Джинн Калогридис - Договор с вампиром

• Название: Договор с вампиром
• Автор: Джинн Калогридис
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-17937-2

Новая интригующая версия легенды о таинственном трансильванском князе Дракуле.

Середина XIX века. В родовой замок, затерявшийся в одном из самых глухих уголков Карпатских гор, возвращается после смерти отца Аркадий Цепеш – племянник старого графа. С первых же дней пребывания в замке он становится не только свидетелем, но и участником странных, мистических, а подчас и поистине жутких событий, которые едва не сводят молодого человека с ума. Лишь благодаря тому, что Аркадию наконец открывается истина, ему удается сохранить рассудок.

Однако эта истина гораздо ужаснее всего, что способно нарисовать воспаленное воображение.

---

Я верю ее словам, верю всем своим существом. Если в мире существует абсолютное Зло, в нем обязательно должно существовать и абсолютное Добро (любовь моих умерших близких – наглядное тому подтверждение), и это Добро способно разорвать отвратительные узы, поработившие мое сознание.

У меня хлынули слезы радости. Я был полностью во власти этого удивительного откровения и не сразу обратил внимание на шаги, раздавшиеся у входа в склеп. Но даже услышав их, я побоялся осквернить светлую любовь моих близких и не поднял оружия.

Я услышал голос жены (испуганный и в то же время решительный). Это был еще один знак. Горе, растерянность и замешательство едва не сломили меня, но наша с Мери взаимная любовь способна разрушить власть вампира и спасти нашего ребенка.

Полный радостных надежд, я положил револьвер возле гроба Жужанны, встал и на затекших, негнущихся ногах сделал шаг навстречу Мери.

У меня тут же закружилась голова и подкосились ослабевшие ноги. Я снова опустился на пол. К этому времени Мери почти дошла до ниши. Луч солнца осветил ее лицо и блестящие от слез глаза.

– Аркадий, где ты? – спросила Мери.

Ее глаза не привыкли к темноте. Она не видела меня, хотя я находился совсем рядом, на расстоянии фута. Солнечный луч скользнул по ее груди, высветив золотое распятие. В руках Мери держала хрустальный графин.

– Я здесь, – ответил я, дожидаясь, пока она разглядит меня среди теней.

Должно быть, ее напугал мой слабый и непередаваемо грустный голос.

– Аркадий, милый мой, – прошептала Мери.

В этих словах было столько сострадания, что меня захлестнула волна любви и нежности к своей жене. Внушительный живот затруднял ее движения. Мери с трудом нагнулась, поставив графин на пол, затем попыталась сесть. Я кое-как помог ей.

Образы моих близких к этому времени исчезли (зато ужасная боль в голове осталась). Нас с Мери окружали лишь молчаливые мраморные плиты, но я по-прежнему ощущал любовь родителей и брата. Чтобы утешить Мери, я крепко обнял ее.

Она беззвучно плакала, ее горячие слезы капали мне на шею. Потом Мери взглянула на меня. Голос ее был спокойным, но не менее изможденным, чем мой.

– Я очень тревожусь за тебя. Если так будет продолжаться, ты заболеешь. Прошу тебя, пойдем домой.

И опять боль железным обручем стянула мне голову, и я застонал. Думая, что я упрямлюсь и не желаю уходить отсюда, Мери бросила на меня сердитый взгляд, но даже в нем было больше тревоги, нежели гнева. При всей моей любви к жене (я был бы готов пожертвовать жизнью ради ее счастья, и это не просто слова), я тем не менее не мог откликнуться на ее просьбу. Почему? Тогда я был уверен, что меня не пускает горе и страх того, что крестьяне надругаются над телом Жужанны. Я думал: если с телом сестры что-то случится, я себе этого не прощу. Но нет, на самом деле я оставался в склепе не по своей воле. Некая внешняя сила заставляла меня сидеть здесь, она острыми невидимыми когтями впивалась мне в мозг, не позволяя уйти.

Сейчас я это понимаю, но тогда я не мог даже вообразить, что моим разумом управляют извне. Я погладил золотистые волосы Мери и тихо ответил ей:

– Дорогая, я не могу уйти. Но если хочешь, оставайся со мной. Здесь тебе ничто не угрожает.

– У тебя два дня не было во рту ни крошки пищи и ни капли воды.

– Илона что-то приносила мне в гостиную, – пробормотал я.

Когда это было? Вчера? Позавчера? Я потерял счет дням. Голода я не чувствовал, но пить мне очень хотелось, и я с жадностью посмотрел на принесенный Мери графин.

Она прочла мои мысли. Наклонившись к графину, Мери сняла надетый на пробку стакан и наполнила его.

– Я же знала, что тебе захочется пить, – ласково, точно маленькому упрямому мальчишке, сказала она. – Я принесла чай со сливовицей. Он, наверное, еще теплый. Пей, тебе надо согреться.

Запах крепкого чая вместе с густым ароматом сливовицы приятно щекотал мне ноздри, а звук наполняемого стакана услаждал мой слух. Только теперь я почувствовал болезненную сухость в горле. Рот мой словно набили ватой. Мне было больно даже просто шевелить языком. Я схватил стакан и несколькими глотками осушил его, пролив немного на заросший щетиной подбородок.

