Мишель Зевако - Принцесса из рода Борджиа

• Название: Принцесса из рода Борджиа
• Автор: Мишель Зевако
• Жанр: Исторические приключения

Перед читателем третий роман цикла, посвященного полной превратностей судьбе шевалье де Пардальяна.

Спустя шестнадцать лет шевалье вновь появляется в Париже. Он одинок, его сердце умерло, ибо Лоиза де Монморанси, едва успев стать его женой, погибает от удара отравленным кинжалом. Убийца Лоизы все еще жив — это наш старый знакомый Моревер. Отомстить — вот зачем приезжает в столицу неутомимый Пардальян. Однако же Моревер теперь настолько близок с Гизом, что сражаться предстоит с ними обоими. К счастью, на помощь шевалье приходит юный герцог Карл Ангулемский, сын покойного короля Карла IX… Молодой человек, безрассудный и искусный фехтовальщик, предан шевалье, и вдвоем они творят настоящие чудеса. Но не бездействуют и их враги… Против наших героев выступает загадочная и всесильная Фауста, прекрасная и холодная принцесса из знаменитого итальянского рода Борджиа, тайно избранная римскими кардиналами папессой — соперницей папы Сикста V.

---

— Тревога! К оружию! К крепостному валу!

Крики смешивались с гулом набата, создавая мощный рокот. В караульном помещении Бастилии запертые там солдаты надрывно вопили:

— Да здравствует король!

Таким образом они надеялись получить прощение за то, что служили делу герцога де Гиза, который, без сомнения, будет объявлен предателем и мятежником.

Вдруг взорам Пардальяна и Карла Ангулемского предстала странная толпа, состоявшая из худых, болезненных, смертельно бледных людей с блуждающими взглядами; они часто мигали, как ночные птицы, которых поражает дневной свет. Большинство из них были в лохмотьях, некоторые — едва одеты. У всех на лицах ясно читались сомнение, изумление, страх и восторг, как и у тех, кто прежде был освобожден самим Пардальяном.

Это были остальные восемнадцать узников Бастилии. Сержант и шестеро солдат легонько подталкивали их в спины, так как многие из этих несчастных не могли поверить тому, что скоро будут за стенами тюрьмы, и вообразили, услышав доносившиеся до них крики, что грядет резня. Они остановились перед широко открытыми воротами и опущенным подъемным мостом с каким-то пугливым недоумением. Неизъяснимое волнение охватило душу Пардальяна.

— Так что? — спросил он. — Отчего же вы не уходите?

— Король пощадил вас! — заорал сержант. — Да здравствует король! Да здравствует новый комендант Бастилии!

Пардальян указал рукой на гудящий Париж, на подъемный мост и крикнул:

— Идите же, черт побери! Вы свободны!

Среди узников возник страшный шум. Рыдания перемежались с воплями неистовой радости. Воздев руки к небу, толкаясь, они поспешно бросились к подъемному мосту; в течение нескольких минут эта толпа оборванцев рассеялась по близлежащим улицам. В Бастилии больше не было узников!

— Теперь пойдем отсюда, — сказал Пардальян и, в свой черед, вместе с Карлом Ангулемским перешел по подъемному мосту.

— Господин комендант? — раздался рядом с ним голос сержанта, который догнал его и снял шляпу.

— Что вы сказали? — спросил Пардальян, оборачиваясь.

— Господин комендант, каковы будут ваши указания? Должен ли я закрыть ворота?

— Ах, мой дорогой! К какому коменданту вы обращаетесь?

— Но… — пробормотал сержант, — как же… Я предполагаю, что это вы — новый комендант Бастилии…

— Кстати! — вскричал Пардальян, хлопнув себя по лбу. — Я ведь чуть не забыл… Друг мой, сделайте мне одолжение, сходите в Северную башню и освободите своих товарищей, которых я там запер. Что касается коменданта…

— Комендант! — произнес сержант, лязгнув зубами.

— Да-да! Господин де Бюсси-Леклерк! Вы найдете его в подземелье второго яруса, где он, должно быть, очень бранится. Идите, друг мой, идите.

— Но разве вы не новый комендант? — завопил сержант, бледнея оттого, что перед ним забрезжила смутная догадка.

— Я? — спросил Пардальян с ледяной холодностью, которая всегда появлялась в его голосе, когда он забавлялся. — Я такой же узник, как те господа, которых вы вытолкали прочь. И вы видите, я поступаю так же, как они: я ухожу отсюда…

Сержант остался стоять на месте, вытаращив глаза от удивления и испуга. Когда он пришел в себя, Пардальян и Карл были уже далеко.

— Скажите господину коменданту, — прокричал Пардальян, — что я с радостью буду к его услугам, когда он захочет опять взять реванш!

— К оружию! — заревел сержант, рвя на себе волосы. — Бунт!

Однако шевалье и молодой герцог уже исчезли в глубине улицы Сен-Антуан. Бедолага-сержант потребовал, чтобы пробегавший мимо патруль завернул в Бастилию. Но патруль спешил на крепостные стены и не обратил внимания на его крики. К тому же в то утро в Париже кричали все. При свете восходящего солнца глазам редких горожан, оставшихся у себя дома, представилось странное зрелище.

Большинство дверей было забаррикадировано; поперек улиц были протянуты цепи. Все мужчины находились у крепостных стен. На самих стенах кишела огромная толпа, которая пристально всматривалась в мирный горизонт.

