Николай Барышников - Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941-1944

• Название: Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941-1944
• Автор: Николай Барышников
• Издательство: Johan Beckman Institute
• Жанр: Политика
• Год: 2002

«В подходе к освещению блокады Ленинграда в 1941–1944 гг. финские историки не однородны. Тем не менее прослеживается определенная общность их в подходе к трактовкам ряда важных событий, связанных с участием в ней Финляндии. При этом проявляется заметное раздражение по отношению к тем исследователям в стране и за рубежом, которые позволяют высказывать суждения, не соответствующие взглядам, которые стали уже по существу официальными в финской историографии».

Н. И. Барышников

---

Как свидетельствовал Лехмус, Маннергейм не знал о произведенной записи его беседы с Гитлером. Но, когда после войны его уведомили об этом, «маршал немного посетовал».[344] Общеизвестно, что в Финляндии строилось немало догадок о визите Гитлера. Остается и в данном случае предположить, что Гитлер имел в виду, после первой встречи, продолжить тактику постепенного влияния на Маннергейма, но уже теперь в самой Германии. Маршалу было предложено нанести ответный визит в ставку немецкого главнокомандования, причем, не откладывая его.

Поездка Маннергейма в Германию была предпринята на личном самолете Гитлера 27 июня. Маршала сопровождали генерал Туомпо, являвшийся одним из его ближайших помощников в ставке, а также еще четыре офицера. В их числе был и упоминавшийся ранее Лехмус.

Характерна атмосфера, которую создавала в стране финская печать в канун визита маршала в Германию. Самая распространенная в Финляндии газета «Хельсингин Саномат» писала 21 июня: «Мы стоим с нашими товарищами по оружию на общей непоколебимой позиции и прочно верим в окончательную победу».

В Восточной Пруссии на аэродроме у Гольдапа Маннергейма встречал Кейтель, а поблизости от ставки, в Растенбурге — сам Гитлер, которому маршал сразу преподнес подарок — финский автомат «Суоми». Затем в бункере ставки состоялась конфиденциальная беседа с гостем. В ходе нее, вспоминал Маннергейм, «я отчасти ожидал, что он заговорит о старом вопросе — об осуществлении совместной операции против Петербурга и Мурманской дороги — но хозяин удовлетворился желанием обсудить в первую очередь военный потенциал Финляндии». Когда же после этого, в оперативном отделе генерал Йодль сделал обзор об общем положении на фронтах, то Гитлер сообщил о начале в ближайшие дни наступления немецких войск на восточном фронте и, что «запрограммированным является наступление на Петербург».[345] При всем этом якобы не ставился вопрос о привлечении к операции финской армии. Начало указанного наступления предусматривалось поздним летом.[346]

Какие проблемы обсуждались во второй половине дня, когда Маннергейм гостил у Геринга в его охотничьем имении недалеко от ставки, осталось не ясным. Судя по фотографиям, запечатлевшим их обоих у разложенной на столе оперативной карты,[347] внимание было приковано, очевидно, к военным вопросам. Маннергейм, однако, не упоминает ничего об этом в своих мемуарах.

28 июня маршал возвратился в Финляндию. Естественно, необходимо оценить, какое в целом воздействие оказали на него встречи с Гитлером, и внесли ли они перемены в имевшиеся у Маннергейма представления относительно дальнейшего ведения войны против Советского Союза.

Если основываться на эпизоде, который описывает сопровождавший маршала во время визита Лехмус, то ответ можно дать ясный — от сомнений относительно возможности победы Германии Маннергейм определенно пришел к заключению о неотвратимом ее поражении. Лехмус пишет, что в тот же день вечером после возвращения из Германии маршал пригласил его домой к себе в Хельсинки и просил в присутствии министра обороны Вальдена, находившегося в дружеских отношениях с главнокомандующим, рассказать, какое сложилось мнение у него о закончившемся визите и предстоящем летнем наступлении Германии. Лехмус решил тогда откровенно сказать следующее: «После этой поездки и услышанных мною докладов в ставке Гитлера об обстановке, больше не верю в то, что Германия выйдет победителем или достигнет ничейного результата с Советским Союзом, восточный же поход, по-видимому, закончится фиаско для Гитлера». Маннергейм, по свидетельству докладывавшего, отреагировал так: «Действительно исключительно интересно было услышать, что и Вы пришли в данном случае к тому же самому окончательному заключению».[348] Это означало, по мнению Лехмуса, что маршал сделал радикальную переоценку своих взглядов относительно военной ситуации. Для Маннергейма, очевидно, важно было, что разговор состоялся в присутствии Вальдена, с которым, по всей вероятности, уже предварительно происходил соответствующий обмен мнениями.

