Мэри Рено - Последние капли вина

• Название: Последние капли вина
• Автор: Мэри Рено
• Жанр: Историческая проза

Мисс Мэри Рено родилась в 1905 г. в семье лондонского врача. Окончила колледж св. Хью в Оксфорде, затем работала медсестрой и одновременно начала писать. Ее первый роман "Цели любви" был опубликован в 1939 г. Появление романа "Последние капли вина" вызвало удивление и большой интерес, так как это было её первое произведение о древней Греции. До тех пор она черпала темы для своих книг из современной жизни. Среди самых известных её книг - романы "Возничий", "Король должен умереть", "Маска Аполлона". Мэри Рено стала членом Королевского литературного общества в 1959 г., а через два года - президентом ПЕН-клуба Южной Африки. Умерла 13 декабря 1983 г

---

– Стой в готовности, - сказал Лисий, - и ни на миг не своди глаз с чащи. Кабаны быстры.

Теперь мы привели собак, которые уже заходились лаем, учуяв ненавистный дух, и спустили их в чащу. Лисий встал справа от сетей, я слева. На правильно организованной охоте вы увидите на этих местах по четыре-пять человек с копьями, а позади них - еще по нескольку с дротиками для метания; чтобы возместить недостаток в числе, мы подошли ближе. По нашему сигналу раб начал кричать и швырять камни. И тогда между двумя черными кустами я увидел вепря.

"Не так уж он велик, оказывается", - подумал я.

Он стоял в окружении надрывающихся собак, опустив голову, клыки выделялись желтым на черной щетинистой морде. Маленькие глазки казались круглыми, и я сразу понял, что он вовсе не собирается вслепую кидаться в сеть. Это был старый хитрый зверь. Мы с Лисием стояли на местах, выставив копья вперед и вниз, твердо держа их правой рукой и направляя левой. И вот Флегон, самый крупный из псов Лисия, кинулся вперед. Голова вепря взметнулась один раз, Флегон, дрыгая лапами, взлетел в воздух, упал - и застыл неподвижно. Только теперь, когда видел на земле дохлого пса, а на другой стороне сети - замершего с копьем Лисия, я наконец пришел в себя и опомнился. Его собаки лучше моих; они будут сражаться со зверем, как он их обучил, и он это знал. И тогда я крикнул вепрю, чтобы заставить его взглянуть на меня, и шагнул к нему. Лисий сразу закричал тоже, громче меня. Но вепрь увидел меня первого. И прежде чем я успел подумать: "Идет!", он уже напоролся на мое копье.

Никогда раньше я не знал, что означает сила. Полыхая красными глазами, он напирал на меня, визжа и упираясь копытами в попытках насадить себя дальше на копье и добраться до меня. Весу в нем, кажется, было больше, чем во мне. Я сцепил зубы и налег на древко; несколько мгновений, которые показались мне часами, смотрел я вдоль копья на его клыки и сморщенную морду. И вдруг он с быстротой молнии отпрянул назад и крутнулся вбок. Копье, как живое, вырвалось у меня из рук и повернулось.

Я был изумлен и захвачен врасплох, вдруг стало тихо, все застыло, казалось, я без труда могу снова схватиться за копье. Но тут, очень вовремя, до меня донесся крик Лисия:

– Ложись! Падай!

Привыкнув повиноваться ему в бою, я бросился наземь вслепую; потом вспомнил, зачем это нужно, и вцепился в корни и какие-то кустики под собой, чтобы закрепиться намертво. Клыки вепря загнуты кверху; ему обязательно надо поддеть противника снизу, чтобы рвануть ими.

Пальцы мои врылись в землю, зубы сомкнулись на горьких травинках и листьях. Я чувствовал, как кабанье рыло с силой тычется мне в бок, чуял его жаркую вонь. Где-то рядом закричал Лисий; рыло исчезло. Я все еще лежал в растерянности, наконец огляделся. Лисий с наколотым на рогатину вепрем сражался за жизнь. Зверь метался, как демон, таская человека из стороны в сторону по изодранной земле; на каждом шагу Лисий мог поскользнуться и потерять опору под ногами. Мозг мой работал как-то лениво и очень ясно. Я думал: "Если он упадет, значит, это я убил его. И как я тогда буду жить с таким грузом на сердце?"

Мое копье все еще торчало из кабаньего плеча. Я вскочил на ноги, выдернул его и, когда зверь обернулся ко мне, воткнул наконечник ниже, в основание шеи. Мне страшно рвануло руки; я слышал надрывное дыхание Лисия, когда мы вместе напирали на копья. И наконец вепрь застыл, как камень, уже скатившийся с горы. Пасть раскрылась; он низко захрипел и испустил дух.

Лисий, поставив на него ногу, выдернул копье и воткнул вертикально в землю. Я сделал то же самое. Мы стояли по обе стороны от кабана и смотрели друг на друга. Он обошел зверя вокруг и взял меня руками за плечи. Не стоит писать здесь, что мы говорили друг другу. Потом пошли осмотреть убитого пса; он и лежал отважно, зубы все еще были оскалены для боя, а на сломанной шее - рваная рана от клыка.

– Бедняга Флегон, - сказал Лисий, - он пал жертвой нашей гордыни. Пусть боги примут его и умиротворятся.

