, полный внутренних двориков, теней и портиков, построенный в мавританском стиле. Я слышала от Этера, что дом построил его дед во времена сухого закона и несметных состояний.

Вокруг – необъятное пространство цвета и света, только с одной стороны высокая стена ограждает усадьбу. Вниз сбегают ступеньки, высеченные в скале.

С другой стороны на очень пологом склоне парк, полный старых деревьев, а за ним, насколько хватает взгляда, персиковые и апельсиновые сады, виноградники… до самой живой изгороди из опунции. Оттуда одна дорога спускается в зеленую долину с садовым павильоном и ореховой рощицей, где бьет источник, а вторая – в лесок секвойи, где круглая беседка с позолоченным куполом. Там трое суток стоял открытый гроб с покойным, но никому не удалось его увидеть, кроме бальзамировщиков.

На второй день приехал Этер. Похудевший, бледный, взволнованный и очень печальный. Сердце у меня сжалось при виде его, но тут же в пятки ушло: а ну как он меня заложит, просто случайно? Как мне не хотелось, чтобы он меня узнал!

Я оперлась лбом о сложенные ладони, накинула на голову вуаль, чтобы она закрыла мне лицо как паранджа, а руки, обтянутые черными лайковыми перчатками, положила на спинку скамьи перед собой. Получилось неплохое укрытие. Но меня никто не замечал: я же помесь тени с мебелью, дополнение Ванессы.

Обстоятельства мне подфартили. Церемониймейстер у основания катафалка скомпоновал группу, в центре которой была Ванесса, а места для верных слуг никто не предусмотрел. Так что я была в безопасности. Шефине моей негоже было скакать по часовне с тросточкой в руках, а я забилась в самый дальний угол. Вне часовни нам с Этером встреча не грозила.

Так что все обошлось, слава Аллаху. Этер не бросил в мою сторону ни одного взгляда. Он никого не видел, кроме златоволосой женщины у гроба. Этер переживал Ванессу как боль, как неизлечимую болезнь, как явление. В первый и единственный раз она была так близко от него и в то ж время недоступна, отгороженная харизмой страдания и величием обряда, как крепостной стеной в Париже.

Она уехала сразу же, как только гроб опустили в родовую гробницу. И скоро тысячи миль отделили нас от белой ротонды под охраной великанов, похожих на сосны. Я никогда раньше не видела секвойи. Они заставляют думать над человеческой жизнью, короткой, как весенняя молния. След на воде.

Я почувствовала себя ничтожной, как жук в траве, глупой, как слепой кутенок. Впервые мне пришло в голову, что я выбрала не лучший образ жизни. Эк меня расклеила мощь деревяшек, которые качаются на ветру четыре тыщонки лет.

А вечером я увидела Нью-Йорк.

Глубокую черноту ночи в иллюминаторе серебрила луна. Внезапно в опаловой мгле проступила россыпь блесток: огни над Гудзоновым заливом. Создавалось впечатление, что под брюхом реактивного лайнера лежало огромное сказочное колье.

Самолет шел на посадку в аэропорту Кеннеди.

И этот город остался в памяти только быстро убегающей под колеса лентой дороги. Еще только отель «Плаза» поблизости от Центрального парка, среди платанов Пятой авеню. Там в своем бегстве через родной континент остановилась моя осиротевшая царица.

Едва Ванесса успела закрыть за собой двери апартаментов и принять душ, как тут же исследовала батарею бутылок в баре. Не найдя любимой марки, сразу позвонила и заказала «Империал», словно раз в жизни не могла надраться чем-нибудь другим.

Я даже немного перепугалась – а вдруг не окажется у них «Империала». Куда там, принесли! «Плаза» крутой караван-сарай, выполняет любые желания клиентов.

Ванесса высосала коньяк, запила вдогонку виски из запасов под рукой. До положения риз набираться не стала, лошадиная доза спиртного только высвободила слезы.

Ванесса разговаривала сама с собой, с умершим сыном… Я не в счет, если она не велела слушать. А я сей раз не велела. В эти дни отчаяния Ванесса все чаще забывала о моем существовании.

