Марина Дяченко - Корни камня

• Название: Корни камня
• Автор: Марина Дяченко
• Жанр: Фэнтези

---

Кресло помещалось в центре, поддерживаемое трехпалой рукой манипу- лятора; оно чуть поднималось над собравшимися людьми, и к нему обращены были все взгляды.

В кресле сидела Ванина. Ивар прирос к железному полу.

Легче всего было представить, что женщина заснула в кресле, но Ва- нина не походила на спящую. Ивар не мог сейчас вообразить ее живой, не мог вспомнить, как двигались ее губы, когда она обращалась к нему, про- износя какие-то обыкновенные слова; теперь она казалась воплощением смерти, и Ивар впервые в жизни смотрел смерти прямо в лицо.

Ему захотелось спрятаться или хотя бы схватить кого-нибудь за руку - но вокруг стояли чужие люди. Ивар затравленно оглянулся - за спиной у него молчала Милица, и глаза ее казались слепыми.

Никто не глядел сейчас на Ивара. Они стояли плотно, плечо к плечу, мужчины, женщины, молодые и старше, разные... У кого-то вздрагивали гу- бы. Кто-то казался абсолютно безучастным.

- ...Ты возвращаешься туда, откуда все мы родом. Легкого пути те- бе... Хангарра, зар йу о фарра ор, зар йу о фарра бан...

Ивар не понял последних слов, но узнал голос.

- Там наша Прародина, там голубое над зеленым, там накрыт для тебя стол... Варрот, зар онна, о ранна орф, о шанн эр бар...

По гулкому тамбуру прошел вздох. Ивар заставил себя снова посмот- реть на мертвое тело в пилотском кресле.

Барракуда стоял перед Ваниной, склонившись в поклоне, почти касаясь коленом пола:

- Легкого пути... Нет на тебе тяжких грехов, и да не будет длинной твоя дорога... И все же прими...

Неслышно подошел кто-то еще, и на острые колени Ванины легло широ- кое темное полотнище. Ивар узнал карту звездного неба - отличную нави- гаторскую карту, подобную той, которой обычно пользовался отец.

- Ступай, Ванина... Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко и радостно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за зеленые скатерти под синим шатром...

Ванина не отвечала, страдальчески опустив уголки мертвых губ. На фоне желтой кожи щек неожиданно темными казались ресницы - слипшиеся стрелками, будто от слез. Сглатывая горькую слюну, Ивар смотрел, как подходившие люди клали на колени неподвижной женщине медальоны из бело- го металла, и пряжки с цветными камнями, и старинные монеты, и квадра- тики хлеба, и пряди собственных волос; кто-то отдавал первое, что наш- лось в кармане, кто-то снимал с себя самое ценное - Ванина, разметавшая на подлокотниках складки своего широкого одеяния, оставалась равнодуш- ной к этим последним подаркам.

Потом Ивар перевел глаза - и увидел руку Ванины, жесткую костлявую кисть, выглядывающую из темного рукава. Поверх мертвой ладони женщины лежала живая мужская ладонь - будто Ванина могла страшилась предстояще- го пути и могла ощутить всю нежность этого прощального прикосновения. Ивару вдруг стало так тоскливо, так одиноко, так безнадежно жаль себя, Ванину, кого-то еще, что подступившие слезы подернули происходящее дро- жащей мутью.

Барракуда молчал, не выпуская мертвой руки,а тем временем в другую руку Ванины кто-то вложил горящий фонарик - тускло светящийся кристалл: "Освети... путь... освети... освяти... светлый... путь..." Губы Барра- куды шевелились, но слов не было слышно, кто-то положил ему руку на плечо, он вздрогнул и задел локоть Ванины - тогда уже вздрогнул Ивар, потому что мертвая голова качнулась, вспыхнул камень в сложной тугой прическе и на лоб упала прядь, почти как тогда, в комнате, и лицо от этого сделалось почти милым - тогда милым, а сейчас жалобным, измучен- ным и усталым.

Барракуда оторвал свою руку от руки Ванины.

Сквозь слезы Ивар видел стеклянный колпак, опустившийся сверху и заключивший сидящую женщину в прозрачный кокон, в капсулу. Трехпалая рука манипулятора пошла вверх, поднимая над головами живых мертвую Ва- нину в пилотском кресле, и люди провожали ее глазами, пока не сомкнулся потолок. Целую минуту длилось ожидание, потом завибрировал, как от да- лекого взрыва, железный пол. Сквозь слезы и тоску Ивар успел удивиться - запуск? Они запустили капсулу?..

Еще несколько секунд было тихо.

- Так ушла дочь тигардов Ванина... вместо сына тигардов Кая, - глухо и зло сказал Барракуда, глядя в пустой потолок.

- Никто не уходит "вместо", - негромко отозвался плечистый старик. - Все уходят вовремя... Не греши, Кай.

Милица взяла Ивара за плечо, но он так и не поднял глаз от тускло- го пола.

