Джоэль Данн - Синдром Фауста

• Название: Синдром Фауста
• Автор: Джоэль Данн
• Издательство: АСТ, Астрель-Спб
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-049469-9, 978-5-9725-1084-9

Руди Грин – профессор музыкологии. Женат, у него двое взрослых детей. Сорок лет назад он мечтал стать дирижером, прославиться, стать любимцем женщин. Иллюзии лопнули, жизнь превратилась в рутину. И вдруг – авария, несчастный случай, – и время пошло неожиданно вспять.

С каждым месяцем Руди Грин стремительно молодеет… Как скажется на нем эта неизвестная медицине болезнь? Отравит дни ожиданием скорой встречи со смертью или станет неожиданным джокером в колоде жизни?

«Синдром Фауста» – самая искренняя и трогательная история воплощения мечты и отчаянного поиска смысла.

---

– Эй, – сказал я ей, – девочка, запомни и учти: ханжа куда грязней любого грешника. Когда два человека нравятся друг другу, ничто в их отношениях не разврат. А если скромность вызвана фригидностью, лучше иметь дело с импотентами.

Она сдавалась. Но это требовало от меня усилий. И я все чаще и чаще задавал себе вопрос «Зачем мне это надо?» Энергия на работе была мне нужней, чем в постели. А тут еще Роза, обеспокоенная затянувшимся романом Руди с Лолой, обратилась ко мне с просьбой:

– Познакомь его с кем-нибудь, Чарли, – попросила она меня.

– Роза, – пытался я отмахнуться, – но ведь вокруг него в ночном клубе столько телок! И они совсем его не сторонятся…

– То-то и оно, – улыбнулась Роза и потрепала меня за щечку. – Понял? Ему пора браться за ум…

Обида, к счастью, сказалась только на цвете лица Абби. От неловкости за собственную грубость я, наверное, повел бы себя дальше мягче и миролюбивей. Но она сама пресекла возможные сантименты:

– С тобой все было по-другому…

Тут я не выдержал. Всадил ей под дых:

– Что значит, «с тобой все было по-другому»? Ты на что это намекаешь, а? – скривил я гримасу. – Что я негр?! И со мной пристало то, чего не позволишь себе в приличном обществе?!

В ее голосе, как взвившийся белый флаг, затрепетала растерянность. Но слишком уж много электричества между нами накопилось. Один раз стоило выдать ей по первое число. Пусть поперхнется собственной стервозностью.

– Чарли!..

– Что «Чарли»?! В таких ситуациях и проявляется расизм. Кем бы я ни был, чего бы ни достиг, я всегда – Чарли. Черный Чарли…

– Ты меня не понял, – встрепенулась она.

– Понял, и еще как! – Меня несло: – Знаешь, что меня поражает? Вы оба играли друг перед другом чужие роли. Ты – Исключительно Порядочной Леди. Он – Истинного Джентльмена. И просвистели, просрали с годами настоящее чувство…

Абби снова взяла себя в руки. Ох уж эта мне немецкая сдержанность! Она еще холодней британской. И куда более жесткая.

– Ты что же, считаешь меня шлюхой? Только потому, что до Чарли я была с тобой?

– Ну, положим, и я был не первым…

Блеснувшие было в ее глазах слезы отлились в металл:

– Ты – свинья, Чарли! Такая же, как он…

Но если она думала, что я из тех, кто при пощечине по правой щеке подставляет левую, она ошибалась.

– Нельзя стыдиться собственного «Я», Абби… С игры и притворства начинаются самые безнадежные трагедии. Если ты честен с собой и другими, к тебе нет, не может быть никаких претензий.

Страдальческое выражение на ее лице сменила маска судьи и прокурора:

– В чем ты меня обвиняешь, Чарльз Стронг?! В том, что я хотела создать нормальную семью?

Я осуждающе покачал головой:

– Не передергивай, Абби. У тебя ничего не выйдет…

– Ты – жестокий эгоист, Чарли… Бросил в Южной Африке жену и двоих детей. Живешь себе припеваючи со своей одалиской. Она, я надеюсь, не возражает против английского секса?

Вот сучка!

– У моей жены заняло не очень много времени выйти замуж снова. Кстати, я предлагал ей уехать вместе со мной.

– Оправдываешься?..

В ее голосе звучало торжество победителя…

РУДИ

Чарли предложил поужинать с ним в клубе. До этого я всякий раз отказывался, но сейчас согласился. Я искал любую возможность улизнуть из дома.

Ждал я его за углом, метрах в пятистах от дома: не хотел, чтобы Абби нас видела. Чарли подкатил в своем девственно-белом «Ягуаре» и с шиком тормознул возле меня: пижон!

Едва я сел, он включил полный газ, и меня откинуло в сиденье. Он даже внимания на это не обратил. Еще пара минут, и мы вписались в бесконечную транспортную волну вечернего Лос-Анджелеса.

Я люблю этот город и не променял бы его ни на какой другой. Он – мир в себе и коктейль разных миров. Рынок страстей и мегаполис тщеславия. Фабрика снов и ломбард иллюзий. Супермаркет возможностей и лотерея шансов.

Больше всего Лос-Анджелес напоминает гигантскую киностудию. Конгломератом ликов и смешением языков. Разнобоем вкусов и вольностью нравов. Шик мирно флиртует в нем с прозябанием, греза – с жестокой реальностью. Трущобы – неотъемлемая часть роскоши, а пресыщенность – магнит для пришельцев.

