Федор Чешко - На берегах тумана

• Название: На берегах тумана
• Автор: Федор Чешко
• Издательство: АСТ, Terra Fantastica
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7921-0107-8,5-7841-0510-8

Катаклизм намертво соединяет два совершенно несхожих мира, которые, соприкоснувшись, начинают уничтожать друг друга-как два хищника, посаженных в одну клетку. Гибель обоих миров почти неизбежна. Переходя из одного мира в другой, молодой бард ищет путь, который мог бы привести к спасению не только его самого, но и других людей, попавших в эту западню. Средневековая шпага одного мира-и античный меч другого. Лишь вместе они могли бы преодолеть все препятствия. Но смертельная вражда разделяет их и неотвратимо влечет к гибели...

---

Леф слушал, грыз ногти, вздыхал, а потом встал, подошел к Ларде и тихонько присел рядом. Та словно и не заметила. Они просидели так довольно долго, и парень совсем уже решил, что нужно или самому заговорить, или убираться спать. Но Ларда вдруг спросила:

— Почему ты не с ними?

— Потому что я с тобой хочу... — Это получилось у него глуповато и просто, как мог бы сказать прежний и вроде бы не такой уж давний Леф — до увечья и до похода за Мглу. Хотя тот, прежний, наверняка стал бы дознаваться, про которых «их» спрошено, или ляпнул бы вовсе глупое: не позвали, мол, вот и сижу с тобой.

— Так ты ничего и не рассказал о тамошней жизни, — тем же скучным голосом выговорила девчонка. — Ты зря, всем же хочется знать...

— А мне не хочется. Я, может, только того и хочу, что забыть. Плохо там, хуже, чем здесь. Тебе даже невдомек, как это плохо, когда почти ничего нельзя и все время страшно.

Ларда впервые обернулась к нему, и в ее запавших глазах Леф с радостью увидел удивление и интерес.

— Как это — нельзя и все время страшно? Почему страшно? Чего нельзя?

— Да так... — Леф замялся. — Долго объяснять. Страшно, наверное, потому что тамошние Истовые уже давным-давно все под себя подмяли. Ты прости, не хочется мне об этом сейчас.

Ларда опять потупилась.

— Ну тогда про эту свою Рюни расскажи, — с видимым усилием выдавила она.

— Она не моя.

— Врешь. Я-то понимаю — не слепая и не такая глупая, как кажусь. Ты без нее не сможешь.

— Я не могу без тебя. И не смогу. Никогда.

Парень не обманывал ни ее, ни себя; эти слова были истинной правдой, только не всей. Он совершенно точно знал, что не будет ему в радость жизнь без Ларды, как в той жизни не могло быть радости без Рюни. Безжалостное понимание того, что, оказывается, можно чувствовать такое сразу к обеим; что рано или поздно придется выбирать один из берегов трижды проклятого Тумана — а это значит, выбрать из двух одну и вечную тоску по другой — от этого хотелось захлебнуться тягучим пронзительным воем, как захлебывался когда-то своими неведомыми песьими горестями мохнатый Торков Цо-цо. Если бы Ларда догадалась помочь, если бы она хоть единым словом, хоть взглядом попросила остаться! Прямо теперь же, ну помоги, что тебе стоит?!

Нет, девчонка попросила (верней — потребовала) вовсе другого:

— Поклянись.

И не успел парень не то что рта приоткрыть, а даже понять, в чем именно он должен клясться, как Лардины пальцы стиснули его губы.

— Не так. Не словами.

Сгинули без следа Лардины понурость и вялость; девчонку трясло, будто бы начинался у нее припадок болотной хвори, — так трясло, что аж зубы прицокивали. Всякой бывала Торкова дочка — Лефу случалось видеть и ее злость, и отчаяние, и даже страх — вот только такой Ларды он еще никогда не видел. И до парня дошло наконец, что вовсе не клятвы она требует. Не клятвы, а доказательства. Решилась-таки на совершенно немыслимое, на «всем глупостям глупость» — удержать решилась. Помочь. Ему и себе. Ох, не через край ли такая помощь?

— Ну, чего мнешься? — Ларда уже стояла на коленях, и ее глаза, провалившиеся влажным бездонным мраком расширенных зрачков, оказались совсем близко от побелевшего Лефового лица. — Оробел, что ли, ты, Витязь? Зря? Сюда еще долго никто не придет, они не узнают. Или...

Девчонка подавилась этим «или», но даже решись она продолжать, Леф не позволил бы, оборвал, помешал. Зря, зря старую Гуфу считают единственной ведуньей здешнего Мира, и напрасно Истовые так кичатся своим непонятным могуществом. Ни Гуфино ведовство, ни колдовство серых мудрецов наверняка не совладали бы с властной силой лихорадочных глаз девчонки-охотницы из маленькой горной общины. Стоило только увидеть, как очажные блики дрогнули и заискрились на готовых сорваться с ее ресниц тяжелых прозрачных каплях, — и все. Все. Затянуло. Не вырваться. Ну и слава судьбе!

А пальцы, не дожидаясь приказов цепенеющего рассудка, уже торопливо гладят вздрагивающее Лардино плечо, волосы, напряженно выгнувшуюся шею; потом спускаются ниже и непростительно долго путаются в досадных помехах Казавшихся такими простыми застежек...

