Дзюнъити Ватанабэ - Свет без тени

• Название: Свет без тени
• Автор: Дзюнъити Ватанабэ
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-05-004248-8

Роман популярного японского писателя описывает будни частной токийской клиники, где работают талантливый хирург Наоэ и преданная ему всей душой медсестра Норико. История их трагической любви обретает истинный свет лишь в конце романа, когда мы вместе с Норико узнаем, что же на самом деле произошло с доктором Наоэ.

---

– Если в Тибе запись начинается в два, стало быть, выезжать вам надо часов в двенадцать или даже раньше?

– Еще будет постановочная репетиция… – Лицо импресарио принимало все более виноватое выражение. – А она длится ровно столько же, сколько и сама запись.

– Значит, вы должны выехать в…

– Желательно в десять утра, – пряча глаза, почти шепотом сказал импресарио. – Вы, наверно, слышали… Заказчик этой передачи – фармацевтическая фирма Т. В общем, суть в том, что состязается несколько команд. В каждую команду входят три человека – все трое члены одной семьи. Ханадзё будет в жюри, а кроме того, споет несколько песен. В основном ей придется сидеть, так что я думаю, ничего страшного.

– Это вы так полагаете.

– Что вы, я сам недавно перенес операцию и прекрасно знаю, какая потом слабость.

– Оставим это.

– Видите ли, в газетах уже давно объявлено об участии Дзюнко в этой передаче, и больше половины зрителей придет только для того, чтобы посмотреть на нее. Сейчас отказаться уже невозможно. Я, конечно, понимаю, что это неблагоразумно, но… – Импресарио промокнул платком абсолютно сухой лоб. – Так что вы скажете, доктор?

– Ответ может быть только один.

– Нельзя? Наоэ кивнул.

– Нет, отказаться – это немыслимо!.. – В глазах импресарио стояло отчаяние. – Может, как-нибудь…

– Ну что ж. Я вижу, вам во что бы то ни стало необходимо уехать.

– Значит, все-таки можно? Импресарио жадно подался вперед.

– Этого я не говорил. Я говорю другое: если вы так решили, поезжайте.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что сказал.

– А на сцене с ней ничего не случится?

– Вот уж чего не могу обещать.

– Вообще-то она Крепкая…

– Может, все обойдется, а может, и нет.

– Скажите откровенно, чего вы опасаетесь?

– Выступать на второй день после такой операции физически тяжело для любой женщины. Но ведь вы говорите, что ничего изменить нельзя.

– Нет, что вы, у меня и в мыслях нет делать что-то наперекор вам. – Импресарио снова потер ладони. – Просто программа очень насыщенная…

– И потому вы уговариваете меня дать свое согласие.

Наоэ пододвинул к себе историю болезни Дзюнко Ханадзё и принялся писать заключение.

– Если вы разрешите, доктор, завтра в одиннадцать мы на машине выедем в Тибу. После записи у нас репетиция новых песен с композитором и посещение магазинов пластинок, но мы постараемся покончить с этим поскорее, тогда Дзюнко останется только дать интервью репортерам, и мы в тот же вечер вернемся в клинику.

Наоэ, не глядя на импресарио, продолжал писать.

– Я отнимаю у вас время, болтаю о таких пустяках… Извините.

– Передо мной извиняться нечего. Импресарио шумно вздохнул и снова вытер лоб белоснежным платком.

– Расплачиваться за ваше легкомыслие буду не я, а Ханадзё Дзюнко.

– Да… Быть артисткой не просто. Наоэ кончил писать и поднял глаза.

– Мы отблагодарим вас, доктор, – заискивающе проговорил импресарио.

– Желательно спиртным.

Услышав столь конкретное пожелание, импресарио уставился на Наоэ с нескрываемым изумлением.

– И лучше не виски, – добавил тот. – Я больше люблю хорошее сакэ.

Импресарио озадаченно кивнул. В кабинет вошла Норико. Она была в том же, что и во время операции, халате, в тапочках на босу ногу, на голове – косынка.

– Госпожу Ханадзё можно везти в палату.

– Проснулась?

– Почти. Уже отвечает, как ее зовут.

– Давление?

– Сто десять. Пульс – семьдесят восемь.

– В норме. Отвези ее. Я зайду потом.

– Она жалуется на сильные боли.

– Введи ей нобулон, одну ампулу.

– Хорошо.

– Да, и еще вот что: завтра в одиннадцать утра Ханадзё-сан должна уехать.

– Завтра?

Норико перевела взгляд на импресарио.

– У нее срочная работа. Я осмотрю ее рано утром. Приготовь все заранее.

– Понятно. – Норико постояла еще секунду, затем повернулась и вышла из кабинета.

– Проснулась… – Импресарио с явным облегчением вздохнул. – Спасибо. Теперь мне будет гораздо спокойней.

– Рано успокаиваться.

Импресарио открыл было рот, но так и закрыл его, не произнеся ни звука.

– Операция прошла нормально. Вот все, что пока можно сказать.

Наоэ встал, полил на руки дезраствора, сполоснул их под краном и отправился в ординаторскую.