Потом он позвал раба, до сих пор отсиживавшегося на безопасной верхушке скалы. Тот был в страшном волнении - думал, полагаю, что вепрь, когда прикончит нас обоих, примется осаждать его. Мы, настроившись уже довольно легкомысленно, посмеялись над его страхами, затем освежевали кабана, разделали и, отделив долю богов, принесли жертвы Артемиде и Аполлону. А после этого погрузили свою добычу на мула и отправили домой с рабом.

Всю вторую половину дня мы просидели на горном склоне рядом с источником. Далеко под нами голубая Марафонская бухта омывала покрытые выброшенными водорослями берега, а дальше за ней, винно-темные и ясные, виднелись горы Эвбеи. Когда мы обменялись словами примирения, сами не понимая недавнего разлада и словно даже не веря в него, я частично объяснил, отчего тогда убежал в горы - сказал, мол, отец обвинил меня в неблагочестии, таком позорном, что даже невозможно назвать его.

Он пристально смотрел на меня какой-то миг, потом быстро восстановил дыхание, сжал мою руку и больше не произнес ни слова. И после этого стал так добр ко мне, что можно было подумать, будто я сделал что-то замечательное, а не подверг риску его жизнь.

Голубизна моря перешла в темную синеву, свет стал глубоким и золотым; тени вытянулись, прильнув к восточному склону.

– Нынешний день не ушел от нас, как другие, ничем не заполненные, сказал я. - Ошибаются те, кто говорит, что лишь невзгоды удлиняют время.

– Да, - согласился он. - Но все равно день кончается - и все равно слишком быстро.

– Ты думаешь, так же будет в конце жизни?

– Полагаю, не жил еще человек, который не говорил в глубине души: "Дай мне это, или то, и я смогу уйти довольный".

– А чего бы ты попросил, Лисий?

– Иногда мне думается - одного, иногда - другого. Когда Софокл постарел, он сказал, что избавление от любви было подобно избавлению раба от тираничного хозяина.

– Сколько ему сейчас?

– Лет восемьдесят или около того… Надо бы позвать собак, они за горой.

– Лисий, а обязательно нам возвращаться в Город? Мяса у нас осталось предостаточно, давай приготовим его и заночуем в горах. Тогда этот день продлится для нас столько, сколько мы сами захотим.

– Посмотри, - заметил он, - какой близкой кажется Эвбея. Ночью будет дождь.

А потом, как я и надеялся, он пригласил меня к себе домой, поужинать с ним.

Добравшись до Города, я зашел домой снять охотничьи кожаные доспехи и вымыться. Причесался, надел свой лучший гиматий и тисненые сандалии; придя к нему, я увидел, что он тоже оделся во все лучшее. Вскоре после того, как сели ужинать, на Город пролился летний дождь. Он мягко шлепал по листьям винограда на террасе и барабанил по крыше. Воздух стал мягким, пропитался запахом прибитой пыли, освеженных листьев и промокших насквозь цветов с недалеких полей базарных цветочников. Мы говорили, что сюда слышно, как упиваются водой выжженные горы, с которых мы вернулись, и поднимали чаши за компанию с ними. Когда раб, прислуживавший нам, удалился, мы поставили бронзовый кратер для коттаба и принялись кидать друг на друга, произнося тосты при каждом броске. Лисий набрал больше и начал смеяться надо мной; я заявил, что такой результат меня не устраивает и наполнил свою чашу, чтобы вновь потягаться с ним. На этот раз я выиграл, но он не хотел отдавать победу; так оно и длилось, пока я не заметил, что чем больше стараюсь, тем дальше оказываюсь от цели. Тогда Лисий протянул руку, чтобы забрать мой кубок, и мягко сказал:

– Милый мой, тебе достаточно.

– Что?! - воскликнул я, смеясь и забирая кубок обратно. - У меня что, язык путается, или я говорю глупости? Или, по-твоему, я из тех, кто теряет лицо после третьей чаши?

– На каждый свой вопрос ты заслужил ответ: да.

– Ну и пей тогда один, ты ростом длиннее, тебе больше надо, чтоб налиться доверху! Вся земля пьет - и становится прекраснее, так почему же нам нельзя? Именно для того, чтобы чувствовать себя так, как я сейчас, люди сажают виноград и давят из него сок. Сейчас не только ты, Лисий, кажешься мне прекрасным, как и всегда, - весь мир сейчас прекрасен. Для чего же еще подарили нам вино боги?

– Тогда оставь все, как есть, - сказал он, - и не порть красоту лишней чашей.

– Еще только одну, за нас, выпьем друг за друга. Думал ли ты, Лисий, что теперь моя жизнь принадлежит тебе? Не будь тебя, кто знает, где находился бы я в этот вечер? Тенью, дрожащей снаружи под дождем, порхающей над берегами Стикса и попискивающей "Лисий! Лисий!" голоском летучей мыши, слишком высоким, чтоб его можно было услышать?..

– Хватит! - сердито оборвал меня он. - Ни слова больше, Алексий. И без того смерть приходит слишком рано, разлучая друзей.

– Ну, тогда за жизнь. Ты подарил ее мне. Этот свет от лампады, эти запахи цветов и дождя, вино и венки - и, лучше всего, - твоя компания. Разве ты не хочешь услышать, как я одобряю и восхваляю твой дар? Мне одного лишь недостает, чтобы стать счастливейшим из всех людей: подарить что-нибудь тебе в ответ. Но что сможет сравниться с твоим подарком?