Здесь все доступно и все недосягаемо. Все откровенно, и все двусмысленно. Бесправные нелегалы и снобы на игле. Искатели приключений на стреме и жрицы любви в магазинах дорогого белья.

История расхаживает в коротких штанишках, а общего стиля не было и нет. Слишком юн Лос-Анджелес как город. Слишком контрастны следы разных волн эмиграции.

В Европе История стала бижутерией. Стыдливым гримом для социальных язв. Туристской прической для лопоухих провинциалов. В Лос-Анджелесе этого нет. Лос-Анджелес в этом не нуждается. Он предпочитает масштабы. Подкупает бравадой и фамильярностью.

Ты что-то ищешь, приятель? Все на прилавках! Все на виду! Доставай кошелек! Выбор за тобой! Хочешь – наличными, хочешь – в рассрочку. На любые амбиции. Цена – по возможностям. Оригинал и подделка. Пресыщенность и слезы. Жертвенность и обман. Бензиновый смрад и запах духов. Горячая резина шин и сладковатый аромат кондитерских Вонь мусорных контейнеров и горчичный дух в уличных ларьках.

И все это, перемешиваясь, волнует и пьянит, щекочет ноздри и возбуждает. Как попка мелькнувшей дебютантки. Случайный раж любовной парочки. Уносящийся в небо вираж саксофона.

Тебе улыбнулась официантка? Стой, приглядись! Возможно, прорвавшись сквозь шторм голливудских постелей, она вернется к тебе когда-нибудь модной кинозвездой.

Видишь устало присевшего на скамейке старика с собачонкой? Позавчерашний счастливчик и законодатель мод, он с завистью и грустью взирает на тех, кому все еще лишь предстоит. Потому что хотя венок победителя и наивысшая цель, уж слишком коротка и призрачна минута торжества.

Постоял немножко на пьедестале успеха? Дохнул свой глоток славы? Уступай место другому. Более молодому. Более энергичному…

– Только захоти! Только смоги! К твоим услугам все, что захочешь! – зовет и искушает Лос-Анджелес голосом опытного зазывалы…

И толпа не скудеет…

Вертится, вертится рулетка Случая и Игры, и сквозь сполохи света и разнобой звуков призывно звучат позывные вечного экипажа человеческих чаяний: капитана Секса и штурмана Надежды:

– Я – Лос-Анджелес! Я Лос-Анджелес! Держу курс на негу и выигрыш! Посадка на ваш риск! Казино шансов открыто до поздней ночи, мусорные ящики вычищаются от бесполезных попыток ежедневно. Гигиена – прежде всего.

Только к утру, когда миллионы человеко-муравьев выползают на тропы добычи, неохотно гаснут призывные огни. Только к утру пустеют кабаки, и закрываются двери притонов. И только к утру вальпургиеву ночь наслаждения, позевывая и поеживаясь от недосыпа, сменяет похмельный день.

Но есть в Лос-Анджелесе и нечто такое, что нечасто встретишь в образцах современного урбанизма. Мощь молодого задора. Напор жизненных сил и оптимизма. Да, Лос-Анджелес – город-гуляка. Но Лос-Анджелес – и город-труженик тоже. Реалист и романтик, Дебютант и кутила. Игрок и авантюрист. Тот, что с улыбкой сорвет банк и, не поведя глазом, проглотит проигрыш.

Кому-то это может не нравиться, кого-то – отталкивать. Но у меня в крови бурлит и пульсирует адреналин, а не физиологический раствор…

В открытое окно машины подул ветерок с океана. Я вздохнул полной грудью: не люблю кондиционер. Мне показалось, город вдруг скинул с себя мокрую, прилипшую к телу рубашку и улыбнулся мне улыбкой неунывающего искателя Эльдорадо.

– Каждый выбирает свой путь сам, – сказал уже очень давно какой-то умный человек.

Я задумался и поглядел на себя в зеркало заднего вида. Лицо мое вдруг показалось мне знакомым и незнакомым. Что-то в нем появилось такое, чего раньше не было и не могло быть. Но что это было, я еще не разобрал.

– Всю свою жизнь, Чарли, я был рабом Здравого Смысла. Делал только то, что от меня ждали.

– Жалуешься?

– Да нет вроде бы, пытаюсь понять.

– А чего тебе, собственно, не хватает? Какие там у тебя, если на то пошло, претензии к своей судьбе? Можешь мне сказать?

– Могу! Чего мне не хватает? Человеческого тепла! Ласки! Да секса не по расписанию, наконец…

– Давай без эмоций и надрыва, – чуть поморщился Чарли.

Я пропустил его колкость мимо ушей.

– Ведь даже на Абби я женился в угоду все тому же Здравому Смыслу. А что получил взамен? Траву вместо стейка? Комфортабельный загон вместо воли и радости?

– Все это философский онанизм. Типичный синдром плаксивого интеллигента.

– Тоже мне – мачо и супермен, – разозлился я. – Посмотрел бы я на тебя на моем месте.

Чарли досадливо постучал пальцами по рулю:

– Не прибедняйся. У тебя – семья: я живу один. Музыка, которую ты любишь: у меня – только клиника. О тебе заботятся: я забочусь о себе сам…

– А ты вот сам бы попробовал тридцать два года подряд жить как дрессированный кот! Хотел бы я посмотреть! Мурлыкать. Тереться. Вставать на задние лапки… Хочешь колбаски, дружок? Ну-ка послужи! Вот так… Так… Молодец!..