Мервин Пик - Одиночество Титуса

• Название: Одиночество Титуса
• Автор: Мервин Пик
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-89091-277-1

В романе «Одиночество Титуса» (1959), юный граф становится бродягой и, находясь на грани безумия, скитается по миру в поисках своего древнего Дома.

---

«Горменгаст». Сердцевина и суть всего остального. Поначалу Гепара ничего не могла разобрать, но постепенно промежутки между лихорадочными повторениями этого слова стали заполняться названиями мест, именами, из которых складывалась своего рода картина.

Гепара, девушка ироничная, обнаружила, слушая Титуса что ее затягивает куда-то, в пласт людей и событий, судорожно корчащийся, выворачивающийся наизнанку, движущийся по спирали, но остающийся, в собственных его пределах, последовательным. Ей, ведшей в холодной утонченности жизнь, полную расписанных, точно по нотам, удовольствий, открылись теперь стремнины варварской земли. Мир пленений и побегов. Насилия и страха. Любви и ненависти. И самое главное, спокойствия, лежащего в основе всего. Спокойствия, которое зиждется на твердокаменной определенности и вере в незапамятную традицию.

Здесь, перед нею, потея, мечась в постели, лежала, так ей казалось, частица великой традиции, устойчивая, при всех ее внешних метаниях, в не подлежащем сомнению знании своей наследственной правоты. Впервые в жизни Гепары перед нею предстал человек, в жилах которого текла кровь, куда более голубая, чем ее. И девушка проводила по губам крохотным язычком.

Титус лежал в сумраке зеленой комнаты, и голоса дома звенели в коридорах под ним, и оседланные кони нетерпеливо били копытами в землю.

– Слышишь ли ты меня? О, слышишь ли ты?.. Слышишь ли?..

– Это мой сын?.. Где ты, дитя?…

– Где ты, мама?..

– Там же, где и всегда…

– У высокого окна, мама, вся окруженная птицами?

– Где же еще?

– И никто не может сказать мне?..

– Что сказать?..

– Где в этом мире я…

– Это непросто… непросто…

– Наши задачки никогда вам легко не давались, молодой человек. Никогда.

– О, укройте меня сальными складками вашей мантии господин Кличбор, сударь.

– Почему вы так поступили, мальчик? Почему бежали?

– Почему ты?..

– Почему?.. Почему?..

– Почему?..

– Слушайте… Слушайте…

– Почему ты повернулась ко мне спиной?

– Птицы покрывают ей голову, точно листья.

– И коты у ног, точно белый прибой?

– Стирпайк?..

– О нет!

– Баркентин?..

– О нет!

– Мне не вынести этого… Ах, доктор, милый.

– Я тоскую по вам, Титус… О, как я тоскую… клянусь всяческим отречением, вы превзошли всех и вся…

– Но куда же ты удалился… мой милый?

– Почему ты так поступил… почему?

– Почему ты?..

– Почему?.. Почему?..

– Почему?..

– Твой отец… и сестра, а теперь вот… и ты…

– Фуксия… Фуксия…

– Что это было?

– Я ничего не слышал.

– Ах, доктор Прюн… Я люблю вас, доктор…

– Мне почудились чьи-то шаги.

– А мне почудился плач.

– Привет тебе, Сорванец! Титус замаранный…

– Черт подери, как ты смеешь! Ты с кем разговариваешь?

– Кто это был, Титус?

– Ты не поймешь. Он другой.

– Вечерами он пьет вместо вина красное небо. Он любил ее.

– Юнону?

– Юнону.

– Он спас мне жизнь. Он спасал ее много раз.

– Довольно. Отсеки от себя эту женщину карманным ножом.

– Да сохранит Господь всю доброту твоего железного сердца.

– Значит, все они умерли… все… рыбы, звери и птицы.

– Ха-ха-ха-ха-ха. В конце-то концов, это были всего только твари, сидевшие в клетках. Возьми хоть льва. Ну что в нем такого? Четыре ноги… два уха… нос, один… и одно брюхо.

– Но они убили зверей! Зверей Мордлюка! Оперенья, рога и клювы во всем их смешении. Целый клубок жизни. Львиная грива, вся в крови, потрескивала, распадаясь.

– Я люблю тебя, мальчик. Где ты? Или я досаждаю тебе?

– Он так долго отсутствовал.

– Так долго… Чем занимался ты в этой части мира, почему так промок под дождем?

