Оскар Йегер - Книга I "От Одоакра до Карла Великого"

• Название: Книга I "От Одоакра до Карла Великого"
• Автор: Оскар Йегер
• Жанр: История

 Книга О. Йегера посвящена той эпохе в истории человечества, которая известна под названием «средние века». Этот яркий и насыщенный разными событиями период описан автором увлекательно, образно и просто. Особенно интересны характеристики исторических личностей, которые предстают в ярких, живых и запоминающихся зарисовках. Обилие фактического материала, как и прекрасно подобранный иллюстративный ряд, выгодно отличает это сочинение от многих учебных и популярных изданий.

---

Гонец от Петра Айхшпальтского, архиепископа Майнцского, сообщает возвращающемуся из Рима новому архиепископу Трирскому Балдуину Люксембургу, что король Альбрехт убит, и пусть граф Генрих. Люксембург, брат Балдуина, готовится принять корону: архиепископ Майнцский предложит его кандидатуру в императоры. Надпись на латыни: «По возвращении из курии ему возвещают о кончине Альбрехта, римского короля».

Племянник Альбрехта Иоанн, сын его брата Рудольфа, который убил Альбрехта, долгое время находился в ближайших отношениях с Петром Айхшпальтским. Этому юноше по праву принадлежало графство Кибургское, доставщееся в наследство от матери. Между тем Альбрехт из-за свойственной ему алчности не торопился отдать ему это графство: нелегко было расстаться с тем, что попало к нему в руки. К тому же юноша имел притязания на чешскую корону и был обижен, когда королем Чехии был избран его двоюродный брат Рудольф, сын Альбрехта. Так понемногу в душе юноши зрела ненависть к Альбрехту, который вообще никому не был симпатичен. Насмешки, которыми король отвечал Иоанну на его усиленные просьбы отдать наследственные земли, еще больше возмутили юношу, и у него, а также в кружке приближенных к нему рыцарей возник план злодейства, которое должно было прийтись по вкусу многим. Габсбургский хронист Оттокар фон Хорнек оставил подробное описание этого страшного события: произошло оно невдалеке от родового замка Габсбургов, в Ааргау. Король возвращался от Бадена к жене, ехал с очень небольшой свитой и уже достиг берегов Рейна, где ему пришлось переправляться через реку на пароме. Заговорщики — рыцари фон Варт, фон Тегерфельд, фон Эшенбах — устроились на этом же пароме, рядом с королем, и переправились за реку вместе с ним. Герцог Иоанн сумел устроить так, что свита короля на некоторое время была задержана по ту сторону реки. Между тем заговорщики окружили короля и двинулись с ним далее; герцог, догнав их, крикнул: «Начинайте!» И Эшенбах схватил под уздцы королевского коня. Король воспринял это как шутку. «Нет, тут уж не до шуток!» — отвечал ему рыцарь. Справа и слева на короля посыпались удары мечей, и он, уже обливаясь кровью из страшной раны, пересекшей ему все лицо, крикнул герцогу: «Помоги!» Тогда и тот бросился на него, воскликнув: «Вот тебе моя помощь!» — и пронзил его сзади мечом с такой силой, что острие вышло из груди. Затем они бросили истекающего кровью Альбрехта на дороге и умчались. Иоанн даже не постыдился захватить королевского коня, на которого пересел после совершения злодеяния.

