Эдуард Лимонов - Палач

• Название: Палач
• Автор: Эдуард Лимонов
• Жанр: Современная проза

---

— Да, — продолжает Оскар почти лениво, — материальной стороной своей жизни я доволен. Скоро выйдет книга… Только скучно мне, Жюльет. — И Оскар вздыхает. Ему все равно, что подумает Жюльет, если выяснит, что книга никогда и нигде не выйдет. Оскару нужно попасть к Жюльет на парти.

Лицо Жюльет чуть размягчается.

— Ты знаешь, Оскар, я прекрасно понимаю, как вам, славянам, приходится здесь трудно. И это не только вопрос устройства в новом обществе, — продолжает Жюльет — лектор эмигрантского клуба. — Трудно вам и психологически. Вы привыкли к другому укладу жизни. Мы тут как-то разговаривали с Роджером и пришли к выводу, что мы, американцы, привыкли к тому, что мы одиноки. Да-да, куда более одиноки, чем вы, поляки. Мы имеем всегда только несколько настоящих друзей и нашу работу. Поляк же больше живет на людях, он много более общителен и коллективен. Вам здесь приходится трудно. Это общество одиночек, а вы скучаете по коллективу.

— Да, Жюльет, — поддержал ее Оскар. — Сейчас я чувствую себя особенно одиноким.

Жюльет насторожилась.

Оскар немедленно поспешил объяснить, почему он чувствует себя одиноким.

— Дело в том, что у меня был роман. Четыре года…

Жюльет сочувственно заулыбалась, и с видимым облегчением. Нет, кажется, не денег пришел просить Оскар.

— …с женщиной, которую я очень любил, — продолжал врать Оскар. — И только неделю назад мы расстались.

— О, бедный Оскар! — воскликнула Жюльет патетически, покинула место за столом и подошла к Оскару. — Бедный! — повторила она и неперетянутой костлявой рукой погладила Оскара по голове, смяв его тщательный темный кок.

— Жанет! — позвала она секретаршу.

Из соседнего помещения, благоухая крепкими духами, вышла Жанет, бывшая как бы вторым изданием миссис Мендельсон. Такого же возраста, с такой же улыбкой. Даже подозрительно черные волосы — их миссис Мендельсон и ее секретарша, очевидно, окрашивали одной краской. Если бы Оскар не знал наверняка, что миссис Мендельсон посещает парикмахерскую-салон Видал Сассуна, он бы предположил, что дамы красят волосы в одном тазу.

— Жанет! Принеси нам, пожалуйста, кофе. Ты хочешь кофе, Оскар? — спросила Жюльет. — И хочешь чего-нибудь к кофе? Что у нас есть к кофе, Жанет?

Оскар помнил, что у них есть все к кофе.

— Да, — сказал Оскар, — хочу кофе и бренди…

Через полчаса, когда Оскар покидал офис миссис Мендельсон, рот его приятно свело от дорогого бренди, он был уже другим, куда более важным человеком, он был приглашен на следующее парти в доме миссис — 14 октября.

«Тебе, Оскар, следует забыться. Я очень хорошо знаю, как тяжело расставаться с человеком, которого ты любил», — патетически произнесла Жюльет, проводив Оскара до двери и поцеловав его два раза.

В элевейторе, стерев со щеки и губ губную помаду миссис Мендельсон, Оскар подумал, что это маленькое сражение он выиграл без особого труда.

3

Порой, хотя и редко, на Оскара обрушивается вдруг мировая скорбь. Он ненавидит приступы и боится их.

Начинается каждый приступ обычно с обостренного чувства одиночества. Оскар вдруг чувствует, что так, как он живет — без семьи, без детей, без единой близкой души, — ужасно ненормально, бесчеловечно и противоестественно жить. «Кто вернет мне эти мои дни, проведенные без радости и смеха? — думает Оскар тревожно и обессиленно, безостановочно расхаживая от стены к стене. — Какую компенсацию способен дать мне мир за ночи, которые я провел один, без другого теплого человеческого существа? Почему я живу в аду? Почему? — Спрашивает он себя с тоской. — Моя жизнь — пример того, как не нужно жить, как следует бояться жить…»

Гоня от себя эти безжалостные ощущения, Оскар обычно еще более вязнет в них. Ему физически становится трудно жить в такие дни. Его тошнит, у него кружится голова, он почти не ест. Самое лучшее лекарство против мировой скорби — позвонить Наташе и пойти к ней, лечь с ней в постель и просто спать. Проспать сутки, обнимая Наташкино теплое тело, держа ее рукою за живот, — и здоров.

К сожалению, Оскару редко удается лечиться Наташкой. То ее нет в городе, и кто знает, где она, в Ист-Хемптоне или Сауф-Хемптоне нюхает кокаин или ебется с очередным новым мужиком. Или она в Нью-Йорке, но хочет побыть одна…

«Ты должен наконец стать мужчиной, — уговаривает обычно Наташка Оскара. — Сколько можно быть истеричкой, Оскар?»

