Артем Анфиногенов - Мгновение — вечность

• Название: Мгновение — вечность
• Автор: Артем Анфиногенов
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994

---

Истребители, естественно, были настороже: знали, что их по головке не погладят, и ждали, какие эпизоды будут приводиться в качестве примеров; штурмовики, в свою очередь, надеялись, что их представитель проявит убедительность и такт.

«Конспекта проверять не буду!» — заявил докладчику Раздаев, делая быстрый отрицательный жест и вскидывая на майора взгляд в упор. Жест и взгляд означали, что Егошину предоставляется полная свобода действия... Карт-бланш. От кратких напутствий Раздаев, однако, не отказался. «Повода для настроений не создавать, напротив, у летного состава надо вызвать заряд активности!» — «Понял, товарищ полковник». Всю жизнь середнячок, равнявшийся на соседа и сейчас имевший перед глазами дивизию Степичева, Федор Тарасович оставался верен себе: «Включи в доклад эпизод с Рябошапкой!» Кто такой Рябошапка? Летчик Северо-Западного фронта, сбивший на самолете «ИЛ-2» «мессера». «Зачем чужого? — возразил Егошин. — У нас свои не хуже». — «Кто?» — «Сержант Гранищев». Подбородок Федора Тарасовича начал грузнеть. Сержант Гранищев, лупоглазый дроволом, едва не выбил из строя Баранова, нечего его возвеличивать. «Без отсебятины, Егошин, — и сделал другой жест, пальчиком. — Рябошапку апробировал командующий, на Рябошапку и сошлемся! Свобода действий — без отсебятины. Дело вести, как положено, все — в рамках, без отклонений. Умов не возбуждать, на авторитеты не замахиваться!» («Меня не задевать» — так следовало толковать замечание Раздаева, уже совершенно лишнее.) — «Понял».

Понял, а про себя Михаил Николаевич с полковником не согласился.

Внешне, по форме, конференция отвечала давним традициям армейской жизни, но, чтобы дать желанный результат сегодня, повлиять на ход воздушного сражения в Сталинграде, она не должна, не могла быть дежурным, для «галочки» проводимым мероприятием. Новый, грозный, решающий день требовал нового содержания.

При всех условиях докладчик обязан был не сплоховать.

И начал Михаил Николаевич, объявленный председательствующим, темпераментно, с размахом.

— Штурмовая авиация за год войны, — заявил он, — своими решительными боевыми действиями нанесла сокрушительные удары по оголтелой банде фашистских заправил!

Случая ударить непосредственно по банде фашистских заправил никому из летчиков не представлялось; но прицел, взятый оратором, хотя и далекий от заволжского поселка, где они сидели, равно как и сама горячность зачина, импонировали. Политрук, исполнявший обязанности стенографа, понимал, что клуб пойдет под госпиталь, его, политрука, вновь куда-то перебросят, и в свою последнюю роль на клубной сцене вкладывал также и то, что сумел приметить, вращаясь среди летчиков. Так появилась краткая, не по существу, запись о трех гимнастерках английского сукна, выделенных по армейской разнарядке для офицеров штаба дивизии Раздаева. Майор Егошин — представитель полкового звена, ни одна из трех гимнастерок, пожалованных союзниками, ему не предназначалась. Раздаев, однако, ожидая появления генерала Хрюкина на конференции, распорядился обмундировать докладчика, и Михаилу Николаевичу перешла гимнастерка не вернувшегося с задания начальника воздушно-стрелковой службы, ни разу им не надеванная. Егошину гимнастерка была маловата. Не прерывая речь, он раз или два осторожно запустил палец под тесный ворот и слегка его оттягивал, помогал себе движением подбородка... Воздавая должное штурмовой авиации, Егошин без нажима, но так, чтобы братцы-истребители мотали себе на ус, проводил мысль о высокой ценности каждой боевой единицы, каждого экземпляра «ИЛ-2»:

— Самолет конструктора Ильюшина является лучшим штурмовиком среди всех штурмовиков мира как по вооружению, так и по защите уязвимых мест...

Два дня назад Михаил Николаевич приковылял с задания на исхлестанной машине, многие, в том числе истребители, видели, как он, покачиваясь, щупая «дутиком» землю, садился, а потом и самого, выпотрошенного, будто сквозь строй прошедшего летчика; жадно затягиваясь дымком, он вялым жестом влажной, натруженной ладони отсылал от себя всех любопытствующих к «ИЛу», герою дня, к его как будто заговоренным уязвимым местам — рассказывать, давать объяснения летчику было невмоготу...

За полтора суток Михаил Николаевич, что называется, оклемался: отоспался, подготовил доклад и даже постригся, доверившись смелым портновским ножницам, отчего его волосы воинственно топорщились...

