Кэролли Эриксон - Тайный дневник Марии-Антуанетты

• Название: Тайный дневник Марии-Антуанетты
• Автор: Кэролли Эриксон
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9910-0219-6

Захватывающая история королевы Франции возрождает к жизни одну из самых противоречивых и трагических фигур прошлого.

Дорога на гильотину… В ночь перед казнью Мария-Антуанетта оставляет в камере тайный дневник, в котором поведала историю своей жизни. Она начала писать его в детстве, будучи эрцгерцогиней Антонией, продолжала и позже, превратившись в блестящую и элегантную хозяйку Версаля, а закончила в тюрьме, испытав унижения, уготованные ей Французской революцией, и став «узницей номер 280».

---

Доктор Сандерсен сделал знак повивальной бабке, которая немедленно возобновила болезненные манипуляции с моим животом, пока доктор считан пульс, после чего он принялся выкладывать блестящие металлические инструменты из своего чемоданчика.

Доктор внимательно посмотрел на женщину, потом, сказал:

– Я очень рад, что вы здесь. Мне часто приходилось убеждаться в том, что повивальным бабкам известно нечто такое, чего не знаем мы, врачи. Доктор Вермон, вы, без сомнения, собирались пустить своей пациентке кровь из ступни. Не могли бы вы сделать это сейчас?

Я ощутила резкую боль, когда французский акушер, очевидно, весьма довольный тем, что и ему нашлось применение, вскрыл вену у меня между пальцами и подставил тазик, в который сразу же хлынула темно-красная кровь.

Доктор Сандерсен и повивальная бабка работали легко и споро, так что, несмотря на боль и дурноту, я ощутила, что, наконец, оказалась в хороших руках. В перерывах между приступами боли я старалась сосредоточиться на Акселе, который стоял рядом с Людовиком и на лице которого была написана озабоченность. Даже в эти ужасные моменты я успела подумать, что он мне дороже всех на свете, дороже самой жизни.

– Ну вот, – сквозь нарастающий звон в ушах и гул голосов донеслись до меня слова акушерки, – ребенок может выйти, головка освободилась.

– Ваше величество, – обратился ко мне доктор Сандерсен, – а сейчас я хочу, чтобы вы сосредоточились. Мне нужно, чтобы вы оставались в полном сознании. Вам придется поработать тяжелее, чем когда-либо в своей жизни. Это не займет много времени. Мы сможем сделать это вместе?

– Да, – ответила я так громко и храбро, как только могла.

И не успели эти слова сорваться с моих губ, как я поняла, что смогу привести свое дитя в этот мир.

– Тужьтесь по направлению к моей руке, – сказал мне доктор, – как если бы вы поднимали высокое здание.

Я сделала так, как он просил, больше не чувствуя, ни боли, ни варварских приветственных возгласов и свиста, начавшихся в будуаре, ни удушающей жары. Вся моя воля, все усилия были направлены на то, чтобы тужиться и толкать так, как говорил доктор. А он умело направлял меня. Повивальная бабка одной рукой с силой давила мне на живот, а другой сжимала мою ладонь и подбадривала меня.

Я почувствовала, как внутрь меня вошел холодный металлический предмет, потом случилось бурное истечение теплой жидкости, за чем последовали взволнованные выкрики зрителей. Мне даже удалось разглядеть, что некоторые из них, чтобы лучше видеть, что происходит с моим телом, вскарабкались на столы и стулья.

– Пошел, пошел. Еще немножечко. Тужьтесь. Вы снова поднимаете высокое здание.

В эти мгновения я действительно трудилась усердно, как никогда в жизни, кряхтела и стонала, как землекоп.

Раздались приветственные крики, аплодисменты, и я поняла, что мой ребенок появился на свет. Наконец-то. Мой сын. Наследник престола. Будущий король.

Внезапно и страшно аплодисменты смолкли, а приветственные крики сменились стоном разочарования.

Доктор Сандерсен улыбался, держа на руках пронзительно кричащего, окровавленного, сморщенного ребенка так, чтобы я могла его видеть.

– У вас прекрасная дочь, ваше высочество. Принцесса Франции.

Я лишилась чувств.

Это было вчера. Сегодня я прихожу в себя и отдыхаю, лежа в спальне, пол которой по-прежнему усеян недоеденными пирожными, апельсиновыми корками, ореховой скорлупой и старыми газетами, оставшимися после Людовика и прочих гостей. Мои горничные слишком заняты тем, что сюсюкают с малышкой и приносят мне подарки и поздравления, чтобы заниматься уборкой. Муфти снова спит на моей кровати, а щенки увлеченно гоняются друг за дружкой, яростно облаивая любого, кто переступает порог спальни.

Посреди всей этой суматохи мирно спит мой ребенок, маленькая и очаровательная девочка, жадно требующая молока, когда просыпается. Естественно, она же стала и самым горьким разочарованием. Ей следовало родиться мальчиком. Меня считают неудачницей, хотя Людовик и говорит, чтобы я не обращала внимания на досужие разговоры. Мы с ним должны быть готовы к тому, что у нас будут и сыновья.

