Мервин Пик - Одиночество Титуса

• Название: Одиночество Титуса
• Автор: Мервин Пик
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-89091-277-1

В романе «Одиночество Титуса» (1959), юный граф становится бродягой и, находясь на грани безумия, скитается по миру в поисках своего древнего Дома.

---

Титус поднял взгляд на своего спутника. Приблизился к нему на три шага. Шрам на его скуле светился в свете луны, как шелковый.

– Господин Мордлюк, – сказал он.

– Что такое, мальчик?

– Мне так горько за вас.

– Горюй об этом сломленном существе, – отозвался Мордлюк. – Это она – из слабых мира сего.

В тишине послышался, словно издалека, голос Черной Розы.

– Простыни, – пожаловался голос, сварливый и прекрасный. – Простыни… белые простыни.

– Она в жару, – пробормотал Мордлюк. Я словно угли держу в руках. Но Юнона даст ей приют, а ты отправляйся к кошке и за нее, до края света… К спящей кошке, – казалось, у Мордлюка перехватило дыхание, – ты видел ее… мою маленькую виверру? Они убили ее, как и всех остальных. А она переливалась, точно морская волна. Рядом с волками; я любил ее, Титус. Ты никогда не видел таких глаз.

– Ударь меня! – вскрикнул Титус. – Я вел себя как скотина.

– Окстись! – ответил Мордлюк. – Пришла пора отдать Черную Розу в руки Юноны.

– Да, Юнона; передай ей мои поцелуи, – сказал Титус.

– Зачем? – осведомился Мордлюк. – Ты только что отнял их у нее! Так с женщиной не поступают. Клянусь адом, нет. Передай твои поцелуи, забери твои поцелуи, спрячь их, выстави напоказ… ты словно в прятки играешь.

– Но ведь и ты любил ее и утратил. А теперь возвращаешься к ней.

– Правильно, – отозвался Мордлюк. – Туше, не спорю У нее, в конце-то концов, всегда был туман в голове. Она точно плодовый сад… золотая Юнона. Обильна, как Млечный Путь или исток великой реки. Как по-твоему? Разве она не чудо?

Титус рывком вздернул к небу лицо.

– Чудо? Она должна им быть.

– Должна быть? – переспросил Мордлюк.

Наступило странное молчание, и в этом молчании облако укрыло луну. Небольшое – стало быть, времени терять нельзя, и в павшей на них полутьме двое друзей разошлись, поспешая в столь нужном им мраке – один с Черной Розой на руках к дому Юноны, другой на север.

Но прежде чем они в окончательной мгле утратили друг друга из вида, Титус остановился и оглянулся. Облако уже ушло, он различил Мордлюка, замершего на дальнем краю спящей площади: тень его и тень Черной Розы, лежавшей у него на руках, опадали к ногам Мордлюка, и казалось, что он стоит в луже черной воды. Голова его, словно вырубленная из камня, склонялась над хрупким созданием. Потом Титус увидел, как Мордлюк повернулся на каблуках и пошел широким шагом, и тень заскользила за ним по земле, и тут луна исчезла опять и опять наступило густое безмолвие.

В нем, в этом безмолвии, юноша ждал: чего – он не знал, просто ждал, чувствуя, как его наполняет огромное горе, но наполняет лишь для того, чтобы развеяться, мгновенно, когда из темноты донесся далекий голос:

– Привет тебе, Титус Гроан! Выше голову, мальчик! Мы еще встретимся, не сомневайся – рано или поздно.

– Конечно! – крикнул Титус. – И вечное тебе спасибо…

И снова громовый крик Мордлюка прорвал молчание:

– Прощай, Титус… Прощай, мой задиристый мальчик! Прощай… прощай.

Глава шестьдесят пятая

Поначалу никаких признаков головы не замечалось, но спустя минуту-другую внимание проницательного наблюдателя могло бы привлечь некоторое сгущение ветвей, и в конце концов он различил бы в самой гуще взаимной игры побегов и листьев линию, которая могла обозначать лишь одно… профиль Юноны.

Давно уже сидела она, почти не шевелясь, в увитой виноградом беседке. Слуги звали ее, но Юнона их не слышала – а если и слышала, не отвечала.

Три дня бывший любовник Юноны, Мордлюк, прятался на чердаке ее дома. Тень человека, которую привел он с собой, омыли и уложили в постель, но она умерла в миг, когда голова ее коснулась снежно-белой подушки.

Официальных похорон не было, зато было множество вопросов, на которые пришлось отвечать. Прекрасный дом Юноны наводнили чиновники, включая и Акрлиста, полицейского детектива. «Где Титус? – спрашивал он. – Где Мордлюк?» И Юнона час за часом покачивала головой.