– Я заблудился. Я всегда заблуждался; я и Фуксия, мы заблуждались всегда. Терялись в нашем огромном доме, где ползают ящерки и плевелы всползают по лестницам вверх и расцветают на их площадках. Кто это? Почему ты не открываешь дверь? Почему мнешься? Тебе не хватает смелости, чтобы открыть ее? Или ты боишься дерева? Не беспокойся, я вижу тебя и сквозь дверь, не беспокойся. Тебя зовут Акрлистом. Король полицейских. Ненавижу твое лицо. Оно все из оловянных гвоздей. И ногти у тебя точно гвозди… но со мною Юнона. Замок уплывает. Стирпайк, мой враг, плывет под водой с кинжалом в зубах. И все-таки я убил его. Убил, и теперь он мертв.

– Приходите, мы будем плясать на зубчатых стенах, Стрельницы побелели от птичьего клея. Он словно фосфор. Возьмите меня за руки, Мордлюк, Юнона, прекраснейшая из всех. И мы шагнем в пустоту. Наше падение одиноким не будет, когда мы полетим, минуя окно за окном, из каждого выставится голова с ухмылкой, как без десяти три. Вуал и Черная Роза, Конц-Клык и Дёрн… а рядом со мной, все время, пока мы падали, летело лицо Фуксии; черные волосы ее застилали мне глаза, но ждать я не мог, я еще должен был найти Ту. Ту. Она жила в древесном дупле. Ульи были в стенах его, дупло гудело, но никто никогда не ужалил бы нас. Она перелетала с ветки на ветку, пока не явились школоначальники, Кличбор, Цветрез и все прочие; их плоские шапочки клонились в тенях. Вырой для них великую яму, спой им. Сплети из алтея цветочных эльфов. И пусти по теченью стручки фасоли, словно сизо-зеленые лодочки. Это поможет им всю зиму испытывать счастье. Счастье? Счастье? Ха-ха-ха-ха-ха. Сычи уже слетаются к Горменгасту. Ха-ха-ха! Прожорливые сычи… сычи… сычонки.

Глава семьдесят вторая

Когда Титус впервые увидел ее, то принял за еще один образ из тех, что заполонили его мозг, но, продолжая вглядываться, понял – это лицо не из облака.

Гепара не заметила, что глаза Титуса открыты, и он смог миг-другой наблюдать за нею, вглядываться в ее ледяные черты. Потом она повернулась и, увидев пристальный взгляд Титуса, не предприняла ничего, чтобы смягчить выражение своего лица, хоть и понимала, что ее застали врасплох. Вместо того Гепара вперилась в Титуса ответным взглядом и смотрела, пока не наступил, как во всякой игре в «переглядки», миг, когда она притворилась, будто неспособна и дальше сохранять неподвижность черт, и лед растаял, и в лице ее проступило выражение, содержавшее смесь искушенности, эксцентричности и изящества.

– Ты победил, – сказала она.

Голос ее был легок и вял, как пушинка чертополоха.

– Кто ты? – спросил Титус.

– Это не важно, – ответила она. – До тех пор, пока мне известно, кто ты… или важно?

– И кто же я?

– Лорд Титус из Горменгаста, семьдесят седьмой граф! – слова ее трепетали, как осенние листья.

Титус закрыл глаза.

– Слава богу, – сказал он.

– За что? – спросила Гепара.

– За это знание. Я уже стал почти сомневаться в существовании этого проклятого места. Где я? У меня все тело горит.

– Худшее позади, – сказала Гепара.

– Вот как? И чем оно было, худшее?

– Поисками. Выпей вот это и ляг.

– Какое у тебя лицо, – сказал Титус. – Рай на пределе терпения. Кто ты? А? Не отвечай, я и так знаю. Ты женщина! Вот ты кто. Так дозволь же мне сосать твои груди, как маленькие яблоки, дозволь поиграть языком с твоими сосками.

– Ты определенно идешь на поправку, – ответила дочь ученого.

Глава семьдесят третья

В одно из утр, недолгое время спустя после того, как Титус полностью оправился от горячки, он поднялся пораньше и, дивясь своему веселому настроению, оделся. Радость чужда была его душе. Когда-то, и не так уж давно, нелепая или причудливая мысль могла заставить его согнуться от хохота в три погибели; в те дни он смеялся над всем и ни над чем… при всем том мраке, что окутывал его ранние дни. Впрочем, теперь, похоже, снова настало время, в котором мрака было больше, чем света.

Да, в жизни его наступила пора, когда он стал замечать, что смеется и по-другому, и совсем над другим. Он больше не подвывал, хохоча. Не взревывал от счастья Что-то ушло из него.

И все-таки в это утро нечто от былого юного «я» словно вернулось к Титусу, стоило ему выкатиться из постели и выпрямиться во весь рост. Необъяснимое волнение; острый укол радости.

Подняв шторы и увидев окрестный пейзаж, он от удовольствия наморщил лицо и потянулся. Хотя, вообще говоря, радоваться было особенно нечему. Скорей уж наоборот. Он запутался. Нажил новых врагов. Попал в непростительную зависимость от Гепары, опасной, как глубина черной воды.