Кандидаты на германскую корону

Внезапная смерть Альбрехта прервала его очень полезную десятилетнюю государственную деятельность. О его сыновьях на предстоящих выборах уже не могло быть и речи. Все ужасались злодеяниям, все осуждали убийц, которые умерли в изгнании, но даже ужас, внушенный трагическим концом Альбрехта, никого не примирил с его деятельностью. Общее настроение было направлено против всякой наследственности короны, и никому даже в голову не приходило хотя бы на некоторое время предоставить корону одной и той же династии. Притом не было недостатка ни в кандидатах на королевский престол, ни в его прямых соискателях. В Германии насчитывалось уже 38 дворов и самостоятельных княжеств: владетельные дома гордились представителями, которых удалось возвести на королевский престол, да и помимо прав наследственности, которая могла и не установиться в том или другом роде, обладание королевской властью в Германии было выгодным в глазах тех, кто способен был смотреть на права короля как на доходные статьи, не задаваясь при выполнении королевских обязанностей никакими нравственными задачами. Среди претендентов на германскую корону был и один чужеземец — Филипп IV, французский король, который добивался короны для своего брата Карла Валуа. К тому же дом Капетингов в данное время был весьма могущественным; обладая уже французской и неаполитанской коронами, Капетинги добивались обладания венгерской и германской коронами. И на их стороне была очень серьезная сила — папство, которое, восторжествовав над Гогенштауфенами, полвека спустя пришло в упадок вследствие событий, которые поставили пап в позорнейшую зависимость от французских королей.

Папство

После смерти Людовика Святого и краткого и незначительного правления его сына Филиппа III (1270–1285) на трон вступил его старший сын Филипп IV, который впервые с полной ясностью, а потому и с блестящим успехом сумел противопоставить власть национального государства всем поползновениям на всемирное владычество со стороны церкви.

Король Филипп IV Красивый. Конная статуя.

Из собора Парижской Богоматери. Разрушена в 1772 г.

Притязания папства на всемирное господство, выдвинутые Григорием VII, в 1294 г. нашли себе преемника в лице Бонифация VIII. Этот папа, прежде носивший имя Бенедетто Каэтани ди Ананьи, суровый священнослужитель и ученый юрист, поседевший на службе папской курии, был человеком в высшей степени гордым и глубоко преданным внешним формам. Не обладая государственным умом Григория VII или Иннокентиев III и IV, он пытался настолько резко проводить их воззрения, что подорвал этим и сам авторитет папства. Временные и второстепенные пререкания, возникшие между Римом и французскими королями, вдруг превратились в великую войну между папством и национальной королевской властью. Поводом к борьбе послужило то, что король Филипп IV во время войны с Англией обложил известного рода налогом и духовенство. Папа ответил на это общим запрещением такой меры в булле, известной под названием «Clericis laicos», на основании которой одинаково подвергались отлучению от церкви и клирики, которые стали бы платить вышеупомянутый налог без разрешения папы, и миряне, которые без этого разрешения стали бы взимать налог. Король, вступивший на престол 17-летним юношей и теперь находившийся во цвете лет, очень ловко отразил этот удар, запретив вывоз из своего королевства денег и всякого рода драгоценностей, и заявил, что только бесполезный и «так сказать, парализованный» член тела может отказывать телу в помощи, и что в нуждах государственных обязаны равным образом участвовать и миряне, и духовенство. Таким образом, он и духовенство признал составной частью (членом) государственного организма. На мгновение спор как бы притих. Папа, которому невыгодно было наложенное королем запрещение на вывоз ценностей, попытался добавить к своей булле несколько смягчавшее ее объяснение. К тому же в это время дед короля, Людовик IX, был причислен к лику святых, и Филипп решил отменить свое распоряжение о невывозе ценностей. Но в 1301 г, борьба разгорелась вновь, и еще сильнее прежнего. Легат, посланный Бонифацием, вызвал гнев короля своим высокомерием и неосторожными высказываниями. Король не затруднился обжаловать образ действий прелата, который был его подданным, и даже заключил его под стражу. Тогда начался обмен дипломатическими нотами между королем и папой, и эти ноты принимали все более ожесточенный тон. Ответное послание папы (Ausculta fili) было в феврале 1302 г. публично предано сожжению в Париже. Вообще Филипп весьма кстати сумел перенести борьбу в плоскость национального самосознания, которое уже и в то время было развито во Франции сильнее, чем где-либо. Он созвал баронов и прелатов королевства и даже выборных от городов в Париж, где собрал их в соборе Парижской Богоматери. Все сословия были глубоко возмущены, услышав, что, по утверждению папы, их король якобы владеет своим королевством только как леном, данным ему папской властью, и все приняли сторону короля, сочтя нанесенное ему оскорбление своим личным оскорблением. Французское духовенство, конечно, не могло отнестись к делу так же горячо, однако и оно обратилось к папе с посланием, в котором просило папу восстановить мир и спокойствие в недрах французской церкви. Как раз в это время, в ноябре 1302 г., из Рима последовала знаменитая папская булла «Unam, sanctam» — классическое изложение всех коренных убеждений и упований римской курии. В этой булле утверждалось: «Церковь, единая, святая, католическая, апостольская, в какую возможно верить, представляет собой тело с единой главой, а не двуглавое чудовище (monstrum): эта единая глава есть Христос и его наместник на земле святой Петр, а равно и преемник Петра — папа. Мечей же существует два: духовный и мирской. Оба они, как духовный, так и материальный (мирской), находятся во власти церкви, и первый из них может быть употреблен в дело только церковью, а второй — только в защиту церкви. Первым может владеть всякое духовное лицо, вторым же и короли, и рыцари (milites), но не иначе, как по указанию и благорасположению (ad nutum et patientiam) духовенства, ибо каждому из смертных для спасения его души необходимо подчиняться воле и велениям римского первосвященника».

