Кэролли Эриксон - Тайный дневник Марии-Антуанетты

• Название: Тайный дневник Марии-Антуанетты
• Автор: Кэролли Эриксон
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9910-0219-6

Захватывающая история королевы Франции возрождает к жизни одну из самых противоречивых и трагических фигур прошлого.

Дорога на гильотину… В ночь перед казнью Мария-Антуанетта оставляет в камере тайный дневник, в котором поведала историю своей жизни. Она начала писать его в детстве, будучи эрцгерцогиней Антонией, продолжала и позже, превратившись в блестящую и элегантную хозяйку Версаля, а закончила в тюрьме, испытав унижения, уготованные ей Французской революцией, и став «узницей номер 280».

---

– Так почему бы вам не поговорить об этом с ним?

– Мы оба знаем, почему.

А он не дурак. Его прямота и ум производят благоприятное впечатление, пусть даже у него отвратительные манеры.

– Что заставляет вас думать, что король, – я намеренно называю Людовика «королем», а не «моим супругом», – согласится уехать из страны? Пока что никто не сумел убедить его в том, что в его интересах или в интересах Франции уехать отсюда как можно быстрее.

– Я прекрасно осведомлен о том, что вы очень хотите покинуть нашу страну, а король пребывает в нерешительности. Не трудитесь отрицать сей факт: вашу беседу со священником из Вены подслушали и довели до моего сведения.

– Я хочу, чтобы священника, моего давнего духовника, освободили.

– Я посмотрю, что можно сделать.

Мирабо оказался достойным противником. И я совсем не была уверена, что смогу на равных противостоять ему, отвечая ударом на удар.

– Я задам вам один вопрос, мадам. Очень важный вопрос. Что нужно сделать, чтобы Людовик Капет прочел письмена на стене? Вы помните эти строфы из Библии о царе Навуходоносоре? Таинственная рука начертала письмена на стене. Надпись гласила: «Положили тебя на чашу весов, и обнаружилось, что не оправдал ты надежд, на тебя возложенных». Монархия, мадам, легла на чашу весов, и народ обнаружил, что она не оправдала его надежд относительно своей полезности. Так получилось, что я не разделяю подобных взглядов. Я верю, что король может принести пользу Франции – при условии, что он готов стать слугой Ассамблеи. Он должен поступать так, как будем указывать ему мы, а не наоборот.

– Вы должны понять, что он никогда не согласится на это. Он приложит все усилия – как и я, кстати, – чтобы сначала уничтожить вас.

– В вас говорит бывшая аристократка, говорит громким голосом. Я готов снять перед вами шляпу, если бы носил ее или если бы мы еще соблюдали эти отжившие и устаревшие обычаи. Но повторяю еще раз и заклинаю вас внимательно выслушать меня: что нужно сделать для того, чтобы ваш супруг прислушался к голосу разума и эмигрировал? Вам нужна анархия в стране? Гражданская война? Очередное покушение, только на этот раз на его жизнь?

При этих словах мне стало страшно. Я сумела избежать смерти от рук итальянского наемного убийцы и отравителя. А Людовику может и не повезти.

– Вы же понимаете, что это может случиться очень легко. Он ведь часто ездит на охоту, не так ли? В сопровождении всего лишь нескольких егерей и одного-двух доверенных друзей? Так что его легко можно похитить, увезти в какое-либо уединенное место в лесу и убить.

Он говорил правду. Людовик очень уязвим – как и мои дети.

– Мне нельзя более задерживаться здесь, – заявил Мирабо. – За мной наблюдают, как, впрочем, и за вами. А мой приход сюда, если о нем станет известно, способен повредить моему положению и существенно затруднить желание помочь вам.

Граф удалился столь же бесцеремонно, как и пришел. Поднявшись со скамьи, он повернулся ко мне спиной и тяжелой поступью направился к двери оранжереи.

– Не забывайте, – окликнул он меня, не поворачивая головы. – Я ваш лучший шанс и, может быть, единственная надежда.

– А вы не забывайте, – стиснув зубы, прошептала я, – что имеете дело с королевой Франции и дочерью Марии-Терезы.

1 сентября 1790 года.

Я сделала все от меня зависящее, чтобы подготовить наш отъезд. Для нас была заказана новая одежда, и я распорядилась отправить весь гардероб в Аррас. Туда же должен быть доставлен большущий сундук, в котором лежало все, что могло нам понадобиться, начиная от шляпок, расчесок и некоторого количества моей померанцевой воды с эфиром и заканчивая играми для детей и даже дорожным алтарем для служения мессы. С помощью Акселя мне удалось заказать новый вместительный экипаж, в котором поместились даже плита и обеденный стол, чтобы мы могли принимать пищу, не останавливаясь в дороге. Это большой и красивый дилижанс, выкрашенный в темно-зеленый с желтым цвет и с обивкой белого бархата.