Маннергейм безотлагательно проинформировал о своих соображениях, касавшихся оценки военно-политической обстановки, президента, узкий крут руководства в правительстве и начальника генерального штаба. Вместе с тем он был категорически против того, чтобы его мнение было доведено до сведения других лиц, в том числе и до командного состава на фронте.[349]

Однако вскоре события на советско-германском фронте стали развиваться совсем не так, как представлялось Маннергейму. Начавшееся в конце июня 1942 г. германское наступление было успешным. Осуществив глубокий прорыв на воронежском и ворошиловградском направлениях немецкие войска в середине июля стали продвигаться к Сталинграду и Кавказу.

История с операцией «Нордлихт»

В это время в финской ставке настроения стали заметно меняться. Генерал Туомпо писал в своем дневнике 15 июля: «Крупное наступление Германии… Маршал в хорошей форме и хорошо себя чувствует».[350] Приехавший за день до этого в Северную Финляндию — в Рованиеми — генерал Йодль довел до сведения финского командования, что наступление на Ленинград намечается начать в сентябре. Маршалу уже это было известно из донесения, поступившего из Германии от генерала Талвела.[351] Официально же эти сведения получили подтверждение в подписанной Гитлером 23 июля директиве, где группе армий «Север» давалось указание к началу сентября подготовить захват Ленинграда. Для обеспечения выполнения этой операции предусматривалось направить из Крыма после взятия Севастополя пять дивизий 11-й армии вместе с артиллерией особой мощности, а также передать другие части из резерва. 31 июля намеченная операция получила кодовое название «Нордлихт».[352]

Вряд ли следует недооценивать опасность для Ленинграда планировавшейся операции «Нордлихт». Многое в ходе ее могло зависеть от участия в ней Финляндии. Военные события на северном фланге должны были по замыслу Гитлера развиваться комплексно. Как совершенно правильно писал профессор Т. Полвинен, «следует помнить, что «Нордлихт» не был какой-то самоцелью, а являлся прологом предполагавшегося «Ланхсфанга»»[353] — операции по захвату Мурманска и Кандалакши. О повышенном внимании германских руководства и военного командования в середине лета 1942 г. к северному флангу свидетельствовали визиты в Финляндию из ставки Гитлера генерала А. Иодля, а также Г. Гиммлера. Они вели в Рованиеми переговоры с генералом Дитлем, командовавшим в Заполярье 20-й горной армией. Дитль настойчиво добивался того, чтобы склонить финское военное командование предпринять со своей стороны наступление на беломорском направлении и в ходе его перерезать Мурманскую железную дорогу. Об этом он еще ранее говорил представителю германского главнокомандования при финской ставке генералу Эрфурту, приезжавшему в Рованиеми. Ответ того был таков, что финны могут пойти на это в том случае, если группа армий «Север» возьмет Ленинград или произойдет замена финских войск на Карельском перешейке немецкими.[354]

Находясь в Финляндии несколько дней, Гиммлер встречался с президентом Рюти, премьер-министром Рангелем и выезжал в Миккели, где беседовал с Маннер-геймом. В свою очередь генералы Вольф и Эрфурт обсуждали с генералом Туомпо, судя по всему, оперативные вопросы.[355] Содержание этих бесед осталось неизвестным. Туомпо записал кратко в своем дневнике 31 июля следующее: Вольф тогда «сказал прямо, что скоро на очереди будет Ленинград», а в ответ «я заявил лишь, что это было бы, исходя из нашего положения, первостепенно важным».[356]

Говоря так, Туомпо, конечно же, выражал не только свое личное мнение. Маннергейм после состоявшейся встречи с Гиммлером заявил 2 августа о готовности в принципе согласиться участвовать в операции, имеющей цель перерезать Мурманскую железную дорогу. Вместе с тем, как уже было известно Эрфурту, маршал считал это выполнимым при условии, если в сентябре немецкие войска овладеют Ленинградом. Тогда можно будет использовать в наступлении финские дивизии, находившиеся на Карельском перешейке. К тому же, он рассчитывал на продвижение группы армий «Север» к южному побережью Онежского озера, поскольку это способствовало бы высвобождению еще более значительного количества финских войск в операции на беломорском направлении.[357]

Несомненно, на позицию Маннергейма повлияла сложившаяся обстановка на советско-германском фронте, когда немецкие войска вышли на ближние подступы к Сталинграду и продвигались к Северному Кавказу. К тому же поступали сведения в Миккели и о подготовке к наступлению на ленинградском направлении группы армий «Север». Ее командующий фельдмаршал Г. Кюхлер прибыл в августе в ставку Гитлера с докладом в этой связи. Представитель Финляндии при германском главнокомандовании генерал Талвела был информирован генералом Гальдером по поводу начавшихся приготовлений и был «согласен с планом дальнейших действий группы армий «Север» при наступлении на Ленинград».[358]