Проспер Мериме - Хроника царствования Карла IX

• Название: Хроника царствования Карла IX
• Автор: Проспер Мериме
• Жанр: Классическая проза

Действие знаменитого романа Проспера Мериме, блестящего драматурга и мастера художественной прозы, происходит во время религиозной резни, получившей в истории название Варфоломеевская ночь. Тема религиозных войн, обличение религиозного фанатизма, приобретшая ныне, в начале 3-го тысячелетия неожиданную остроту, раскрыта в этом тексте с необычайной силой. Религиозная рознь становится источником семейной трагедии. В центре исторического полотна юный дворянин-гугенот Бернар де Мержи, влюбленный в придворную даму Диану де Тюржи. Писатель создает целую галерею ярких политических фигур той эпохи, описывает нравы придворных и служителей Церкви, солдат и простолюдинов.

---

Красавчик-карапузик принц [54]

С милашками лизаться любит.

И он еще смел указывать на меня фанатически верующим католикам как на олицетворение распутства и неверия! У меня была только одна любовница, и я не изменял ей. Что касается неверия... так ведь я же никого не соблазнял! Зачем тогда объявлять мне войну?

- Никогда бы я не поверил, что принц способен на такую низость.

- Он умер, и вы сделали из него героя. Так всегда бывает на свете. Он был человеком не без достоинств, умер смертью храбрых, я ему все простил. Но при жизни он был могуществен, и если такой бедный дворянин, как я, осмеливался ему перечить, он уже смотрел на него как на преступника.

Капитан прошелся по комнате, а затем продолжал, волнуясь все более и более:

- На меня сейчас же накинулись все пасторы, все ханжи, какие только были в войске. Я так же мало обращал внимания на их лай, как и на их проповеди. Один из приближенных принца, чтобы подольститься к нему, при всех наших полководцах обозвал меня потаскуном. Я ему дал пощечину, а потом убил на дуэли. В нашем войске ежедневно бывало до десяти дуэлей, и военачальники смотрели на это сквозь пальцы. Мне же дуэль с рук не сошла, - принц решил расправиться со мной в назидание всему войску. По просьбе высоких особ, в том числе - к чести его надо сказать - по просьбе адмирала меня помиловали. Однако ненависть ко мне принца не была утолена. В сражении под Жизнейлем [55] я командовал отрядом конных пистолетчиков. Я первым бросался в бой, мои латы погнулись в двух местах от аркебузных выстрелов, мою левую руку пронзило копье - все это доказывало, что я себя не берег. Под моим началом было не более двадцати человек, а против нас был брошен целый батальон королевских швейцарцев. Принц Конде приказывает мне идти в атаку... я прошу у него два отряда рейтаров... а он... он называет меня трусом!

Бернар встал и взял брата за руку. Капитан, гневно сверкая глазами, снова заходил из угла в угол.

- Он назвал меня трусом при всей этой знати в золоченых доспехах, - продолжал Жорж, - а несколько месяцев спустя под Жарнаком [56] знать взяла да и бросила принца, и он был убит. После того, как он меня оскорбил, я решил, что мне остается одно: пасть в бою. Я дал себе клятву, что если я по счастливой случайности уцелею, то никогда больше не обнажу шпаги в защиту такого несправедливого человека, как принц, и ударил на швейцарцев. Меня тяжело ранили, вышибли из седла, и тут бы мне и конец, но мне спас жизнь дворянин, состоявший на службе у герцога Анжуйского, - этот шалый Бевиль, с которым мы сегодня вместе обедали, и представил меня герцогу. Со мною обошлись милостиво. Я жаждал мести. Меня обласкали и, уговаривая поступить на службу к моему благодетелю, герцогу Анжуйскому, привели следующий стих [57]:

Omne solum forti patria est, ut piscibus aequor.

[Храброму, как для рыбы - море, любая земля - родина (лат.).]

Меня возмущало то, что протестанты призывают иноземцев напасть на нашу родину... Впрочем, я тебе сейчас открою единственную причину, заставившую меня перейти в иную веру. Мне хотелось отомстить, и я стал католиком в надежде встретиться с принцем Конде на поле сражения и убить его. Но мой долг уплатил за меня один негодяй... Это было до того отвратительно, что я забыл про свою ненависть к принцу... Его, окровавленного, отдали на поругание солдатам. Я вырвал у них его тело и прикрыл своим плащом. Но я уже к этому времени связал свою судьбу с католиками. Я командовал у них эскадроном, я уже не мог уйти от них. Но я рад, что мне удалось, по-видимому, оказать некоторые услуги моим бывшим единоверцам: я, сколько мог, старался смягчить жестокости религиозной войны и имел счастье спасти кое-кому из моих прежних друзей.

- Оливь де Басвиль всюду говорит, что он обязан тебе жизнью.

