Сергей Солоух - Самая мерзкая часть тела

• Название: Самая мерзкая часть тела
• Автор: Сергей Солоух
• Жанр: Современная проза

---

— А знаете, как Василию Ивановичу недосуг было? — рассказывал он громко и сам же заразительно смеялся.

Конечно, в конце концов эти маневры, перестроения, сигналы флагами, китайскими фонариками оказались всего лишь обязательной разминкой. Подготовкой к главному. Атаке. Стоило только Лерке Додд, которая жила на сорок метров ближе к Советскому проспекту, исчезнуть, раствориться в низком проеме своего подъезда, как Симу посетила суперидея.

Румяной барышне любезный кавалер предложил зайти в соседний и быстренько располовинить содержимое бутылки розового крепкого. Все правильно, от перегрева сосуд уже буквально был готов взорваться в кармане его финской куртки. Но девочка не дала мальчику упасть на грязный пол с острым осколком чебурашки в сердце. Сама залезла на подоконник. Впервые в жизни тяпнула всего лишь пять глоточков бурдомаги и сразу поняла, доперла, что шарить у нее под юбкой зеленоглазому красавчику так и приятней, и удобней. А он старался, он старался. Еще бы. Подобные пространства, холмы и дали даже ему, и бойкому, и вездесущему, открылись в первый раз. В общем, любовь, сквозняк и по стакану на нос.

Вот только сердце зря качало кровь, гнало потоком от симкиной башки к ногам, давленье создавало в чреслах. И пуговку он расстегнул, и о замок не оцарапал руку, и плавари сдались под натиском неугомонной плоти, но на площадке скрипнули дверные петли, раздались голоса и громкие шаги послышались прямо над головами юной пары. Не вышло! Посыпались, поколбасили вниз Димон с Ирусей, ломая каблуки, теряя важные предметы туалета и оправляясь на ходу.

Потребовалось еще четыре захода на посадку. Две поллитровки портвейна, огнетушитель шампанского и двести граммов коньяка. Ключик нашел замочек в ноябре. Использовали дети по назначению каникулярную неделю в доме отдыха "Шахтер Южбасса".

Дождалась белоснежка из Верхнего Китима своего южносибирского принца. Мотор завелся, парус распустился, и крылья застучали.

Ура!

Короче, было. Было чем делиться Ирке, о чем рассказывать в тесном кругу, закатывая глазки, губами чмокая, плечами поводя и пальцами задорно щелкая.

Жизнь!

Язык девицы развивался всесторонне. Практиковался ежедневно во всех видах программы. Но, впрочем, треплом она слыла всегда. Не только после, но и до того. Именно ее ботало, красная тряпочка между зубов разлучила подружек. На целый год развела.

В десятом классе Лерка едва здоровалась с Малютой. Усмехалась при встрече, а рот не открывала.

Склеились губы в сентябре, когда вернулась Лера из деревенской ссылки и угодила сразу к Ирке на день рождения. Первый не у тети Оли на Мызо, а на Арочной. То есть в родительской квартире с видом на красивую излучину реки Томи. А значит, с напитками, танцами, визгом и прочей кутерьмой, на которую мама Полина Иннокентьевна смотрела в дни семейных и партийных праздников сквозь пальцы. Не то что тетка, Ольга Иннокентьевна Терентьева, доцент, суровый преподаватель кафедры обогащения полезных ископаемых Южносибирского горного. Племянницу жалела, помнила, конечно, как сухо щелкает в ушах разряд, когда подносишь щуп прибора к невзрачному куску породы из Верхнего Китима. Жалела, но спуску не давала.

А тут свобода. Мамаша в филармонии. Жидкости булькают, магнитофон шипит, и рожа красная, моргала белые, вместо того, чтобы желудок, желает облегчить свою козью душу.

Ну, она, кто же еще. Она рассказала, чем занимается отличник с баскетболисткой из девятого на черных матах в пустом и темном спортивном зале. Кому? Жидковолосой Светке, дочурке Старопанского. А та не рыба, само собой, через денек уже мамаше нашептала. Вот только, дескать, папе не говори. Нужная клятва была дана, но серьезным препятствием для исполнения гражданского долга не оказалась. Разгневался директор образцово-показательной школы Егор Георгиевич Старопанский. Ножищами затопал, двумя ноздрями задышал, но в темный школьный холл вступил и сразу, немедленно, взял себя в руки. Как тать, прошел на цыпочках по узенькому коридору и раз, припал к замочной скважине горящим глазом вурдалака.

Есть!

Тихушники, темнилы, молчуны окружены и схвачены. А вот комету — Малюта с Симкой — никто за хвост ни разу не поймал. Скорость в делах сердечных — несомненное преимущество. Покуда родительская хата на Арочной ждала совершеннолетия Ируси, две пчелки, два комарика, два насекомых сизокрылых — один и тот же цветочек дважды никогда не опыляли. Перемещались, бились в стекла, в ночи жужжали.