Теперь она неподвижно сидела в беседке, ощущая тупую боль в груди. Она видела себя юной девушкой. Вспоминала дни, наполненные любовью. Дни, когда ее жаждали юноши, когда они рисковали ради нее своими торопливыми жизнями: раскачивались, соревнуясь друг с другом, на верхних ветвях высоких кедров, росших в темной роще вблизи ее дома, переплывали взбешенный залив, когда над ним полыхали молнии. Вспоминала Юнона и тех, кто не был молод, но чьи ум и обходительность чаровали ее… сорокалетних джентльменов, таивших свою любовь от толпы, оберегавших ее, как рану или ушиб, но лишь затем, чтобы та с еще большей силой прорывалась из тьмы на свет.

И людей пожилых, для которых она была недостижима – обманчивая надежда, блуждающий огонек, пробуждавший в них жажду жизни, а то и нечто более редкостное: хаос поэзии, способность снова упиваться ароматами розы.

Перед ней простирался за листьями винограда полоненный маргаритками склон, полого сходивший к живой изгороди из самшитов, подрезанных так, что получились фигурки павлинов, гордо красовавшиеся против неба. По самому же небу, к которому Юнона по временам обращала взор, тянулись легкие облачка.

Опутанная лозою беседка была любимым местом Юноны: множество раз находила она здесь уединение. Но нынешний день отличался от всех других, ибо Юнону, хоть она еще того и не сознавала, уже томило смутное чувство, что ее заточили в сплетении этих ветвей.

Осознать его Юнона так и не успела, поскольку ее тело, не спросившись разума, поднялось и покинуло беседку, как корабль покидает гавань.

Вот она перешла склон маргариток; вот оставила позади фигурную изгородь, вот углубилась в пастбище, над которым на миг повисали, чтобы тут же стремглав унестись, стрекозы.

Все дальше и дальше брела Юнона, не вглядываясь в то, что ее окружало, пока не вошла в темную кедровую рощу. Приближаясь к роще, Юнона ее почти и не видела, – глаза, пока она шла, оставались почти незрячими. Но вот до рощи стало уже рукой подать, и Юнона вдруг заметила окаймлявшую деревья широкую глазурь росы.

Не вполне еще очнувшись, Юнона вгляделась в эту глазурь и увидела перевернутое вниз головой излюбленное пристанище своей юности, почти легендарную купу кедров.

Первое ощущение было, что это она стоит на голове, впрочем, оно развеялось, стоило Юноне поднять глаза вверх. Но еще и до этого она заметила отражение человека, свисающего, вопреки закону тяготения, вверх ногами с большой кедровой ветки. Впрочем, когда Юнона подняла голову и постаралась отыскать его, сделать это оказалось непросто. Поначалу она не различила ничего, кроме зеленых ярусов листвы, но затем вдруг опять увидела человека. Тот оказался ближе, чем ей казалось.

Едва поняв, что его обнаружили, он спрыгнул на землю и поклонился, и темно-рыжие волосы копной упали ему на глаза.

– Что вы делаете в моей кедровой роще? – спросила Юнона.

– Посягаю на чужие владения, – ответил мужчина.

Юнона прикрыла щитком ладони глаза и спокойным взглядом окинула мужчину – его темно-рыжие волосы, боксерский нос.

– И чего же вы хотите, «посягатель»? – наконец осведомилась она. – Это излюбленное ваше пристанище или вы тут просто в засаде сидели?

– Сидел в засаде. Если я напугал вас, приношу глубочайшие извинения. Я этого не хотел. О нет, не более, чем муравей на вашем запястье или жужжащий жук.

– Понимаю, – сказала Юнона.

– Но я прождал дьявольски долго, – наморщив лоб, продолжал мужчина. – Видит Небо, дьявольски долго.

– И кого же вы ждали? – спросила Юнона.

– Вот этой минуты, – ответил мужчина.

Юнона приподняла бровь.

– Я ждал, когда вас покинут, когда вы останетесь одиночестве. Как сейчас.

– Что вам моя жизнь? – спросила Юнона.

– Все и ничего, – ответил лохматый мужчина. – Разумеется, она принадлежит вам. Как и ваши невзгоды. Титус ушел. Мордлюк ушел. Не навсегда, быть может, но надолго. Ваш дом у реки, сколько ни красив он, теперь населяют тени и отзвуки.

Юнона прижала ладони к груди. Что-то в голосе мужчины спорило с этой копной волос, с разбойничьим обликом. Голос был глубок, хрипловат – и невероятно нежен.

– Кто вы? – спросила она наконец. – И что вам известно о Титусе?

– Имя мое значения не имеет. А о Титусе я знаю всего ничего. Всего ничего. Но достаточно. Достаточно, чтобы понять – он оставил город, потому, что его томит жажда.

– Жажда?

– Вечная жажда очутиться где-то еще. Она, да еще притяжение дома – или того, что он считает своим наследственным домом (как будто тот у него когда-нибудь был). Я видел его в этой роще, одного. Он колотил по ветвям кулаками. Колотил так, точно ему хотелось извергнуть вон свою душу.

Впервые со времени их встречи Посягатель шагнул вперед, разбив ногою зеленое зеркало росы.