«Но мне хуево, ты можешь понять это, — всхлипывает Оскар в телефонную трубку, — и я в этом не виноват, это болезнь. Можно я приду, Наталья?!»

«Я ненавижу тебя в таком плаксивом состоянии, Оскар, — злится Наташа. — К тому же я занята сегодня вечером, я иду в «Капакабану». Я обещала».

«Ну ладно, сука! — озлобляется Оскар. — Однажды будет тебе плохо, попросишь ты, меня прийти…» При этом Оскар отлично знает, что Наташка куда крепче его и расстроить ее может только что разве ее, Наташки, опухшее от пьянства и ночных загулов лицо. Но и в этом случае она не позовет Оскара, а заляжет в постель и будет отсыпаться двое суток.

«Женщины вообще удивительно бесчувственны, — думает Оскар. — Как они умудрились заслужить репутацию слабого пола, хрупких и чувствительных существ, непонятно».

Обычно, промучившись черной меланхолией несколько дней, не только размышляя о близости смерти и быстротечности человеческой жизни, но и чувствуя, как животное, эту быстротечность, оплакивая минуты, Оскар медленно, но постепенно заряжается новой энергией. В начальный период выздоровления скорбь и меланхолия переходят в агрессивную скорбь и меланхолию. Валяясь в кровати и плача, Оскар вдруг ловит себя на том, что он пытается найти виновных в том, что он плачет. Это первый знак — выздоровление началось.

Чаще всего Оскар приходит к выводу, что виновата сука Наташка, отказывающаяся принадлежать только Оскару и быть его ангелом, только его женщиной, а не женщиной еще полусотни мужчин. Оскар бродит по комнате, выкрикивая ругательства в адрес неверной Наташки. Проорав таким образом несколько часов, Оскар внезапно понимает, что не в самой Наташке дело, что корни несправедливости находятся глубже, и начинает винить время и всеобщую разболтанность нравов в том, что Наташка такая неверная.

«В шестнадцатом веке я бы снял с тебя кожу за одну только измену! — крикнул он как-то Наташке. — И повесил на стену над кроватью! Так тогда наказывали за прелюбодеяние! В семнадцатом и восемнадцатом ты бы сидела у меня на цепи, и я, только я, ебал бы тебя. Ебал и бил! Голая сидела бы на цепи!»

«Значит, мне очень повезло, — смеялась Наташка, — что мы живем не в эти веселые прекрасные времена!»

Серьезно говоря, Оскар считает, что Наташка, хотя и обладает добрым нравом и насмешливым умом, все же неумна и, пожалуй, не способна ни на какое другое предназначение в жизни, кроме постели. «Она не способна сама понять, что хорошо для нее, что плохо, и лучше было бы и для нее, и для всех, если бы я был ее хозяином, как в старые добрые времена до появления суфражизма и феминизма. Только я. Когда Наташка постареет, кому она будет нужна?» — размышляет Оскар. Втайне от Наташки Оскар иногда рассматривает ее лицо. Не постарела ли? Если и появились морщинки у Наташки, то только несколько слабых морщинок, не отразившиеся никак на ее сластолюбивом лисьем облике.

Окончательно выходит Оскар из припадка слабости, когда замечает вдруг, что он дико агрессивен. В этот момент Оскар — сверхчеловек и твердо верит в то, что он сумеет отомстить миру за все боли и обиды, причиненные ему — Оскару. «Не может быть, чтобы я родился без цели и предназначения, — шепчет он, — не может быть».

Счастливо перебравшись без помощи Наташки через очередной припадок бессилия, 14 октября в девять часов вечера Оскар отправился на парти к Жюльет Мендельсон. Заряженный маниакальной энергией.

4

В зеркальном элевейторе юноша поднимает Оскара на этаж миссис Мендельсон. Даже классическая музыка звучит в элевейторе, исходя негромко из стен. Пять лет уже не был Оскар у Мендельсонов. «Что же он делал все это время? — пытается вспомнить Оскар. — Осваивал страну? Ну да, конечно, — звучит успокаивающе, — осваивал страну, познавал людей». Если же расшифровать эту звучащую так серьезно фразу, то Оскар видит себя возящимся в постели с женщинами, сидящим с женщинами за ресторанными столиками, идущим с женщинами по нью-йоркским улицам, смеющимся с женщинами, стоя у клеток с животными в Централ-парке, и ебущим женщин везде — от бейсментов до чердаков. В сущности, Оскар не может вспомнить даже, когда исчез из его жизни последний друг мужчина… Теперь, думает Оскар, сама судьба определила ему роль. Работать с женщинами — вот моя профессия, ухмыльнулся Оскар. В сущности, это именно то, что он больше всего и любит делать. Работать с женщинами — находиться с ними вместе, смотреть за их телом, расчесывать их волосы и, конечно, любопытно заглядывать им в глаза, в то же время трогая рукой или членом их органы пола.