Кэролли Эриксон - Тайный дневник Марии-Антуанетты

• Название: Тайный дневник Марии-Антуанетты
• Автор: Кэролли Эриксон
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9910-0219-6

Захватывающая история королевы Франции возрождает к жизни одну из самых противоречивых и трагических фигур прошлого.

Дорога на гильотину… В ночь перед казнью Мария-Антуанетта оставляет в камере тайный дневник, в котором поведала историю своей жизни. Она начала писать его в детстве, будучи эрцгерцогиней Антонией, продолжала и позже, превратившись в блестящую и элегантную хозяйку Версаля, а закончила в тюрьме, испытав унижения, уготованные ей Французской революцией, и став «узницей номер 280».

---

Мы присоединились к многочисленным гостям, собравшимся на свадьбу из окрестных деревень. Под музыку двух оркестров устроили танцы, и мы с Акселем, спотыкаясь и смеясь, старались не отставать от остальных. Женщины запели протяжно и необычно, я никогда не слыхала таких песен. Словом, все было очень живо и весело.

Я чувствовала себя необыкновенно свободно. Никто не подозревал, кто я такая, все считали, что я обычная знатная иностранка, знакомая или родственница Акселя. Гости и заподозрить не могли, что я королева дальней, чужой страны. А когда я вышла в центр хоровода, чтобы станцевать в одиночку (в этом танце, должна признать, больше движений кадрили, чем народных плясок), меня приветствовали громкими криками и хлопаньем в ладоши.

Это был незабываемый вечер! Я кружилась в чужой красной юбке, притопывая одолженными сапожками по грубым камням и жесткой луговой траве, и волосы мои, лишенные булавок и заколок, золотым ореолом летали в чистом летнем воздухе. А рядом был Аксель, он хлопал в ладоши, танцевал и одобрительно улыбался мне.

Открыли несколько бочек крепкого местного сидра, и гуляющие пили вволю. Пьянящий легкий напиток лился рекой. Новобрачная, крупная светловолосая крестьянка лет шестнадцати, снова и снова наполняла мой стакан. Мы ели икру и пили красное вино. Буквально каждые несколько минут толпа начинала свистеть и хлопать, не унимаясь до тех пор, пока жених и невеста не поцелуются. Целуются здесь, в Швеции, крепко и сильно, совсем не так, как у нас во Франции.

После полуночи кто-то из крестьян отвез нас обратно во Фреденхольм на телеге, которая пахла сеном и навозом. Аксель прижимал меня к себе, а телега подпрыгивала и тряслась на ухабах. Чувствуя, как приятно кружится голова от вина и сидра, уставшая после танцев, я прильнула к нему, влюбленная в окружающий мир. Я подумала, что эта ночь была самой счастливой в моей жизни.

16 июля 1780 года.

Два дня назад мы отправились обратно в Дроттнингхольм. Мне очень не хотелось уезжать. Мы верхом доскакали до города, а потом в экипаже двинулись на юг. Дорога миля за милей тянулась сквозь густые леса. Резко похолодало, время от времени с темного неба начинал моросить дождь. Дважды экипаж приходилось загонять на большой паром, чтобы пересечь озеро.

Под вечер у кареты сломалась ось, и нам пришлось идти под дождем к единственному расположенному поблизости укрытию, каковым оказалась небольшая таверна с крытой дранкой крышей и опасно накренившимися стенами. Мне жаль бедных лошадей, которым пришлось остаться под холодным дождем и, понурив головы, ждать окончания ремонта.

Мы с Акселем сели за низкий выскобленный стол у очага и заказали вино, хлеб и сыр.

Мы пили вино, наслаждаясь теплом огня и ожидая, пока в дверях покажется наш кучер и скажет, что сломанная ось починена. Но прошел час, за ним второй, а возница все не появлялся. Дождь барабанил по крыше таверны, и скоро в помещение вошел старик, промокший и жалкий, нащупывавший дорогу палкой. Он был слеп, и его незрячие глаза смотрели куда-то в потолок. Он пробрался поближе к огню и протянул руки к его благословенному теплу.

– Эй, старик, выпей и согрейся.

Владелец таверны подвел бродягу к соседнему столу и поставил перед ним высокую пивную кружку.

– Рядом с тобой сидят французская леди и джентльмен, они составят тебе компанию, – добавил он. – Так что следи за своим языком.

– Настоящая французская леди и джентльмен, – пробормотал старик, перейдя ради нас на французский. – Да благословит их Господь! В свое время я славно послужил французам. Я сражался за старого французского короля, старого Людовика, при Фонтенуа и Рашо, и тогда мы победили. Хотя ослеп я не там, должен вам сказать. Я лишился обоих глаз в тюрьме, в драке. И вот уже тридцать семь лет не вижу ни зги. Ладно, что бы вы хотели послушать, миледи и джентльмен? Французский боевой гимн? Или, быть может, погребальную песню? Знаете, я не лишился чутья, пусть даже потерял зрение. Так вот, что-то подсказывает мне, что это будет погребальная песня.

