Фридрих Ницше - Веселая наука (La Gaya Scienza)

• Название: Веселая наука (La Gaya Scienza)
• Автор: Фридрих Ницше
• Жанр: Философия

---

Сострадание.

Бедные царствующие монархи! Все их права нынче неожиданно превращаются в притязания, а все эти притязания обернутся вскоре самомнением! И стоит лишь им сказать “мы” или “мой народ”, как старая злая Европа уже улыбается. Поистине обер-церемониймейстер нового мира не стал бы с ними церемониться; возможно, он издал бы декрет: “Les souverains rangent aux parvenus”.

177

К “вопросу о воспитании”.

В Германии высокоразвитому человеку недостает большого воспитательного средства: смеха высокоразвитых людей; они не смеются в Германии.

178

К моральному просвещению.

Нужно разубедить немцев в их Мефистофеле и в их Фаусте в придачу. Это два моральных предрассудка против ценности познания.

179

Мысли.

Мысли суть тени наших ощущений — всегда более темные, более пустые, более простые, чем последние.

180

Хорошие времена свободных умов.

Свободные умы даже перед наукой отстаивают свои вольности — и подчас им предоставляют еще это, — покуда еще стоит церковь! Лишь постольку для них нынче хорошие времена.

181

Следование и предшествование.

А: “Из этих двух один всегда будет следовать, а другой всегда предшествовать, куда бы их ни завела судьба. И все-таки первый стоит выше второго по добродетели и уму!” Б: “И все-таки? И все-таки? Это сказано для других, не для меня, не для нас! — Fit secundum regulam”.

182

В одиночестве.

Когда живут в одиночестве, не говорят слишком громко, да и пишут не слишком громко: ибо боятся пустого отголоска — критики нимфы Эхо. — И все голоса звучат иначе в одиночестве!

183

Музыка лучшего будущего.

Первым музыкантом стал бы мне тот, кто знает только скорбь глубочайшего счастья, и никакой другой скорби: такого до сих пор еще не было.

184

Юстиция.

Лучше дать себя обкрадывать, чем обставлять себя пугалами, — этой мой вкус. И это при всех обстоятельствах дело вкуса — не больше!

185

Бедный.

Он сегодня беден: но не потому, что у него все отняли, а потому, что он все отшвырнул — зачем ему это! Он привык находить. — Бедны те, кто ложно толкует его добровольную бедность.

186

Нечистая совесть.

Все, что он нынче делает, — честно и заурядно, — и все-таки его мучит при этом совесть. Ибо незаурядное — его задача.

187

Оскорбительное в исполнении.

Этот художник оскорбляет меня манерой исполнения своих наитий, очень хороших наитий: все исполнено столь подробно и подчеркнуто и с такими грубыми приемами убеждения, словно бы он говорил с чернью. Посвятив некоторое время его искусству, мы все время находимся как бы “в дурном обществе”.

188

Труд.

Как близок нынче и самый праздный из нас к труду и труженику! Царственная учтивость в словах “все мы труженики!” еще при Людовике ХV была бы цинизмом и непристойностью.

189

Мыслитель.

Он мыслитель: это значит, он умеет воспринимать вещи проще, чем они суть.

190

Против хвалителей.

А: “Бываешь хвалим только равными!” Б: “Да! И кто тебя хвалит, говорит тебе: ты равен мне!”

191

Против иной защиты.

Наиковарнейший способ причинить вред какой-либо вещи — это намеренно защищать ее ложными доводами.

192

Благодушные.

Что отличает тех благодушных, у которых доброжелательство сияет на лице, от прочих людей? Они отлично чувствуют себя в присутствии каждой новой персоны и быстро влюбляются в нее; они желают ей за это добра, их первое суждение: “она нравится мне”. У них следует друг за другом: желание присвоения (значимость другого мало беспокоит их), быстрое присвоение, радость обладания и поступки в пользу обладаемого.

193

Остроумие Канта.

