Жан Дюньяк - Испаряющееся время

• Название: Испаряющееся время
• Автор: Жан Дюньяк
• Жанр: Научная Фантастика

---

Жан - Клод Дюньяк Испаряющееся время

Испаряющееся время шевелит рябью поверхность озера. Из его глубины люди вглядываются в потревоженное зеркало, скрывающее от них небеса, а по его волнистым колебаниям судят о пробуждении воображаемых птиц. Погруженный в озеро город ютится между высокими стенами горной цепи. Когда в одну из ночей Вселенная лопнула и стала кровоточить, теряя самую драгоценную свою жидкость из тысяч смертельных ран, горы сработали как естественные дамбы и удержали в одной из долин темпоральное

озеро - достаточно большое, чтобы город уцелел. Вершина минарета уже давным-давно пронзила жидкую границу между стазисом наверху и миром внизу. Его изящный силуэт, преломленный на зеркальной границе, возвышается над утонувшим городом. А верхушка, наклоненная из-за искажения перспективы, кажется обреченной на вечное падение, которого давно уже никто не боится.

Вокруг хрупкого сооружения вьется спиралью каменная лестница. Несколько веков бесчисленные художники покрывали ступени эмалевой мозаикой, арабески которой провозглашали священное имя бога. Большая часть надписей все еще видна, хотя древнейшие кусочки мозаики уже или потрескались, или отвалились.

Желая, чтобы его голос разносился как можно дальше, муэдзин Марван взбирается на самую высокую ступеньку под границей времени, дабы призвать к молитве правоверных. Ни микрофоны, ни усилители ему не нужны, ибо все эти устройства люди помещают между словами и теми, кто их слушает. Дыхание у муэдзина сильное, а дикция безупречно четкая. Эхо его призыва раскатывается потоками гладких камешков по переулкам и площадям, отражается от беленых террас, проникает в дома с плотно запертыми ставнями, в сердце каждого из членов общины. Марвану сорок лет, он на пике своего искусства, носитель божественного Слова…

Озеро времени исчезает медленно. Примерно раз в месяц Марван вынужден спуститься еще на ступеньку, чтобы обратиться к последним из правоверных. Сегодня как раз такой день, и он добавляет несколько слов к традиционным сурам, дабы утешить тех, кто может в этом нуждаться:

- Не бойтесь, если вас подвергают испытанию, а бойтесь гнева Божьего и находите в нем еще один знак величия Его. Я снова изгнан с самой верхней ступени и вынужден склонить голову и приблизиться к вам. Да станет это уроком для вас: когда само время предает вас, религия становится ближе людям…

Лишь немногие обращают хоть какое-то внимание на его речи, но никто и не возражает - хотя бы потому, что его призывы дают всем возможность ежедневно отслеживать, как спадает уровень времени.

После молитвы Марван не боится стоять как можно ближе к поверхности - настолько близко, что она уже не препятствует его взгляду.

По другую сторону чуть дымчатого стекла находится Вселенная без времени. Марван единственный, кто видел ее; суеверный страх, не дающий другим членам общины достичь вершины лестницы, позволяет ему наслаждаться своим особым знанием. Если кто-либо осмелится подняться столь же высоко, как и муэдзин, то увидит: на торчащей верхушке минарета нет ни единой надписи. Едва уровень времени снижается, имя всевышнего стирается, а керамические плитки обретают девственную чистоту, временно оскверненную прикосновением веры.

Два месяца назад Марван написал имена всех известных ему богов на глиняной табличке, привязанной к концу палки. Едва пронзив поверхность, табличка оказалась уничтожена, а муэдзин вновь обрел душевное спокойствие. И в этом мире, и в другом нет никого могущественнее Аллаха.

Спускаясь по лестнице, истертой сандалиями своих предшественников, Марван подсчитывает вслух оставшиеся ему ступени от основания минарета. Подобрав складки плаща, он постукивает по ступенькам посохом, отмечая литанию произнесенных чисел. Седые волоски уже плетут редкую сеть в его бороде и волосах. Марвана это совершенно не тревожит. Наоборот, он рад им - возраст придаст больше веса его словам.

Дома его ждет сводная сестра Зора, она моложе Марвана на пятнадцать лет. Сегодня он попросил ее принести с рынка кусок баранины, который она приготовит с овощами и травами по рецепту его матери. Он уже ощущает во рту вкус жареного мяса и турецкого горошка, смешанного с изюмом, и ускоряет шаги, ни разу не сбившись со счета.