Воодушевленный созывом конференции, возможностью высказать соображения, такие важные сегодня и для него, и для всех, Михаил Николаевич счел уместным обрисовать, каковы же, по его представлениям, первейшие качества настоящего летчика-штурмовика.

— Этот человек, — веско суммировал он, — должен быть физически сильным, волевым, бесстрашным, мастерски владеющим самолетом на малой высоте...

Сходство между собирательной фигурой и личностью самого майора не только угадывалось, но и признавалось. Свой для штурмовиков, он располагал к себе и истребителей.

Чувствуя крепнущий контакт с аудиторией, Егошин сформулировал свой первый вывод:

— Главная причина срыва взаимодействия между истребителями и штурмовиками — плохая связь... Еще бы не она! Все согласны: так.

А в полках ответственные за службу связи лица подчас используются не по назначению и занимаются черт-те чем, от разведения хлорки до регулирования тросов... Где же выход?

— Базировать истребителей и штурмовиков вместе, на одном аэродроме! Что, к сожалению, — тут же признал докладчик, — не всегда возможно: создается скученность. Немцам при их господстве в воздухе такая скученность только на руку. Кроме того, велики трудности размещения, особенно летного состава. Жилья, элементарных условий для отдыха нет, пищеблок буксует... Практически штурмовики и истребители базируются пока что порознь и встречаются в воздухе, чтобы следовать на задание, двумя способами. Вариант первый, наилучший: «ИЛ-вторые» в назначенный час строем приходят на аэродром истребителей. «ЯКи» взлетают, как условлено (вот оно, труднейшее место доклада. Нет полка истребителей, стоявшего в Гумраке, сгинул без следа, и мог бы Егошин напомнить, какой ценой оплачена беспечность истребителей... Но — удержался: дружбу помни, а зло забывай, зла за зло не воздавай). Второй вариант: когда мы уже издали вместо клубов пыли видим мертвую пустыню и понимаем, что истребителей прикрытия мы сегодня не получим... Кстати, и в таких случаях сигнал с земли был бы желателен. Пусть посредством полотнищ, выложенных по системе «попхем»... Да, как в гражданскую, что делать? Хрестоматийный крест на земле, означающий: «Истребителей прикрытия нет, действуйте самостоятельно...»

— Иной раз истребители открещиваются от нас и на подходе к цели! — подал реплику Раздаев.

— Совершенно верно, — подтвердил Егошин. — Приходилось получать подобный крест в воздухе и нести его, оставшись в одиночестве. Товарищи еще скажут об этом.

— Хорошо, майор, не отвлекайтесь.

— Я говорю о том, что есть в жизни.

— Это — третий вариант. Худший. — Раздаев уже пожалел о своем вмешательстве. — Его обсуждать не будем.

— Слушаюсь. Перехожу к боевым строям и порядкам, — сказал Егошин.

После удачного вступления, задевшего за живое самого Раздаева, Михаил Николаевич еще больше утвердился в мысли, что конференцию следует вести именно по третьему варианту, по жизни — только так, только правдой о том, что наболело и мешает, можно вскрыть, привести в действие самые доступные, самые реальные резервы из всех, находящихсяв их распоряжении, — резервы духа. Правда возвышает язык, правда из огня спасает...

Выражение досады сошло с лица Раздаева.

Он коротко кивнул, как бы соглашаясь и говоря, что «боевые строи и порядки» — серьезный раздел, он сам послушает его с удовольствием. Полковник даже слегка развернулся корпусом в сторону оратора.

Да, так, почти академически, «строго в рамках» озаглавил Михаил Николаевич сердцевину своего доклада — «Боевые строи и порядки».

Боевые строи и порядки, если они удачны, обеспечивают относительную безопасность, создают предпосылки для слаженных ударов по врагу, разговор о них — это, по сути, обсуждение в специальных терминах таких животрепещущих проблем, как желанное и возможное, победа и поражение, жизнь и смерть. Именно этот сокровенный смысл и лежит в основе специальных терминов и доклада, к нему привлечено внимание летчиков. Сейчас тут много путаницы и неразберихи. Война отбросила старые, мирных дней представления и понятия, выдвинула новые, после года войны все только складывается, окончательного вида не имеет, а ждать нельзя. Нет такой возможности — ждать. Будешь ждать — всему конец, утопят в Волге...

Так что в душе Федора Тарасовича, с видимым удовольствием расположившегося послушать докладчика, спокойствия не было и быть не могло. Следя за рассуждениями майора, он, как и другие летчики, не мог не задаться вопросом: а сам ты что исповедуешь? Ты на что сегодня способен, полковник Раздаев?