Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #7

• Название: Журнал Наш Современник 2006 #7
• Автор: Журнал Современник
• Жанр: Публицистика

---

Журнал Наш Современник Журнал Наш Современник 2006 #7 (Журнал Наш Современник — 2006)

Майя Ганина Друзья и не друзья

Из очерков русской жизни

1. …Снег идет, снег идет… Совсем как в любимом романсе Георгия Свиридова на слова Пастернака…

Снег идет. Идет снег. За окном. Сколько же раз видела я идущий за окном снег?.. В такую погоду мне обычно хорошо работается. Привыкла за бродячую жизнь. Как у геологов: летом — “поле”, зимой — “камералка”…

И опять вопрос: знак, символ всякого начала — “Ab ovo — от яйца”?

Воспоминания, мемуары положено писать именно “от яйца”: детство, юность, зрелость, старость. Встречи и события, этим моментам жизни воспоминателя строго соответствующие… Так “воспоминают” и прежде, и ныне все: в строгой хронологической последовательности.

Значит, подобным путем должно идти и мне? Но ведь Время — минувшее, оставшееся далеко, близко ли позади моей (да и твоей, согласись, читающий!) сегодняшней жизни, — вовсе не видится некоей рекой с истоком, руслом, устьем… На мой взгляд — как бы громадная полусфера, объявшая нечто темно-бывшее, живое, замершее “до востребования”… Луч памяти выхватил в шевелящемся позади — и высветилось. Ярко. Либо расплывчато. И снова — рядом, снова вызывает у тебя радость, стыд, горечь, гордость, нежность… Или же спокойное переосмысление содеянного некогда, в ту пору недопонятого…

Так, наверное, я и попробую записать свое Время. То, что вдруг вспомнилось и задело сердце…

Но начну с события сегодняшнего: девятое марта двухтысячного года. Утром по “Маяку” сообщили: в Шереметьево разбился, едва взлетев, самолет ЯК-40. Погибли все, кто там был: девять человек, среди них Артем Боровик.

Взрослым я его видела только в телевизионных передачах, но хорошо помню маленьким, пяти-шестилетним, в Коктебеле, куда многие писатели любили ездить в Дом творчества. Я с дочкой, а Темка с родителями обычно приезжали туда в августе, селили нас, как правило, в соседних номерах, в престижном “девятнадцатом корпусе”.

Отец его, журналист-международник Генрих Боровик, большую часть дня печатал на машинке свои статьи, устроившись в лоджии, а Темка (став взрослым, он как бы и не изменился внешне), толстый, круглолицый, яркоглазый, полный энергии, бегал, кричал, играл, поглощал жизнь, к нему смалу благосклонно расположенную. Счастливым стечением обстоятельств, обеспечивающих ему логический выход на ту дорогу, по которой он пошел, ведь его отец, Генрих, всегда был любим властью, благополучно, не напрягаясь, с этой властью сотрудничал. С конца шестидесятых годов прошлого века он руководил советским корпунктом в США. Артем жил там с отцом, обретая в среде международной элиты друзей и знакомых. Связи эти не теряются.

За свои неполные тридцать девять Артему удалось успеть больше, нежели многим его коллегам за длинную жизнь. Поездил по миру, поблистал, написал то, что хотел и мог, напечатал, обрел известность. Руководил, участвовал осведомленно в гуще лживой пропаганды, что заполонила в утекшее десятилетие все и вся. Культивируя эту ложь волей-неволей, рекламируя (обличение — тоже реклама, да еще какая!) все, что сегодня возможно. Это его и убило… Энергии, которая наполняла маленького Темку, хватило бы ему и взрослому еще надолго. Чья несчастливая звезда из оказавшихся с ним в этом злополучном “чартерном рейсе” на Киев заслонила его, явно счастливую? Выяснится ли? Не очень-то выяснялось до сей поры, хотя и брали “под личный контроль”…

Грустно. Грустно, когда гибнут, умирают те, кого знал. Пусть и не друзья. Но они — часть памяти твоей: еще одним живым обликом в полосе запечатленного меньше. Потух уголек, один из множества тлевших — кострище утратило в яркости уходящего во мрак сияния…

Через шесть дней я запишу, как Генрих Боровик, семидесяти с лишком лет, отец убиенного Артема, в программе “События” на ТВЦ, отвечая на кокетливо-ленивые вопросы ведущего Дмитрия Киселева, говорил о своем (!) блистательном пути, о своих (!) архивах и дневниках, посетовав мельком, что надеялся на Темку: мол, обработает и опубликует. Ну а теперь самому, мол, придется напрягаться… “Легенда советской журналистики” — оценил его, завершая передачу, ведущий. (На мой взгляд, убиенный сын был ярче, интересней, талантливей.)