Бонифаций VIII и Филипп IV

В ответ на эту буллу канцлер короля Гийом де Ногаре выступил на собрании нотаблей в Лувре обвинителем папы, которого, по его словам, на общем соборе следовало осудить как преступника; при этом он призывал всех присутствующих обратиться к королю с просьбой защитить церковь от неистовства папы. Обнаружилось, что король в глазах народа имел больше значения, чем папа. И вот вторично в Лувре собрались все сословия королевства в июне 1303 г., и тут было решено в ближайшем будущем собрать общий собор по инициативе короля, который таким образом предстал здесь поборником веры и защитником церкви от папы — прецедент очень грозный для папского всемогущества, т. к. здесь решения собора опирались на действительную силу. Во множестве адресов — их насчитывали до 700 — различные корпорации королевства, а также университеты и монастыри выражали свое согласие с принятыми на соборе решениями. В свою очередь, и Бонифаций решил прибегнуть к последнему средству, бывшему в его распоряжении. Он отправился со своими кардиналами и прочей свитой в Ананьи — на юго-восток от Рима, у подножья Апеннин — чтобы здесь подготовить акт отлучения короля от церкви и освобождения его подданных от присяги ему на верность. Булла уже была подготовлена, как вдруг неслыханное происшествие воспрепятствовало ее обнародованию. Утром 7 сентября 1303 г. в Ананьи увидели всадников и многочисленный отряд пехоты, спускавшихся с гор. Во главе этого войска ехал канцлер французского короля Гийом де Ногаре, снабженный своим государем большими полномочиями. Его сопровождал глава гибеллинской партии в Риме Шарра Колонна, с которым Ногаре вступил в некоторого рода соглашение. Подступив к городу, войско развернуло знамя Франции и затем вошло в город, из которого кардиналы поспешно бежали. С криками «Смерть Бонифацию» и «Да здравствует король французский!» папский дворец заняли солдаты, и маститому старцу-папе было нанесено тяжкое оскорбление. Говорят, что Колонна позволил себе ударить его железной перчаткой по лицу и назвал его первенцем сатаны, как описывают эту отвратительную сцену современные хронисты, и папа перенес оскорбление с полным спокойствием и достоинством главы церкви. Само собой разумеется, что оккупация городка не могла быть продолжительной: граждане восстали поголовно, и небольшой отряд войска, который не мог бы выдержать серьезной борьбы, поспешил удалиться. Но цель этой миссии была достигнута — папство, в лице одного из самых гордых своих представителей, было жестоко унижено, и земля не разверзлась, чтобы поглотить оскорбителей, совершивших чудовищное преступление. Бонифаций поспешил в Рим: он задумал созвать вселенский собор и предоставить на его решение вопрос о том, что случилось. Однако силы ему изменили, испытания оказались слишком тяжелы для 80-летнего старца, и немного спустя, в октябре того же года — черного года в истории церкви — он скончался.