И только в июле прошлого года окончилась жизнь кочевая, началась оседлая. В пляжную пору подготовки к вступительным экзаменам переехала Ирка, забралась на четвертый этаж и ну наверстывать упущенное. Не детская романтика, игрушки-паровозики. Все настоящее пришло — блевотина, похмелье, триппер. Привез Симак матросский, революционный насморк из Северной Пальмиры в канун ноябрьских, а Ирка ему преподнесла пятинедельный выкидыш у новогодней елки.

Красиво нарезали студент истфака университета и первокурсница мединститута. Ни в чем себе не отказывали. Как юные стахановцы, в три года завершали семилетку. Не обломился только поясной портрет на первой полосе газеты с телепрограммой «Южбасс». Но тут вина, конечно, Швец-Царева. Не захотел стране дать уголька с прицепом, с горкой. Почином Ирины Афанасьевны не вдохновился. Сбежал с ударной стройки века.

И это заметили. Такой у нас народ. Неравнодушный. Что-то случилось нынешней зимой, тень, серая мурка пробежала между народными героями.

Малюта с завидным постоянством одна или в компании лисы, Валерки Додд, являлась в «Льдинку». И там, нахрюкавшись, съезжала по ступенькам с третьего на первый задом наперед. А Сима обычно в это время стоял без шапки на высоком крылечке ресторана «Томь». С дружками неспешно толковал о разном, и сигаретные бычки в сугроб ложились пульками, чертя параболы над крышей его "Жиги".

Вчерашнее братанье в баре «Льдины» было первым с момента драматического расставанья в марте. Еще тогда, девятого, история могла закончиться разводом, налево потерпевшая, направо подозреваемый. Да яблочко созрело, налилось только сейчас.

Такая у Симы судьба. Все через пень-колоду. Бил Ирке в глаз, а смазал по уху. Утречком, еще зола не остыла, не развеялся пепел Международного дня солидарности трудящихся женщин. Хотел свинтить ей пятачок-копалку, убить Малюту-сволочь, но промахнулся. Разбил костяшки о косяк, ногу ушиб о табуретку и напоследок чуть не сломал входную дверь. Безрадостный итог.

А заводиться начал в феврале. Это тогда Ирусю в первый раз осенило. Мысль завелась в башке. Идея.

— Послушай, Симка, нам вот что надо. Пожениться.

Аж нос стал птичкой — крылышки зашевелились. Вначале он подумал, что просто пиво с портвейном зря мешали.

— Ну ты совсем плохая, подумай головой, мы же с тобой двух дней не проживем.

— Ну и ладно. Зато у всех отвиснет и опустится, когда мы лихо на «Чайке» с бубенцами по Весенней проплывем.

Не в пример множеству иных, желанье под белою фатой пройтись по липовой аллее, под ручку с Симой подгрести к Вечному огню не покинуло Ирину Афанасьевну вместе с симптомами уже привычного утреннего нездоровья. Увы. Слюни текли, не унимались. Слишком уж сильное впечатление на девочку произвела свадьба двоюродного брата Симки. Бракосочетание генеральского сына Андрея Ковалева и дочки главврача областной больницы Ленки Костюшевич. По папкиным чинам и достатку, решила слабоумная, им с Симкой положено уж нечто просто грандиозное.

В общем, пострел курносый, который некогда так полюбился Диме Швец-Цареву, на глазах превращался в подмороженную, влажную картошку. Ну ладно бы, один паяльник набухал, язык Малюты синхронно удлинялся. И мёл, и мёл. Всё об одном, что дело решено, и скоро-скоро, вот увидите, помчимся с куклой на капоте и в змеях-лентах. То-то будет цирк!

Покуда глупая параша ходила среди своих, Симка терпел. Ухмылки, шутки пропускал мимо ушей. Кое-какой иммунитет, конечно, выработался за время бурного романа. Мог проглотить пилюлю и почище этой. Лишь бы не посуху. Запить, и все дела. Однако случай оказался экстраординарным.

Седьмого марта, когда примерный, любящий сынок припер дорогой маме букет роз, гордых, как капуста, Лидия Васильевна Швец-Царева его поцеловала холодными губами в лоб и задала вопрос.

— А почему так получается, Димитрий, что мы с отцом о чем-то важном, происходящем в твоей жизни, узнаем последними и от чужих людей?

Не зря ходила накануне вручать дипломы, грамоты, подарки своим коллегам по системе народного образования. Прошлась по холлу дома политпроса с мамашей недоделанной Малюты, образцовой директрисой образцовой поселковой школы. Прогулялась. Разминку совершила. Физкультпривет!

Семейная беседа натощак и потрезвяне расстроила желудок молодца. Головоногое с немеряным хвостом кишок лечил, лечил прозрачным белым с утра и до полуночи восьмого. И все равно вздрагивало, волновалось, отрыгивало старыми дрожжами, когда девятого под утро все же дошел до мокрогубой дуры. Еще стаканчик накатил с ней, сизоглазой, пьянехонькой от возлияний в гордом одиночестве и рот вообще не закрывавшей. На одно слово двести, как из ППШ, получил и не выдержал. Бил точно в бляху, в сизую сопелку, а угодил в дверной косяк. Ну, может быть, по скуле чиркнул бухой красавице. Только и всего, а визг в ушах стоял до самой улицы Весенняя.