– Налить еще? – спросила Мери и, не дожидаясь моего ответа, снова наполнила стакан.

Я с той же жадностью начал пить, однако после второго глотка остановился. Инстинкт подсказал мне: что-то здесь не так. Я поболтал напиток в стакане, принюхался и пристально взглянул на Мери.

Мери. Моя любящая жена. Мой коварный Иуда.

Я проглотил чай, потом провел языком по небу, пытаясь на вкус определить, не подмешано ли чего в этот ароматный напиток. Я ощутил вкус чая, каких-то трав, аромат сливовицы. Но там было что-то еще. Я улавливал совсем слабый, но очень знакомый вкус.

Опийная горечь лауданума!

Я уже был готов обрушить на Мери град упреков. Мне хотелось вдребезги разбить проклятый стакан. Потом я вспомнил недавнее видение. Неужели я решусь оскорбить память близких и их любовь ко мне? Мне стало стыдно. Мери – не злодейка. Пусть она заблуждается, но она любит меня и, как может, пытается уберечь. И потом, она не знает истинной причины, почему я с таким упорством сижу возле гроба Жужанны.

Я поставил недопитый стакан на пол и печально вздохнул:

– Ты меня предала.

Лучик солнца на полу из желто-оранжевого стал красноватым. Он не касался лица Мери, но я и так видел ее решительно развернутые плечи, дерзко поднятый подбородок и горящие глаза.

– Можешь называть это предательством, но я поступила так из любви к тебе. Я хочу спасти тебя и нашего ребенка. Аркадий, прошу тебя, уйдем отсюда.

Слезы застилали мне глаза.

– Не могу, – всхлипнув, сказал я. – Ну как ты не понимаешь?

Мери с трудом поднялась на ноги. В ее голосе помимо решимости я уловил безмерную усталость.

– Нет, я понимаю. Очень хорошо понимаю. Он управляет тобой. Но это скоро кончится.

Больше она не произнесла ни слова и пошла навстречу догорающему закатному солнцу. Мери уходила с видом победительницы. Я разгадал ее нехитрый замысел: дождаться, пока лауданум окутает меня сном, а потом снова сюда вернуться.

После ее ухода я дал волю безудержной ярости. Она так уверена в своих замыслах, что даже не стала скрывать их от меня! Опоить меня лауданумом и силой вытащить отсюда. Наверняка она подговорила кого-то из слуг. А что будет с телом бедной Жужи?

Я встал, схватил графин и не глядя швырнул в темноту склепа, а вслед за ним и стакан. Зазвенели осколки. Я опустился на колени и уперся лбом в холодный мрамор пола. Меня раздирали противоречивые эмоции: с одной стороны, я искренне любил Мери, но с другой – ненавидел ее за трюк с лауданумом.

Пока я стоял в этой нелепой позе, солнце село. Недолгие сумерки сменились кромешным мраком. Лауданум окутал серой пеленой мой разум и притупил чувства. Я изо всех сил старался не заснуть и напрягал слух, стараясь различить звуки, которые доносились извне. Я не сомневался, что теперь, когда стемнело, злоумышленник не замедлит появиться.

Я вновь оказался на границе бодрствования и сна. Я стоял на коленях лицом вниз, упираясь ладонями в пол. И опять невидимые когти вонзились мне в мозг, но на этот раз я не стал сопротивляться, а покорился нахлынувшей боли.

Темнота вокруг меня заполнилась странным мерцанием. Подняв голову, я увидел зеленые дядины глаза. Они пылали, как два изумрудных факела. Я не видел ни его лица, ни фигуры – только глаза. В мозгу отчетливо звучали его слова:

"Держись, Аркадий. Потерпи, осталось совсем немного".

Его голос был приятным, убаюкивающим, и вскоре я успокоился. Вопреки дядиному призыву, я провалился в сон. Сколько я проспал – не знаю. Меня разбудил желтоватый свет фонаря, мелькнувший в дверном проеме, и гулкие шаги. Не успел я прогнать остатки сна, как послышалось волчье рычанье и истошные человеческие вопли.

Я нащупал револьвер, вскочил и бросился на шум.

Возле открытой двери склепа валялся опрокинутый фонарь. Масло из него вытекло и загорелось. Огненная лужица освещала лежащего на спине крестьянина. Он отчаянно молотил руками, стараясь загородиться от волка, который все ближе подбирался к его горлу. Силы были неравными; зверь трепал свою жертву, точно пес пойманную крысу.

Я вскинул револьвер, приготовившись выстрелить, но рука моя была нетвердой – сказались утомление и доза лауданума. Волк и крестьянин мелькали передо мной с такой быстротой, что я боялся вместо зверя попасть в человека.

Борьба продолжалась недолго. Из горла жертвы вырвался предсмертный хрип. Руки крестьянина безжизненно упали на пол. Волк вцепился ему в горло и сомкнул челюсти. Не помню, слышал ли я хруст сломанных позвонков. Оторвав тело крестьянина от пола, волк поднял его на целый фут, сильно встряхнул и разжал зубы.

Словно удовлетворенный содеянным, волк неспешно оглядел свою жертву. Падая, крестьянин ударился головой о мраморный пол. Его голова треснула, как спелый орех. Пол и стены густо покрылись темно-красными брызгами.