- Ну так вот: стало быть, я католик, - более спокойным тоном заговорил Жорж. - Религия как религия. С католическими святошами ладить легко. Посмотри на эту красивую мадонну. Это портрет итальянской куртизанки. Ханжи приходят в восторг от моей набожности и крестятся на мнимую богоматерь. С ними куда легче сторговаться, нежели с нашими пасторами, - это уж ты мне поверь. Я живу, как хочу, и лишь время от времени делаю весьма незначительные уступки черни. От меня требуется, чтобы я ходил в церковь? Я и хожу кое-когда, чтобы посмотреть на хорошеньких женщин. Надо иметь духовника? Ну уж это дудки! У меня есть славный францисканец, бывший конный аркебузир, и он за одно экю не только выдаст мне свидетельство об отпущении грехов, но еще и передаст от меня любовные записки своим очаровательным духовным дочерям. Черт побери! Да здравствует месса!

Бернар не мог удержаться от улыбки.

- На, держи, вот мой молитвенник, - сказал капитан и бросил Бернару книгу в красивом переплете и в бархатном футляре с серебряными застежками. - Этот часослов стоит ваших молитвенников.

Бернар прочитал на корешке: Придворный часослов...

- Прекрасный переплет! - с презрительным видом сказал он и вернул книгу.

Капитан раскрыл ее и, улыбаясь, снова протянул Бернару. Тот прочел на первой странице: Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля, сочиненная магистром Алькофрибасом, извлекателем квинтэссенции [58].

- Вот это книга так книга! - со смехом воскликнул капитан. - Я отдам за нее все богословские трактаты из женевской библиотеки.

- Автор этой книги был, говорят, человеком очень знающим, однако знания не пошли ему на пользу.

Жорж пожал плечами.

- Ты сначала прочти, Бернар, а потом будешь судить.

Бернар взял книгу и, немного помолчав, сказал:

- Обидеться ты был, конечно, вправе, но мне досадно, что чувство обиды заставило тебя совершить поступок, в котором ты рано или поздно раскаешься.

Капитан опустил голову и, уставив глаза в ковер, казалось, внимательно рассматривал рисунок.

- Сделанного не воротишь, - подавив вздох, проговорил он. - А может, я все-таки когда-нибудь вновь обращусь в протестантскую веру, - уже более веселым тоном добавил он. - Ну, довольно! Обещай не говорить со мной больше о таких скучных вещах.

- Я надеюсь, что ты сам к этому придешь без моих советов и уговоров.

- Возможно. А теперь поговорим о тебе. Что ты намерен делать при дворе?

- У меня есть рекомендательные письма к адмиралу, я думаю, что он возьмет меня к себе на службу, и я проделаю с ним поход в Нидерланды.

- Затея никчемная. Если дворянин храбр и если у него есть шпага, то ему незачем так, здорово живешь, идти к кому-то в услужение. Вступай лучше добровольцем в королевскую гвардию, если хочешь - в мой легкоконный отряд. Ты будешь участвовать в походе, как и все мы, под знаменем адмирала, но, по крайней мере, не будешь ничьим лакеем.

- У меня нет ни малейшего желания вступать в королевскую гвардию, - это противно моей душе. Служить солдатом в твоем отряде я был бы рад, но отец хочет, чтобы первый свой поход я проделал под непосредственным начальством адмирала.

- Узнаю вас, господа гугеноты! Проповедуете единение, а сами держите камень за пазухой.

- То есть как?

- А так: король до сих пор в ваших глазах тиран, Ахав [59], как называют его ваши пасторы. Да нет, он даже и не король - он узурпатор, после смерти Людовика Тринадцатого [Принца Людовика Конде, убитого под Жарнаком, католики обвиняли в притязаниях на королевский престол. Адмирала Колиньи называли Гаспаром.] король во Франции - Гаспар Первый.

- Плоская шутка!

- В конце концов, будешь ли ты на службе у старика Гаспара или у герцога Гиза - это безразлично. Шатильон - великий полководец, он научит тебя воевать.

- Его уважают даже враги.

- А все-таки ему повредила история с пистолетным выстрелом.

- Он же доказал свою невиновность. Да и вся жизнь Шатильона опровергает слухи о том, что он был соучастником подлого убийцы Польтро.

- А ты знаешь латинское изречение: Fecit cui profuit? [Совершил тот, кому это было на руку? (лат.)] Если б не тот пистолетный выстрел, Орлеан был бы взят.

- В католической армии одним человеком стало меньше, только и всего.

- Да, но каким человеком! Разве ты не слыхал двух дрянных стишков, которые, однако, стоят ваших псалмов?

Пока гизары не переведутся,

Мере во Франции всегда найдутся.

[Польтро де Мере убил великого Франсуа, герцога Гиза, во время осады Орлеана, когда город находился в отчаянном положении. Колиньи довольно неудачно пытался отвести от себя обвинение в том, что убийство было совершено по его приказанию или, во всяком случае, при его попустительстве.]

- Детские угрозы, не более того. Если бы я сейчас стал перечислять все преступления гизаров, ох, и длинная вышла бы ектенья! Будь я королем, то для восстановления во Франции мира я бы велел посадить всех Гизов и Шатильонов в добротный кожаный мешок, накрепко завязать его и зашить, а затем с железным грузом в сто тысяч фунтов, чтобы ни один не убежал, бросить в воду. И еще кое-кого я бы с удовольствием побросал в мешок.

- Хорошо, что ты не французский король. Затем разговор принял более веселый оборот.