Норико вымыла инструменты, протерла и смазала их вазелиновым маслом, привела в порядок операционную. Был уже десятый час, когда она освободилась. Наоэ ждал ее. Они вместе пошли к Дзюнко.

Импресарио куда-то исчез, вместо него в палате сидела девушка лет семнадцати-восемнадцати – видимо, секретарь. Дзюнко лежала на спине и тихонько стонала от боли. Наоэ проверил пульс. Давление оказалось немного пониженным, но после операции в этом не было ничего удивительного.

От потери крови лицо ее заострилось и выглядело болезненным. В нем не было той здоровой свежести, что свойственна девушкам в двадцать один год.

– Ханадзё-сан! Ханадзё-сан! – окликнула ее Норико, но лишь на третий раз Дзюнко с трудом открыла глаза. – Ямагути-сан! Ямагути-сан! – На этот раз Норико назвала настоящее имя Дзюнко.

– Да-а… – Голос Дзюнко звучал хрипло, как у старухи.

– Все еще больно?

– Бо-о-льно… – протянула Дзюнко, жалобно глядя на Наоэ. – Очень больно, доктор.

– Сейчас укол подействует, и вы уснете крепко-крепко, – успокоила ее Норико.

– Завтра…

– Не надо ни о чем беспокоиться.

– Если я не смогу завтра поехать, что же будет?.. Что тогда будет?..

– Не волнуйтесь, – сказала Норико и повернулась к секретарю: – Погасите свет и проследите, чтобы она уснула.

Наоэ вышел из палаты.

– А куда завтра едет Ханадзё-сан? – спросила Норико, догоняя его.

– В Тибу. Там у нее запись концерта на телевидении.

– Она выдержит?

– Не уверен.

– Зачем же вы тогда разрешили?

– Они настаивали.

– Вдруг что-нибудь случится!

– Что я могу поделать? – пожал плечами Наоэ.

– А если…

Они вошли в лифт. В кабине, кроме них, никого на было. Лифт пополз вниз.

– А если ей станет плохо? – продолжала Норико. Кабина была маленькая, и голос Норико прозвучал чересчур громко.

– Она сейчас больше думает о карьере, чем о здоровье.

– Неужели она такая легкомысленная?

– Подобным людям бесполезно что-то доказывать.

– Но вы врач! Вы обязаны твердо сказать: нет. Лифт остановился на третьем этаже. Двери раскрылись.

– Зря вы не запретили эту затею, – не унималась Норико. – Она и всю прошлую ночь не спала, сама ведь говорила, что работы в Фукуоке было по горло. Приехала вечером – и сразу операция. А теперь, нате вам, снова в дорогу! Да это просто безумие! Даже для артистки такое легкомыслие непростительно. Вот отпустите ее, а она потом потеряет сознание прямо на сцене!

– Скорее всего, так оно и случится.

– Сэнсэй!.. – Норико бросила на Наоэ испепеляющий взгляд. – Это безответственно!

Наоэ остановился, задумчиво огляделся по сторонам и вдруг, круто повернувшись, скрылся в туалете.

На другой день в одиннадцать часов Дзюнко Ханадзё в сопровождении импресарио и секретаря вышла из клиники. Внизу ее уже ждала машина. Закрываясь от любопытных взглядов, Дзюнко подняла воротник пальто. Лицо ее было иссиня-бледным, как у покойника. Она цеплялась за импресарио и еле брела – казалось, каждый шаг причинял ей мучительную боль.

В клинике все было спокойно. Операций не предполагалось, и после обеда Норико и Наоэ отдыхали. В пять часов, когда рабочий день кончился, Наоэ отправился прямо домой.

Вчерашнее недомогание, операция Дзюнко, ночное дежурство и сегодняшний день в клинике – все это навалилось на него тяжелым грузом усталости, и, придя домой, он буквально рухнул на кровать, но почти тотчас раздался стук в дверь, и влетела Норико. В руках она держала завернутые в целлофан цветы.

– Сейчас будет уборка, так что поднимайтесь! – весело пропела она.

– Только уснул… – проворчал Наоэ.

– В чистоте спать приятней.

Норико сдернула с кровати покрывало. Наоэ нехотя поднялся и накинул кимоно.

– Вам доктор Кобаси сегодня ничего не говорил?

– Нет.

Наоэ, сцепив пальцы, смотрел в окно.

– Ад? – удивилась Норико и, открыв дверь на балкон, включила пылесос. – Он ужасно возмущался.

Наоэ молча ждал продолжения.

– Он сказал, что поражен вашим отношением к Дзюнко Ханадзё. Что это жестоко и бесчеловечно – разрешить женщине выйти на сцену на следующий день после такой операции. Просто зверство, сказал он.

Наоэ сунул в рот сигарету и вышел на кухню.

– А еще он сказал, что врач, который допускает такие вещи, не смеет называть себя врачом. – Продолжая болтать, Норико водила щеткой под столом. – И старшая сестра, и Акико – все тоже так считают. Мне было ужасно неприятно.

Наоэ посмотрел на цветы, которые принесла Норико. В ведерке с водой стояли камелии и ветки ардизии.