Цифры, которые он бормочет себе под нос, успокаивают. Одна ступенька - один месяц. Десять ступенек - это лестничный пролет, почти год. Этих пролетов вполне хватит до конца его жизни, и ему не придется ходить, склонив голову, а то и вовсе на четвереньках, подобно животному, лишь бы остаться под темпоральной поверхностью. Он пытается вообразить, какой станет его жизнь через пятьдесят или сотню ступенек, но мысль о ждущей дома баранине нарушает медитацию. В любом случае, как могут предстоящие годы принести что-либо новое? Его посох бодрее стучит о полированный камень. Под ним лежит все время мира, и думать о будущем нет никакого смысла.

Подойдя к двери своего дома, он отодвигает занавеску у входа. В главной комнате никого нет. Зора еще не вернулась. Быстрый взгляд на клепсидру подсказывает, что сестра опаздывает почти на час. Раздосадованный, он усаживается на подушки и раскрывает книгу заповедей, лишь бы убить время до возвращения сестры.

Сквозь толстые стены в комнату просачиваются городские звуки. Лай собак, крики последних детей, шлепки веревочных сандалий по булыжникам мостовой - каждый из этих звуков добавляет нотку в глубоко личную мелодию, одновременно привычную и успокаивающую. Прошли уже годы с тех пор, когда ему приходилось терпеть далекий рев самолетов в небе или грубое стаккато двигателей внутреннего сгорания. Ничто внешнее более не тревожит покоя общины, которая живет своей жизнью, изолированной по воле Аллаха.

На улице раздаются торопливые шаги, занавеска у входа отодвигается. Зора вернулась. С корзинкой в руках она быстро скрывается на кухне, лишив брата возможности открыть рот. Слышится позвякива-ние тарелок и металлической посуды, появляется Зора с заварным чайником, от которого еще идет пар. Она ставит на низкий столик два стакана и разливает чай.

- Откуда ты пришла, Зора?

- С бойни. Пришлось ждать почти час, чтобы достать баранину.

Марван разглядывает сестру. Она сняла мешковатый балахон, который всегда надевает, выходя на улицу, и теперь он видит ее тело, пышные изгибы которого неизменно возбуждают в нем предательское смущение. Марван переводит взгляд на ее лицо. Глаза у сестры подведены, губы под вуалью гранатово-красные, а в ушах позвякивают переплетенные серебряные колечки.

- Что за нужда так себя украшать, идя на рынок, младшая сестра?

- Не лезь в мои дела! Мне скоро уже двадцать шесть. Пора мужчинам научиться смотреть на меня.

Она возвращается на кухню. Подпрыгивающие шаги сестры подсказывают Марвану, что она рассердилась. Его гложет старая тревога: нельзя допустить, чтобы Зора, которую он опекал все годы после смерти их отца, опозорила их дом и его самого поведением, не достойным сестры муэдзина. Завтра он пойдет в главную кофейню и сядет там на террасе неподалеку от места сбора караванов. Надо послушать, что говорят в городе о Зоре.

Положение в общине научило его отделять зерна от плевел в тех случаях, когда дело касается людских слов. И он вполне сможет узнать то, что хочет, просто сидя в молчании на циновке. Как сказал пророк: тот, кто молчит и слушает, подобен колодцу, наполненному ручьями мудрости, а тот, кто болтает, подобен колодцу, из которого черпают воду. И очень уютно, думает Марван, жить в мире, где каждая мысль уходит корнями в священное писание, хвала Аллаху, милостивому и милосердному.

Он изгоняет мысли о Зоре из головы, прихлебывая горячий чай, смакуя мятную прохладу и горьковатый аромат. Еще несколько минут, и обед будет готов.

С первыми лучами солнца Марван уже вышагивает по улицам с посохом в руке, совсем как пастух, приглядывающий за стадом, которое пасется среди руин древнего поселения. Город, расположенный на одном из концов дороги через перевалы, некогда процветал, но давно уже минули те времена, когда через ворота в крепостном валу в него входили караваны, груженые брусками соли, рулонами шелка и тугими бурдюками с водой. Последних верблюдов забили несколько месяцев назад - не ради мяса, а дабы избавить их от бесполезных мучений вдали от пустыни. В тот день Марван увидел, как плакали мужчины - те, кто с детства ходил с караванами по каменистым тропам. И многие из них ушли из города лишь с флягой у бедра в последнее путешествие за горы безо всякой надежды на возвращение.

И все же кое-какая деятельность до сих пор оживляет городские переулки. Марван шагает вдоль рядов мастерских и лавок, где медники упорно стучат деревянными молотками. Здесь они, как и прежде, все еще делают медную посуду, сохраняя лишь лучший товар и расплавляя остальное, чтобы зря не загромождать прилавки. Чуть поодаль старик без устали торгуется из-за молитвенного коврика, хотя вряд ли его купит. Торговец коврами, сидя на горке подушек, терпеливо кивает, но не снижает цену ни на грош.