Борис Штерн - Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I

• Название: Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I
• Автор: Борис Штерн
• Жанр: Юмористическая проза

Знаменитый киевский писатель Борис Штерн впервые за всю свою тридцатилетнюю литературную карьеру написал роман. Уже одно это должно привлечь к «Эфиопу» внимание публики. А внимание это, единожды привлеченное, роман более не отпустит. «Эфиоп» — это яркий, сочный, раскованный гротеск. Этот роман безудержно весел. Этот роман едок и саркастичен. Этот роман… В общем, это Борис Штерн, открывший новую — эпическую — грань своего литературного таланта.

Короче. Во время спешного отъезда остатков армии Врангеля из Крыма шкипер-эфиоп вывозит в страну Офир украинского хлопчика Сашко, планируя повторить успешный опыт царя Петра по смешению эфиопской и славянской крови. Усилия Петра, как известно, увенчались рождением Александра Сергеевича Пушкина. Результаты же повторного эксперимента превзошли все ожидания…

---

Сейчас, задним числом, понятно, что не следовало пускать полицейских ищеек по следу «двух грузчиков очень крепкого телосложения». Миф о какой-то р-революционности южнороссийских грузчиков и биндюжников распускали сами грузчики и биндюжники — чтобы их боялись и больше платили.

Эти вполне аполитичные орангутаны придерживались тредюнионской экономической стратегии, они, конечно, занимались контрабандой — но, безусловно, контрабандой не подпольных гамбургских типографий, а французских фильдеперсовых рейтуз и модных тогда американских литых презервативов из бразильского каучука. Генералу Акимушкину следовало послать грузчиков к черту и предположить самое простое: быстрее кого бы то ни было издать прокламацию с подробным художественным описанием потасовки в веселом заведении могут только САМИ УЧАСТНИКИ ЭТОЙ ПОТАСОВКИ!

Маху дал генерал Акимушкин. Следовало предположить, что десять пудов железа могут таскать по городу не только два южно-российских грузчика крепкого телосложения, но и ОДИН чертовски сильный человек. А именно: Сашко Гайдамака, чемпион Средиземноморья по французской борьбе и самое активное действующее лицо первой прокламации. Вот уж кто мог так мог (на пари в 25 тысяч рублей) ухватить под боки два чемодана с «Суперсекстиумом» и пробежать с ними из Южно-Российска в Санкт-Петербург, останавливаясь в придорожных трактирах лишь для того, чтобы сменить стоптанные сапоги и принять допинг в виде бутылки водки и соленого огурца с кашей.

Сыщикам надо было перелистать подшивку вездесущего «Южно-российского вестника» и выписать летний спортивный маршрут Сашка Гайдамаки по циркам Средиземноморских городов, что и сделал вечный следователь Нуразбеков: Лиссабон — Барселона — Марсель — Тулон — Монако — Генуя — Неаполь — Палермо — Вена — Гамбург — Мальта — Афины — Стамбул — Констанца — Южно-Российск Потом он перечитал донесение агента Родригеса, бляха 3682, который еще весной подслушал у открытого окна веселого заведения разговор Сашка Гайдамаки с хозяйкой «Амурских воли» вдовой купца 1-й гильдии Кустодиевой. Гайдамака горячим шепотом что-то просил у вдовы:

— Дай мне… (Родригес не расслышал — что именно.) Купчиха Кустодиева отвечала: — Езжай туда… (Дворник не расслышал — куда.) …привези мне… (Не расслышал — что.) тогда и получишь то".

Нуразбеков пытался представить, что именно просил чемпион Средиземноморья Сашко Гайдамака, терпеть не могший революционно-озабоченных курсисток, у вдовушки Элеоноры Кустодиевой. Что может просить влюбленный шкаф у прекрасного буфета?

Что же она ему отвечала? «Езжай туда… привези мне… тогда и получишь то». То есть, ставила какое-то предварительное условие: прежде чем получить «ЭТО САМОЕ», Гайдамака должен был привезти своей возлюбленной «ЧТО-ТО ЭТАКОЕ».

«Что именно? — спросил себя майор Нуразбеков. — Французские фильдеперсовые рейтузы, как тогда назывались колготки? Всего лишь?» Странно. Почему он, Нуразбеков, ротмистр в той реальности, не снял трубку вертушки, не соединился с морской пограничной таможней, не изучил Гайдамакину декларацию (вот же она, в «Деле»!) и не вызвал его в охранку? Предложил бы стул, папиросу, здоровье, успехи, то-се, и между делом поинтересовался бы:

— А что вы, милостивый государь, привезли из загранпутешествия? Шесть нар португальских сапог хромовых 48-го размера? Зачем столько? Ноги потеют, подметки летят? Так ведь гамбургские сапоги не в пример мягче. Верно, верно, север Европы в этом году вы не изволили посетить, гамбургский пересчет у борцов состоится в следующем сезоне. Гм, гм… А три испанских корсета из китового уса в подарок мадам Кустодиевой — привезли?.. Ну почему же «нельзя»! Для мадам Кустодиевой всегда можно. А трехведерный флакон французской «Шанели» и деревянный ящик фильдеперсовых рейтуз — для кого так много? Ах, для девиц ее благородного заведения! Верим, что за собственные кровные рубли куплены, верим. А хоть бы и за казенные. Вам — можно. А белый итальянский рояль — тоже для заведения? По заказу музыкальных фабрикантов Мыколы Бавдуренка и Семэна Шафаревича? Но зачем вы этот рояль вместе с фабрикантами со второго этажа уронили? Из-за девиц поссорились? Нехорошо-с".