Аксель продолжает утверждать, что для нас было бы лучше отправиться в путь в крестьянских фургонах, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. А еще лучше, по его мнению, если бы мы путешествовали не вместе, как одна семья, а поодиночке. Он мог бы отправить детей на побережье Нормандии в сопровождении одного из доверенных слуг Элеоноры Салливан, итальянца-канатоходца, которого никто не заподозрил бы в том, что он укрывает дофина и его сестру-принцессу. Король Густав пришлет корабль, чтобы забрать их. Я могла бы притвориться одной из сотен поварих, которые обслуживают шведский королевский пехотный корпус. А когда корпус отправится в Швецию, я бежала бы с ним. Или я могла бы присоединиться к тысячам наемных рабочих, которые приезжали с юга на сбор винограда, а по окончании страды вместе с другими сезонными рабочими спокойно пересекла бы границу с Италией.

Впрочем, труднее всего загримировать Людовика – из-за его внушительных габаритов и упорного нежелания вести себя гак, чтобы в нем не заподозрили короля. Но Аксель полагает, что Людовик мог бы переодеться егерем-охотником на службе у одного венгерского дворянина, графа Олезко, который мог бы отправиться на охоту в Компьенский лес и оставить Людовика в его тайном убежище. Шамбертен будет поджидать там короля с крестьянской повозкой, и уже вдвоем они могли бы отправиться к северной границе. Аксель считает, что если они будут держаться только лесных дорог и останавливаться в маленьких деревнях, то без всяких затруднений смогут добраться до границы в Фурме, куда он сам привел бы шведский военный эскорт, чтобы сопровождать короля.

Каким бы планом мы ни решили воспользоваться, сделать это необходимо как можно быстрее. Совсем скоро мой экипаж окончательно будет готов. А тем временем, как предполагает Мирабо, может все-таки случиться нечто ужасное, что заставит Людовика переменить свое мнение и согласиться на эмиграцию.

17 октября 1790 года.

Я придумала очень ловкий ход, как спасти Муслин. Мы выдадим ее замуж за иностранного принца. Она уже достаточно взрослая, чтобы обручиться с кем-либо, к тому же она по-прежнему остается французской принцессой (чтобы там ни говорил Мирабо о титулах, в ее жилах течет королевская кровь Бурбонов и Габсбургов). Я намерена написать Карлотте, Леопольду и кузену Леопольда Карлу, чтобы обсудить, как это можно устроить.

1 декабря 1790 года.

Я положительно не представляю, что делать с Людовиком. Иногда он приводит меня в такое отчаяние, что я готова накричать на него. Иногда я срываюсь, должна признаться, но только когда меня никто не слышит, кроме Софи и Лулу. Труднее всего мне бывает взять себя в руки в такие моменты, как сейчас, когда Акселя нет рядом (он отправился в Турин, где Шарло пытается собрать армию из эмигрантов, чтобы спасти нас), и только Шамбертен может помочь мне справиться со вспышками гнева и раздражения Людовика.

Король стал совершенно неуправляем, совсем как избалованный ребенок. Он проклинает Лафайета, когда тот приходит к нему с рапортами о положении дел в армии. Он даже обзавелся привычкой с грохотом захлопывать дверь у меня перед носом.

– Эмиграция, эмиграция… Все эти бесконечные разговоры об эмиграции! Я остаюсь здесь. Я никогда не уеду из своей страны! Никогда!

Его раздражение выглядит совершенно бессмысленным, поскольку он, как сам часто говорит, ненавидит Тюильри.

Кроме того, несмотря на все его разглагольствования о том, что он любящий отец своего народа, он начал ненавидеть и парижан тоже. На шее он носит медаль, которую они вручили ему не так давно. На ней выбита надпись: «Тому, кто помог восстановить свободу во Франции, и настоящему другу своего народа». Станни смеется и издевается над медалью, что приводит Людовика в настоящее бешенство.

9 января 1791 года.

Я заболела. Страх и напряжение, в котором мы живем каждый день, бесплодные усилия переубедить Людовика подорвали мое здоровье. У меня развилась лихорадка и кашель, которые надолго уложили меня в постель.

Поначалу я встревожилась, решив, что мне дали какой-нибудь медленно действующий яд – из тех, что постепенно, день за днем ослабляют человека, пока он не умирает. Доктор Конкарно заявил, что это маловероятно. Он считает, что это обычная простуда, вызванная холодной погодой (во дворце очень сыро и неуютно, поскольку угля на эту зиму нам выделили очень мало) и моей общей слабостью. Я очень исхудала. У меня всегда были пухлые, розовые щеки, но теперь они ввалились, а грудь моя, некогда довольно-таки большая, буквально усохла, так что все платья пришлось ушивать. Аксель говорит, что ему даже нравятся мои седые волосы, но я-то знаю, что его отнюдь не приводят в восторг темные круги у меня под глазами или глубокие морщины на лице. Я выгляжу так, как и должна выглядеть женщина, измученная страхом, болезнью и беспокойством.