Шесть дней прошло! Шесть. Еще душа от тела погибшего сына не отлетела в горние выси… Я не сужу отца: каждый живет, переживает свершившееся согласно своему внутреннему содержанию, наполнению. Я пытаюсь понять: что же? как? Воспользоваться происшедшим для саморекламы?

“Все — на продажу”, — так называлась лихая пьеска Васьки-американца, шедшая в 60-х годах прошлого века в театре “Современник”, когда театр еще располагался в своем первом помещении рядом с гостиницей “Пекин”. Там прежде был кинотеатр, — не помню уже какой, — но как же у них, у Олега Ефремова и прочих, столь же молодых, талантливых и прекрасных, все тогда было необычно, наполнено могучей новой энергетикой. Потом, увы, стало, как у всех. Но это к слову.

Что касается пьески Аксенова, то автор всей своей дальнейшей жизнью подтвердил: “ubi bene, ibi patria…”: родина — там, где больше тебе отмусливают наличных, где ты сыт и благополучен, а то случайное место, где тебя черт угораздил родиться? Так — пятно на карте. Забыть и наплевать.

Все, что продается, на что есть спрос, надо продавать, извлекать, торопясь, выгоду. Вот так, выходит…

Размышляя горько об этом, я вдруг подумала удивленно, что многих, ныне “великих”, по некоему стечению жизненных обстоятельств мне довелось (как и Темку) наблюдать еще детьми.

К примеру, в начале пятидесятых годов века минувшего журнал “Новый мир” решил напечатать мою первую повесть “Первые испытания”. Редактором была назначена Софа Долматовская-Караганова — молодая и красивая, неглупая, побывавшая к тому времени замужем за поэтом Евгением Долматовским, родившая от него дочку, затем перешедшая замуж за преуспевающего чиновника от культуры Александра Караганова, родившая от него сына Сергея.

В процессе редактирования повести мне приходилось довольно часто бывать у моей редакторши в их роскошном особняке на Беговой улице. При моих и ее обоюдных попытках выяснить, что есть истина, а вернее, что “проходимо”, а что все равно вымарают, обычно присутствовал и сын Сергей, сидящий на горшке в беленькой коротенькой рубашке, с такой же, как и ныне, круглой лысой головой, напряженно-серьезным лицом, желтовато-бледный, в очках. Позу эту он почему-то занимал при всех наших встречах с Софой, скорее всего у него тогда что-то было с желудком. Может, судя по выражению лица взрослого Сергея Караганова на телеэкране, состояние это для него хроническое.

Александр Караганов, муж Софы, отец Сергея, всегда был большим начальником (чего и почему, неважно). Посему жили они и в то, достаточно скудное для большинства (и для меня, естественно), время богато, даже роскошно. Так что не от недоедания был желт и болен Сергей. Когда вырос, не остался в рядовых членах общества, хотя непонятно — за какие отличившие бы его способности?.. Ныне ведь все занимающие время на телеэкранах говорят приблизительно одно и то же. Страстно, горячо, убежденно, с позой и надрывом лауреатов Нобелевской премии в изгнании: Гайдар, Кириенко, Немцов, Хакамада, Зюганов, Чубайс… Запомнить, кто, где, когда, что произнес, не представляется возможности, ибо результат того, к чему все в “этой стране” скатилось стремительно, содеялся не от вслух, с экранов, произносимого, а от “голоса певцов за сценой”…

Или Александр Асмолов. Его очень любила одно время демонстрировать на так называемом “авторском телевидении” некая Кира Прошутинская, восхищенно объяснявшая, что мол, сей государственный муж ещё и “сексуальный гигант”. Сие тут же подтверждала с того же экрана Наталья Асмолова, сестра Александра: “Никому не может отказать!.. Я ему говорю: если бы ты был женщиной, то давал бы каждому!” И далее умиленно цитировала “гениальное” стихотворение брата: “…Всегда найдется маленький Дантес, а Пушкин Гончаровой надоест…”.

“Маленького Дантеса” мне также выпало “счастье” наблюдать в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов прошлого века в доме его родителей.

Наталья Асмолова тогда работала младшим литсотрудником в журнале “Знамя”, где я довольно часто печаталась в те поры и ездила от них в командировки. В “Знамени” меня как автора любили и привечали, посему Наталья со мной дружила; я, по ее приглашению, бывала у них в доме. Отец Александра и Натальи Григорий Асмолов был в те времена заместителем министра энергетики. Так что когда Наталья напросилась со мной в очередную мою сибирскую командировку — на этот раз на строительство Братской ГЭС, — то ею там занимался, опекая в поездке, аж сам главный инженер строительства ГЭС Гиндин; встречалась она и с Иваном Наймушиным, начальником строительства. Оба они, по причине занятости, для нас, простых журналистов, были недоступны.