И как бы между прочим: "А гамбургскую подпольную типографию «Суперсекстиум-666» кому изволили доставить?

Ведь вы же в Гамбурге были, вас там южно-российские репортеры репортировали!" И все. На этом «Дело» и завершилось бы. Не смог бы Сашко Гайдамака толком объяснить, за каким таким чертом он из Палермо рванул в Гамбург, со Средиземного моря к Северному, а из Гамбурга опять вниз, на остров Мальту. Никаких подметок не хватит.

"Да вы туда аэропланом, что ли?.. Так ведь аэропланов-то нету еще, не запатентованы аэропланы, братья ведь Райт Орвилл и Вилбур на своей этажерке пока едва-едва взлетают — да не взлетают еще, а подпрыгивают пока только. Российская разведка все знает. Как же вы в Гамбург попали?

Пешком-с? Ах, бегом-с! Через Вену? А в Гамбурге вам, собственно, что понадобилось? В гамбургском цирке этим летом чемпионат французской борьбы не проводился по причине объегоривания немецкой публики в прошлом сезоне. Там братья наши Дуровы гастролировали с учеными слонами и моськами. Ага, так вы к братьям Дуровым в Гамбург в гости, значит? Бегом-с? Соскучились по дружкам закадычным? Дуровы, значит, Володя и Толик подпольную типографию «Суперсекстиум» в Гамбурге приобрели, а вы ее в Россию доставили?" И все. Надавить на психику, припереть к стенке. А братьев Дуровых, Володю и Толика, этих клоунов, революционных демократов и мучителей животных — вспомним хотя бы свинью Зеленую, — туда же, по тому же «Делу» доставить на очную ставку в охранное отделение на Еврейскую улицу, как тогда называлась улица Бебеля. И все. Немедленный обыск в «Шурах-мурах», конфискация «Суперсекстиума» с последующей передачей в питерскую Кунсткамеру, где он успешно затерялся бы в годы Гражданской войны, а какую-то летучую мышь с мордой бульдога — выгнать сраиой метлой или отнести в зоопарк. Проведи Акимушкин это обычное полицейское мероприятие, и временно-пространственный завиток перестал бы реплицироваться, испарился бы как дым, а реальность вернулась бы на круги своя — разразившись, разве что, статьями в Лярусе и в Большой Советской энциклопедии о «купидоне Акимушкина». «Купидон Акимушкина» — звучит не хуже, чем «лошадь Пржевальского» или «Стеллерова корова».

Но этого не произошло.

ГЛАВА 14 EBOUN-TPABA

Кoнчаю писати Bipшi, бо мени здаеться, ниби я з камспя витискую воду. Краще прозою що-нeбудь.

Г. Сковорода

Но вот Сашко Гайдамака придумал кое-что новенькое. На следующий день с восходом солнца, когда над Сапун-горой во второй раз раздались раскаты львиного рева, означавшие, что африканец начал кончать, хлопчик уже сидел на Графскои пристани и с нетерпением ожидал появления этого сладострастного уоЬаг'я[93] — хлопчик приготовил для негра ответный сюрприз: перед ним на мостовой лежал холщовый мешочек с высушенными и мелко нарезанными листьями севастопольских лопухов, одуванчиков, подорожников, акации и махорки, а из мешочка на длинной выструганной палочке торчала картонка с кривой надписью чернильным карандашом:

EBOUN-TPABA 100 000 крб

Сашко рыпал на аккордеоне и сочинял новые слова к старой музыке:

Над Сапун-горою
За eboun-травою
Козаки йдуть…

Гамилькар со своими филерами не заставил себя долго ждать. Он появился на Графской пристани с каким-то свертком из вощеной бумаги. Апельсинами на этот раз вроде не пахло. Сашко запел:

Закурил бы —
Нет бумажки!
Полюбил бы —
Нет милашки!

Африканец прочитал надпись на картонке, удивился, нагнулся, размял листики в пальцах, понюхал и спросил:

— Что это есть «крб»?

— Карбованцы, — ответил Сашко.

— А что это есть «ыбунтарава»? — спросил Гамилькар, вспомнив пушкинскую «ыбенумать».

— А чтоб рогом стояло, — еще охотней объяснил да еще показал известным жестом Сашко.

— А, рогамюсорога, — понял Гамилькар. — Молодец, очинь хорошо. Ыбунтарава — ноу-хау.[94] Я бы купил, но мине не Нада. У миня рога-носорога сама всегда стоит. — И Гамилькар развернул перед хлопчиком свой промасленный сверток ("из подпольной большевистской газеты «Червоиый партизан», — отметили филера) с какой-то бесформенной коричневой липкой массой.

— На, — сказал он.

«Глына», — понуро подумал Сашко.

«Халва», — подумали филера, и у них потекли слюни.

Сашко никогда не ел халву, тем более на халяву. Он даже никогда не видел халву.

— Що не?

— Давай-давай.

Хлопчик осторожно попробовал халву и чуть не проглотил язык; хорошo, что сладкий язык приклеился к гортани.