Его слова заставили меня вздрогнуть. Нет, только не еще одна смерть!

Аксель дал старику несколько монет, тот допил свое пиво и удалился в дальний угол таверны. Наконец появился и наш кучер с сообщением, что ось починена, и мы можем продолжать путь.

17 июля 1780 года.

Прошлой ночью разразилась гроза, и мы не смогли добраться до поместья, в котором, по расчетам Акселя, должны были остановиться на ночлег. Поэтому нам пришлось укрыться в крестьянском доме, воспользовавшись максимумом гостеприимства, которое могли предложить нам хозяева.

На пороге нас встретила худая, сгорбленная старуха с пронзительными сверкающими глазами и беззубым ртом. Ее юбка тускло-коричневого цвета была заношена до дыр, редкие сальные седые волосы прикрывал грязный платок. Она жестом пригласила нас пройти к огромной плите, вокруг которой на деревянных лавках лежали около двадцати человек. В углу комнаты стояло несколько колыбелек, и оттуда доносился детский плач.

Я вошла в большую, теплую комнату и едва не задохнулась от переполнявших ее ароматов. Здесь пахло рыбой, капустой, кухонными отбросами, табаком и открытой канализацией – того типа, что использовалась и в Версале. Но все запахи перебивала вонь немытых тел и пропотевшей одежды.

Пока мы пробирались к столу, где старуха поставила для нас тарелки с капустным супом, в котором плавали рыбьи головы, и положила несколько ломтей грубого черного хлеба, с лавок нас рассматривало множество лиц. От вида мертвых рыбьих глаз, глядящих на меня, и слоя жира на поверхности супа меня едва не стошнило. Из вежливости я заставила себя проглотить несколько ложек и отщипнула кусочек хлеба. Аксель же, как я заметила, не побрезговал угощением, и уплетал суп за обе щеки с таким видом, словно ужинал за столом у самого короля Густава.

Изо всех сил стараясь сделать вид, что с удовольствием принимаю предложенный ужин, я украдкой огляделась по сторонам, уделив особое внимание людям на деревянных лавках у плиты. Все они не спали – очевидно, наше появление разбудило их – и голодными глазами провожали каждую ложку супа и каждый кусок хлеба, который мы съедали. Лица у всех были страшно исхудалые, а в глазах таилось безжизненное и отсутствующее выражение, даже у детей. Несколько мужчин что-то пили из железной чашки, которую передавали друг другу. В воздухе стоял резкий аромат суррогатного алкоголя, заглушаемый запахом горящего дерева и вонью человеческих экскрементов. Пока я смотрела на них, по изношенным, рваным одеялам и по полу у моих ног торопливо пробежали большущие черные тараканы.

Старуха, которая встретила нас и принесла поесть, занялась приготовлением постели для нас. Откуда-то она притащила несколько длинных скамеек, расставила их у плиты и накрыла деревянными досками. Поверх досок она положила очень старую и столь же грязную перину и какую-то груду тряпья.

Вскоре я уже не могла даже делать вид, что ем, и тут, к своему ужасу, обнаружила, что мне необходимо облегчиться. Но в этой комнате можно было только мечтать об уединении. Все прочие, как я не могла не заметить, без малейшего стеснения у всех на виду использовали зловонные ночные горшки, расставленные под лавками.

– Мадам, – обратилась я на ломаном шведском к нашей хозяйке, – нет ли где-нибудь места, где я могу… – И я указала на один из ночных горшков.

Она закивала головой в знак понимания и, взяв меня за руку, повела наружу. На улице по-прежнему лат сильный дождь, и, идя к амбару, нам пришлось шлепать по глубокой грязи. Она привела меня в пустое лошадиное стойло, по земляному полу которого была рассыпана солома, и сделала приглашающий жест рукой. После чего ушла.

Я сообразила, что на свой лад она проявила исключительное уважение – и доброту. Это было лучшее, что она могла предложить. В стойле, пропитанном запахом животных и навоза, пахло намного лучше, чем в доме. Однако здесь было очень холодно. Покончив со своими делами, я поспешила вернуться в тепло обогреваемой плитой комнаты.

За время моего отсутствия там началась драка. Люди покинули свои насиженные места и сцепились за остатки моего ужина. Мужчина избивал женщину и что-то кричал ей пьяным голосом. Я увидела, как мальчишка с искаженным злобой лицом схватил желтую кошку и швырнул ее в каменную стену. В самой гуще схватки неподвижно стояла пожилая женщина и, склонив голову, молилась. Я смогла понять две фразы, которые она повторяла снова и снова:

– Гнев Божий обрушился на нас! Спаси и сохрани нас от Божьего гнева!

Потрясенная, я молча наблюдала за отвратительной сценой. Мне отчаянно хотелось вмешаться и прекратить драку, но я понимала, что ничего не получится. Но то единственное, что я могла сделать, я все-таки сделала. Когда ко мне подползла раненая желтая кошка, я подняла ее и прижала к груди. Я чувствовала, как бедное животное царапает меня коготками, стараясь вырваться, но лишь крепче прижимала ее к себе, намереваясь защитить.