Герцог де Гиз, расположившийся у Новых ворот — самого уязвимого места обороны, так как противник мог попытаться проникнуть в город по Сене, — собрал здесь свои лучшие войска. Кавалеристы выехали за стены, чтобы попытаться разведать, каковы же силы роялистов…

Постепенно разведчики один за другим возвращались… И все приносили один и тот же ответ…

Вокруг Парижа нет никаких роялистов! Нет никакого врага! Нет никаких атакующих.

Как же так? Отчего возникла паника? Почему били в набат? Какой колокол зазвонил первым? Никто не знал. Гиз, раздраженный и хмурый, в конце концов пожал плечами и закричал Мореверу и Менвилю, которые находились рядом с ним:

— Если уж наши парижане приходят в такое волнение при виде тени волка, то что будет с ними, если они увидят самого зверя? Мои братья и моя мать правы. Надо уезжать!

Войска вернулись в казармы, толпы народа смущенно разошлись по домам: цепи были сняты, баррикады разобраны…

Герцог де Гиз возвратился в свой дворец. Когда он проезжал по улицам, распространился слух, что скоро будет устроено большое шествие и что сын Давида, Великий Генрих, Святой Генрих, вот-вот встретится с Валуа.

Около семи часов утра Гиз вернулся во дворец и приказал немедленно начать приготовления к отъезду в Шартр.

— Моревер, вы нас сопровождаете! — добавил герцог, пристально глядя на него.

— Конечно, я приму участие в путешествии, ваша светлость, — с поклоном ответил Моревер. — А разве могло быть иначе?

— Я полагал, что вы, возможно, захотите уладить кое-какие дела… В Монмартрском аббатстве, например.

Моревер побледнел. Гиз приблизился к нему, приставил кончик пальца к его лбу и глухо, чтобы только Моревер мог слышать его, произнес:

— Даже тогда, когда у вас будет сто тысяч ливров, — вы слышите меня, Моревер?.. даже когда вы будете достаточно богаты, чтобы покинуть меня, даже тогда, когда вы согласитесь стать соглядатаем в аббатстве бенедиктинок…

— Монсеньор!

— Даже тогда, когда вы будете счастливо и достойным образом женаты — ты слышишь, Моревер?.. даже тогда я запрещаю тебе глядеть на ту девушку… Я запрещаю тебе покидать меня!

— Ваша светлость, — сказал, запинаясь, удивленный горячностью герцога Моревер, — будьте уверены в том, что…

— Ты больше меня не покинешь: ты будешь жить, здесь; и я требую, чтобы на пути в Шартр ты все время был рядом, если хочешь, чтобы голова, которой я только что коснулся, оставалась у тебя на плечах…

Моревер поклонился, бормоча заверения в полнейшей покорности. Но про себя подумал: «Как только проклятый Пардальян будет подвергнут пытке, я уеду!.. Именно потому, что дорожу моей головой!»

Вслух же он сказал:

— Монсеньор, нынче утром мы должны отправиться в Бастилию… Простите, что я напоминаю об этом, но вы мне обещали…

— Да-да, — сказал герцог, успокоенный показным раболепием Моревера, — ты хороший слуга и можешь быть уверен в том, что я никогда ничего не забываю… даже то, что тебе был обещан чин капитана дворцовой гвардии!

Моревер вздрогнул.

— Но помни, — продолжал герцог, — чин надо заслужить, постоянно выказывая преданность тому, кто сможет его тебе пожаловать!

— Да, мой господин, и нам уже время ехать! — нетерпеливо сказал Моревер. — Палачу было назначено прийти в семь часов и…

— Лошадей! — закричал де Гиз, смеясь. — Поторопимся же удовлетворить желание нашего друга, иначе он вот-вот бросится на нас и разорвет на кусочки. В Бастилию! Ты с нами, Менвиль?

— По чести говоря, монсеньор, я признаю, что у меня вырос на Пардальяна огромный зуб, — отозвался Менвиль. — Но он все же храбрец, а мне претит видеть, как умирают люди, которые не могут защищаться со шпагой в руке…

— О, что до меня, то я, напротив, обожаю подобные зрелища! — воскликнул Моревер.

И он поспешно направился к двери, как бы приглашая герцога Гиза следовать за ним. В этот момент в прихожей раздался какой-то шум, и эта самая дверь — несмотря на то, что во дворце герцога правила этикета были еще более строгими, чем в Лувре, — отворилась. В комнату стремительно шагнул какой-то человек. Это оказался Бюсси-Леклерк!

— Объяснитесь! — загремел герцог. — Что это значит?

— Монсеньор! Ваша светлость! Ударьте меня! Избейте меня! Убейте меня!.. Я сошел с ума! Я — презренный негодяй!

И Бюсси-Леклерк упал на колени перед изумленными де Гизом и Менвилем. Что касается Моревера, то он отступил на три шага, белый как полотно, потрясенный до глубины души ужасным предчувствием.

Бюсси-Леклерка била дрожь. Взглядам присутствовавших предстало его искажённое лицо; он лязгал зубами. Казалось, он готов умереть от гнева и обиды.

— Встаньте, Леклерк, — приказал герцог де Гиз, — и расскажите все по порядку! Или, клянусь Богоматерью, я и вправду поверю, что вы сошли с ума.

— Почему, ну почему я не сумасшедший? — захрипел Бюсси-Леклерк. — Почему я не умер? То, что случилось со мною сегодня, хуже всякой беды, хуже смерти! Монсеньор… Бастилия…