Кант хотел шокирующим для “всего мира” способом доказать, что “весь мир” прав: в этом заключалось тайное остроумие этой души. Он писал против ученых в пользу народного предрассудка, но для ученых, а не для народа.

194

“Искренний”.

Этот человек, по-видимому, всегда руководствуется скрытыми доводами: ибо у него всегда на языке и почти на ладони доводы, о которых можно сообщить.

195

Смешно.

Взгляните! Взгляните! Он убегает от людей, а они следуют за ним, потому что он бежит перед ними, — настолько они стадо!

196

Границы нашего слуха.

Слышат только те вопросы, на которые в состоянии найти ответ.

197

Посему осторожно!

Ничем мы столь охотно не делимся с другими, как покровом тайны — со всем тем, что под ним.

198

Досада гордого.

Гордый досадует даже на тех, кто продвигает его вперед: он смотрит злобно на лошадей своей кареты.

199

Щедрость.

Щедрость у богатого часто есть лишь особого рода застенчивость.

200

Смеяться.

Смеяться — значит быть злорадным, но с чистой совестью.

201

В одобрении.

В одобрении всегда есть нечто шумное: даже в одобрении, которое мы выказываем по отношению к самим себе.

202

Мот.

Он еще лишен бедности богача, пересчитавшего уже однажды все свое сокровище, — он расточает свой ум с неразумием мотовки природы.

203

Hic migerr est.

Обыкновенно у него нет никаких мыслей, — но в порядке исключения ему приходят в голову дурные мысли.

204

Нищие и вежливость.

“Не будет невежливостью стучать камнем в дверь, у которой нет звонка” — так думают нищие и нуждающиеся всякого рода; но никто не соглашается с ними.

205

Потребность.

Потребность считается причиною возникновения; на деле она часто есть лишь следствие возникшего.

206

При дожде.

Идет дождь, и я вспоминаю о бедных людях, обремененных в своей тесноте многочисленными заботами и не умеющих скрыть их: каждый, стало быть, готов от чистого сердца причинить другому зло и сотворить себе даже при дурной погоде некое жалкое подобие удовольствия. — Это, только это и есть нищета нищих!

207

Завистник.

Вот завистник — не следует желать ему детей: он стал бы им завидовать в том, что не может уже сам быть ребенком.

208

Великий муж!

Из того, что некто есть “великий муж”, вовсе не следует еще, что он — муж; возможно, только мальчик, или хамелеон всех возрастов, или околдованная бабенка.

209

Манера спрашивать об основаниях.

Существует манера спрашивать нас об основаниях наших поступков, при которой мы не только забываем о лучших наших основаниях, но и чувствуем в себе некое пробуждающееся упрямство и отвращение к основаниям вообще: весьма оглупляющая манера спрашивать и поистине прием тиранических натур!

210

Мера в прилежании.

Не следует стремиться превзойти в прилежании своегно отца — это вредит здоровью.

211

Тайные враги.

Позволить себе тайного врага это роскошь, для которой обычно недостаточной оказывается нравственность даже высокоразвитых умов.

212

Не поддаваться обману.

Его уму присущи дурные манеры, он суетлив и вечно заикается от нетерпения, так что с трудом можно догадаться, в какой просторной и широкогрудой душе он обитает.

213

Путь к счастью.

Мудрец спросил дурака, каков путь к счастью. Последний ответил без промедления, словно бы его спрашивали о дороге к ближайшему городу: “Удивляйся самому себе и живи на улице!” “Стой, — воскликнул мудрец, — ты требуешь слишком многого, достаточно уже и того, чтобы удивляться себе!” Дурак возразил: “Но как можно постоянно удивляться, не презирая постоянно?”

214

Вера делает блаженным.

Добродетель только тем дает счастье и некоторое блаженство, кто твердо верит в свою добродетель, — отнюдь не тем более утонченным душам, чья добродетель состоит в глубоком недоверии к себе и ко всякой добродетели. В конце концов и здесь “вера делает блаженным”! — а не хорошенько заметьте это, добродетель!