...Они все стояли по колено в прибое, волны накатывали и уходили, и никто не чувствовал холода, хотя высокие голенища полны были соленой воды. Темная ночь превратилась в красный, воспаленный день, потому что неподалеку от берега покачивался уносимый отливом факел.

Окутанные пламенем паруса, мачты, пылающие, как ритуальные свечи, оплавляется бронзовая фигурка на корме, оплывает, скапывает в шипящее море; языки пламени жадно облизывают черное небо, и звезды меркнут, а на месте их бесстыдно пляшут полчища обезумевших искр... На неподвижных лицах людей лежит горячий медный отблеск, а огромный погребальный костер отплывает все дальше, и все дальше уходит женщина на высоком ло- же, женщина в огненном одеянии...

Ивар плакал в полубреду. Ему мерещились черные, черные глубины космоса, полные бродячих огоньков - тусклых фонариков в мертвых руках. Там зеленые скатерти под голубыми шатрами... Нет там шатров. Там черная пустота... и таблички, вмурованные в Стену Мертвых... А если - есть?! Несправедливо, если одним Прародина и шатры, а другим - только буквы на глухой поверхности искусственного камня... Мама!..

Он проснулся - или очнулся - и увидел над собой лицо склонившейся женщины.

- Мама... - он заплакал от облегчения, но тут же понял, что обоз- нался, и прошептал разочарованно:

- Ванина... Ты разве не улетела?

Женщина присела на край кровати, Ивар ждал увидеть в ее руке шприц-пистолет но не увидел. Тогда он понял, что обознался снова.

- Это все из-за тебя, - сказал он Регине. - Оставь его в покое... Он любит только маму, ясно? Отстань, вот присосалась, как... присоска...

К его лбу прижалась нестерпимо холодная ладонь. Ивара передернуло.

- Он бредит, - прошептала женщина.

Ивар умиротворенно вздохнул и закрыл глаза. Если поверить... Если хоть на секундочку поверить, что где-то там людей ждут голубые шатры и зеленые скатерти... И там его ждет мама.

- Он бредит, - сказала женщина громче. - Он горячий и дрожит... - в ее голосе отчетливо скользнула паника. - Он... слышишь, Кай?!

"...вместо сына тигардов Кая". Ивар открыл глаза.

Над ним нависало испуганное лицо оператора Милицы. Увидев осмысленный взгляд, она забормотала почти заискивающе:

- Ивар... Ты как себя чувствуешь, а? Ты немножко... Не надо было тебя брать... туда?

- Надо было, - сухо сказали из полутьмы. - Надо.

Ивар пошевелился - заныла рука. Он прав, подумал Ивар. Надо бы- ло...

- Она так и летит? - спросил он шепотом. - И фонарик горит?

- Так и летит, - глухо отозвался Барракуда.

Ивар прерывисто вздохнул. Милица тревожно изучала его, выискивая, по-видимому, симптомы болезни; он не выдержал и усмехнулся:

- Боитесь, что я умру и нечем будет торговать?

Кажется, Милица вздрогнула. Кажется, вопросительно взглянула на Барракуду.

- Уйди, - уронил он коротко. К удивлению Ивара, женщина повинова- лась мгновенно и беспрекословно. Чмокнула, закрываясь, дверь.

Барракуда сидел на своем обычном месте - на откидной койке у противоположной стены. Ивар вгляделся в его лицо - и внутренне сжался. За двое истекших суток Барракуда не то чтобы осунулся и не то чтобы исху- дал; глаза его были спокойны - однако за внешним спокойствием стоял черный, непонятный сгусток страстей. Ивар испугался непонятного - что это, крайняя степень ненависти? горе? принятое наперед решение? От че- ловека с таким лицом можно ждать чего угодно...

- Болит рука? - глухо спросил Барракуда.

Ивар посмотрел на свою руку. Пять темных отпечатков на запястье.

- Нет, - соврал он. Барракуда не отозвался; выпуклые глаза его глядели отрешенно и в то же время пристально - наверное, так смотрят безумцы. Ивару сделалось так страшно, что он горько пожалел об ушедшей Милице.

Одновременно со страхом явился стыд за свою слабость; страх велел задобрить Барракуду - стыд сделал ватным Иваров язык, когда, покрываясь потом, он выдавил наконец:

- Я... сам виноват.

Барракуда мигнул.

- Он... - Ивар мучительно подбирал слова, - он не хотел... причи- нить ей вреда... Он хотел убить ВАС!

В следующую секунду, холодея, он подумал: хорошенькое оправдание.

- Да, - сказал Барракуда глухо. - Такой уж, видно, я счастливец... Повезло мне. Да, Ивар?

Ивар снова заплакал.

Это произошло неожиданно для него самого, это было мучительно и позорно; он сам осознал происходящее только тогда, когда слезы уже вовсю душили его, и поздно было призывать волю и гордость - у него не осталось ни воли, ни гордости, ни даже страха перед унижением.