«Нет, – думаю я. – Ни за что. Никогда больше я не решусь на столь ужасную пытку».

Но моя малышка, моя Мария-Тереза, для меня бесценна и дорога. Я люблю ее так сильно, что мне далее страшно оттого, что я оказалась способна на такую любовь. Мой собственный, выстраданный, родной ребенок. Я постараюсь стать для нее такой же хорошей матерью, какой была для меня матушка. Только я не буду так часто бранить и упрекать ее.

Сегодня после полудня мне нанес визит Аксель. Официально он передал мне поздравления от шведского короля Густава и подарок – резную статуэтку рождественского ангела с позолоченными крылышками и ореолом из зажженных свечей вокруг головы.

В этот момент в спальне были и другие посетители, поэтому нам не удалось поговорить откровенно, как нам того хотелось. Уходя, Аксель поднес мою руку к губам и поцеловал, и мы обменялись взглядами, в которых выразилась вся наша любовь.

– Благодарю вас, граф Ферсен, – сказала я, когда он встал, чтобы уйти, – за все, что вчера вы сделали для Франции. Вы и доктор Сандерсен спасли мне жизнь.

VI

2 января 1779 года.

C каждым днем я чувствую себя все лучше. Я принимаю корень лопуха, который, как говорят, позволяет женщине быстро забеременеть снова, а у маленькой Марии-Терезы появилась кормилица, так что мое собственное грудное молоко постепенно иссякает. Людовик говорит, что нам в срочном порядке нужен сын, чтобы больше никто не мог сказать, будто мы не можем зачать и родить его. Он также говорит, что принцессы – проклятие трона, если их слишком много, и я знаю, что он прав. Мать рассказывала мне, что когда она родила первого ребенка, мою старшую сестру Анну, то при дворе не оставляли ее в покое до тех пор, пока через три года она не разродилась Иосифом.

20 января 1779 года.

Софи принесла в мешочке несколько головок чеснока и положила его в изголовье моей кровати. Она говорит, что я должна нюхать его каждый день. И если однажды я проснусь и почувствую другой запах, это будет означать, что я снова беременна. Я нюхаю его каждый день, иногда даже по ночам, когда не могу заснуть или если Людовик будит меня громким храпом.

14 февраля 1779 года.

Я дала маленькой Марии-Терезе прозвище Муслин, потому что именно так мать ласково называла мою сестру Джозефу. У нее уже начали отрастать волосики, и они такого же светло-пшеничного цвета, как и у меня. Глаза у нее серые, и когда она смотрит на меня, то взгляд у нее очень проницательный. Пока она еще не умеет улыбаться. Десна у нее не опухли и не болят, так что я не вижу признаков скорого появления молочных зубов.

Я выносила дочку на утренний прием к Людовику, и все толпились вокруг, глядя на нее, а заодно и на меня, потому что придворные ожидают, что вскоре я опять буду беременна.

28 февраля 1779 года.

Людовик зло подшутил надо мной. Он знает, что я нюхаю чеснок в мешочке, который лежит рядом с моей кроватью, надеясь, что придет тот день, когда он запахнет по-другому, и это будет означать только одно – я снова на сносях.

Он вытащил из мешочка чеснок и подменил его асафетидой, которая, как всем известно, пахнет совсем по-другому. Собственно говоря, она не пахнет, а скорее воняет. И когда я понюхала мешочек, то поняла, что что-то не так. Мое обоняние изменилось. Это должно было означать, что я снова беременна.

Я поспешила с радостными известиями к Софи. Я больше не чувствую чеснока, заявила я ей. Мне чудится совершенно другой запах. И он просто ужасен.

Она тоже понюхала и скорчила недовольную гримасу.

– Над вами кто-то подшутил, – предположила она. – Должно быть, это та дерзкая девчонка, дрянная Амели.

Но Амели не приближалась к моей спальне и на пушечный выстрел, я вообще не видела ее уже несколько дней.

А потом в коридоре я увидела Людовика, который веселился от души. И тут-то я поняла, что это он, и никто другой, подменил чеснок. Ведь он продолжает изучать травы и растения, а наверху, на чердаке, у него собрана большая их коллекция.

Я не стала ничего говорить Софи о своих подозрениях, но в тот же вечер, когда Луи пришел ко мне в постель, я принялась упрекать его. Он повесил голову, как провинившийся ребенок, и признался в том, что натворил.

– Это была всего лишь асафетида. Она ведь не причинила вам никакого вреда. Я думал, это будет смешно. – Он сдавленно хрюкнул.

– Жестоко с вашей стороны подшучивать над столь важными вещами.

– А мне нравится подшучивать над ними, – забираясь в постель, заявил он негромким, усталым голосом. – В противном случае я не смог бы жить. Мне и так тяжело притворяться тем, кем я не являюсь на самом деле.

– Кем же это, позволено будет мне спросить?

– Кем? Королем, конечно.