А потом было то, что уже однажды — всего однажды! — случилось на другом берегу Мглы. Только лучше бы в нездешней жизни вовсе не оказалось такого; или уж если иначе нельзя, то пускай бы то, первое, выпало не с Рюни, а с одуревшей от скуки и пьянства портовой девкой, которая слякотным гадким вечером гналась за одиннадцатилетним мальчишкой по имени Нор от шлюпочной верфи до самой будки квартального надзирателя. Лучше бы она догнала его тогда, и если бы теперь Ларда догадалась о том, прошлом, можно было бы рассказать ей правду... Хотя нет, вздор: она не поверила бы такому рассказу. Ей, наверное, трудно понять, что есть места, где такое возможно. А вот о случившемся на самом деле — как это случилось и с кем — она может догадаться без всяких рассказов...

— Очаг скоро совсем потухнет, — тихонько сказала Ларда.

Леф промолчал. Он лежал, уткнувшись лицом в Лардины волосы, и не хотелось ему ни шевелиться, ни говорить, ни думать даже о вещах куда более важных, чем гаснущий очаг. Впервые за много дней парню было хорошо и спокойно, только он уже привык, что хорошее не бывает надолго. Так и случилось.

— Помнишь, как мы с тобой чуть не подрались из-за купания? — снова заговорила Ларда. — Сперва чуть не подрались, а потом весь день там просидели — помнишь? Мама после все допытывалась, не случилось ли чего нехорошего. Допытывалась и стращала: не мечтай, говорит, что тебе это с рук сойдет без позора; это, говорит, редко с рук сходит, когда первый раз. Очень она опасалась, что у меня на празднике выбора брюхо будет торчать дальше груди... И Гуфа тоже говорит, что от первого раза почти всегда получаются дети. Как думаешь, правда?

Леф буркнул что-то невразумительное. Дети так дети. Он-то Ларду и с брюхом не оттолкнет — это, конечно, если им можно будет показаться на празднике и если до праздника доживут. Да и не в празднике дело. Ларда уже без всякого праздника выбрала, этой вот ночью. И Леф тоже выбрал — по крайней мере, так ему казалось. А Торкова дочка продолжала что-то говорить — негромко, спокойно — и убаюканный этим спокойствием парень поначалу не очень-то прислушивался к ее словам. Зря.

— Хорошо, если это правда. Даже наверняка правда — с чего бы Гуфа стала мне врать? Так что можешь спокойно возвращаться к своей Рюни.

Лефу будто ледяной воды на спину плеснули. Он вскинул голову, оторопело уставился в Лардино лицо. Лицо было под стать голосу — безмятежное такое, вроде бы даже сонное. Очень спокойное лицо, вот только глаза мокрые да губы дрожат.

— Я ведь понимаю, — говорила Ларда, — ты решил меня пожалеть и остаться. А мне так не надо, когда из жалости. Я сама кого хочешь могу пожалеть, понял? Вот теперь у меня ребенок будет, твой ребенок — чего мне еще?

Леф открыл было рот, но девчонка вдруг повернулась к нему и зашипела яростно:

— Молчи! Не смей врать! Думаешь, я как Истовые — все пропадите, лишь бы мне хорошо?! Если не уйдешь, я родителю скажу, и Гуфе, и всем, что ты меня силой взял, понял? Тебе все равно здесь никакой жизни не станет! Вот прямо сейчас изобью себя камнем и стану кричать!

Ларда поднялась на колени. Обалдело глядя на нее снизу вверх, Леф видел, как девчонка нетерпеливо озирается, кусая губы... Вот, значит, какую помощь она выдумала. Да что ж ты лежишь бревном, ты, вышибала Журчащие Струны, дурак, шваль припортовая, останови же ее!

Как? Рассказать о Крело, о том, что этот Задумчивый Краб куда нужнее Рюни, чем однорукий умелец песнесложения и кабацкого мордобоя? Вот здорово получится: все равно той я без надобности, так что могу и с тобой остаться. На худой, стало быть, конец. Такие утешения не лучше плевка в лицо. Да и не поверит — она не глупей тебя; в этаких делах она во сто крат умнее тебя и сразу раскусит вранье! Хоть самому-то себе перестань лючок занавешивать, будто сумел вытрясти из души слова адмиральского деда о том, что Рюни вовсе еще для тебя не потеряна. Ведь веришь ты этим словам, ведь только на них ты и надеешься, и если даже Рюни все-таки суждена не тебе, а твоему былому соседу по школьной келье, то достанется она ему не просто, ох до чего же не просто! А Ларду сейчас может остановить только одно: поклянись, что уйдешь. Видишь, как просто? Всего-навсего несколько раз шевельнуть языком, и готово дело. Только еще надо суметь заставить этот самый язык шевельнуться. Суметь сказать — в лицо, не отворачиваясь и не пряча глаза, — что все-таки выбираешь другую...

— Что-то многовато здесь стало чудиться всякого-разного, — проворчал Хон, отступая от решетки вслед за вцепившимся ему в плечо Нурдом. Они отошли на полдесятка шагов, и вдруг Витязь тихонько зашептал, щекоча губами Хоново ухо:

— Стой здесь, что бы ни услыхал. Когда я отойду, заговори — вроде ты спрашиваешь, а я на тебя шикаю. И ни с места отсюда, понял?