– Чуяло мое сердце, что они тебя погубят, беззащитный мой червячок. Кому ты мешал? Убийцы! Я не хотела отдавать тебя в лапы Хэррокса, но ОН отобрал тебя! К несчастью, ты и ЕГО сын. Теперь ОН наследует после тебя, но после НЕГО некому будет наследовать! Будь они трижды прокляты: ОН, его ублюдок и та глупая шлюха, что его родила!

Она призывала кары небесные на голову пасынка, – мать без смирения, без святости, без надежды, скорбящая на золотой Голгофе.

Я чувствовала себя виноватой за то, что открыла Этеру место, где его старший брат вел жизнь не то водоросли, не то амебы.

Артур заболел внезапно. Ванесса переехала в Швейцарию, а потом в Америку. В Ножан-сюр-Марн она не показывалась неделями. Меня она с собой не брала. В дом под Парижем наведывалась на несколько дней, чтобы отдохнуть и напиться. Она выходила из себя, проклинала Этера. Его она винила в том, что ее сына отправили из Лаго-Маджоре в Бостон.

Теперь Артур умер.

– Выключи телефон. Меня ни для кого нет. – Проклятия и виски иссякли, и Ванесса вспомнила про меня. – Никуда не уходи!

Она рухнула на постель и проспала тридцать шесть часов.

Встала Ванесса молчаливая и замкнутая. Позвонила, договорилась с кем-то о встрече на следующий день на неприлично ранний час и сразу же выехала в город. Мне снова запретила выходить из отеля.

Наутро я разбудила ее, как она приказала, задолго до назначенной встречи.

– Надень! – Ванесса подала мне парик, удивительно похожий на ее волосы цвета спелой кукурузы.

Второй, темный, она надела сама. Наверное, парики она купила здесь, в багаже ничего такого не было. К тому же Ванесса никогда не носила искусственных волос.

– Одевайся! – Она швырнула мне свои траурные одеяния.

Потом собственноручно застегнула на моей шее свои гранаты, подала кольца и набросила на голову черную вуаль.

– Пройдись!

Ростом я была пониже, шифон волочился за мной по ковру. В носки своих замшевых туфель на очень высоких каблуках Ванесса натолкала ваты, велела обуться.

– Ходить можешь? – Я кивнула. – Попробуй подражать моей походке.

Накося выкуси! Я сделала несколько шагов, стараясь не выдать, что прикинуться Ванессой для меня пара пустяков. Мне не понравилась роль манекена. Я должна знать, в какие игры тут играют.

– За мной, наверное, следят, – ответила она на мой назойливый взгляд. – Ты пойдешь вместо меня на мессу за упокой души моего сына. Она будет проходить очень рано. Я никого не приглашала.

Ванесса, с опущенной до плеч вуалью, в моей шелковой пелеринке – эффектной ливрее в интерпретации Кардена, – постаралась стать похожей на меня, на элегантный реквизит ее траурной экипировки.

Она завезла меня в церковь, где я встала на колени, задрапировала складками вуали и только потом ушла. Я застыла, спрятав лицо в ладонях, Ниобея. Кто осмелится беспокоить несчастную мать на молитве?

Ванесса явилась точно в минуту окончания мессы, с последним аккордом собрала на руку мои вуали, чтобы они не мешали встать с коленей, и мы тихонько удалились.

На следующий день мы вернулись во Францию.

* * *

На улице Ватто в тихом доме за каменной стеной потекла привычная жизнь. Словно на том континенте похоронили не только сына, но и всякую о нем память. Ванесса не оплакивала, не вспоминала, не носила траура.

День начинается с утренней депрессии.

Ванесса лежит, закутанная в мятые шелка, – усталое тело, и лицо словно с могильного памятника. Золотисто-кремовый интерьер спальни, приглушенный полумраком от спущенных жалюзи, только подчеркивает прозрачную зеленоватую кожу с лиловыми мешками под глазами, подбородок отвис, на руках – узлы синих вен.