Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого

• Название: Eurocon 2008. Спасти чужого
• Автор: Сергей Лукьяненко
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-05106

«Еврокон» — традиционная конференция профессионалов и любителей фантастики всей Европы. В 2008 году этот престижный форум впервые пройдет в России. Тринадцать самых популярных русских фантастов приняли предложение участвовать в проекте, посвященном этому уникальному событию. Сначала каждый из них написал рассказ на любимую читателями тему — «Убить чужого». После чего создал отповедь одному из ксенофобских текстов, со всей толерантностью пытаясь «Спасти чужого». В результате творческого соревнования авторов появился двухтомник. Одну из книг мы предлагаем вашему вниманию. Роман Валерьевич Злотников, Владимир Дмитриевич Михайлов, Евгений Юрьевич Лукин, Александр Николаевич Громов, Александр Зорич, Ирина Сергеевна Андронати, Владимир Николаевич Васильев, Алексей Юрьевич Пехов, Леонид Александрович Каганов, Олег Игоревич Дивов, Андрей Геннадьевич Лазарчук, Вадим Юрьевич Панов, Василий Головачев, Сергей Васильевич Лукьяненко

---

Массу интереснейших вещей. Что у дьяволов редко бывают дети. Что крылья у них только в молодости, а в зрелом возрасте отпадают. Что Бу пожелал папиного возвращения — вот папа и вернулся. В лице Ингмара.

Затем бескрылый дьявол выкатывается в кресле из-за стола. Мать с сыном видят пресловутую девушку на четвереньках, бегущую вровень с колесом, и это настолько их пугает, что Аська сгребает Бу в охапку и наконец-то кидается наутёк. Выскочив из кабинета, ухитряется заблудиться, попадает в тёмный компьютерный зал, разгороженный на клетушки, и неожиданно видит за одним из мониторов привидение Гульки…

* * *

— Минутку, — устало попросил я. — Что за Гулька?

— Подруга. Мы работали в одном отделе…

— Тогда ещё минутку…

Просмотрел список жертв пожара.

— Гуля Кургельдыева?

— Да.

Ну вот. Поздравляю вас с новым фигурантом. Постоянное место работы — интернет-компания «Шарм», информационный отдел. Сослуживицы. Чёрт знает что такое!

— Примите мои соболезнования, но… при чём тут…

— При всём. Когда в отдел принесли торт… Ну, вы помните…

— Помню, помню… Ваше первое желание?

— Да. Гуля как-то странно на меня посмотрела и сказала: «Не увлекайся мороженым, мать…»

— Так. Что ещё?

— Попросилась переночевать. Позже… по телефону…

— В тот же день попросилась? Я имею в виду, в тот день, когда объявился Стас?

— Да. Но так и не пришла. Я ей звонила — никто не отозвался. И вдруг вижу её… там… Она тоже им задолжала. Раньше меня.

— Задолжала — в денежном смысле?

— Нет. В смысле поручений. Как я.

— А им — это Ингмару?

Угрюмое утвердительное молчание. Почти враждебное.

— Анна Владимировна, боюсь, вы ищете тайный смысл там, где его нет. Да, подрабатывала ваша подруга в «Солнечном храме»…

— Лицо… — тихонько вымолвила она, и светлые, как бы заплаканные глаза её стали незрячи. — У неё от лица ничего не осталось… Бумажная маска…

— Ну а что бы вы хотели? — осторожно попробовал я урезонить свидетельницу. — Тёмное помещение. Человек сидит за монитором. Естественно, у него бледная маска вместо лица… Она что-нибудь вам сказала?

— Сказала: «Беги, дура…»

Мудрый совет.

— И вы побежали?

Побежала. Таща за руку сына, добралась до холла — и там из лифта навстречу ей выкатился в коляске Ингмар. Великий и ужасный. Снова попробовал применить свой цыганский гипноз, но не преуспел. Впервые. Вместо того, чтобы подчиниться и подойти с покорностью к своему хозяину, Анна Владимировна Чебурахина заслонила собою сына и, выхватив из-за пояса юбки наган, начала палить в Ингмара, представлявшегося ей в ту минуту сгустком адского пламени.

Разрядив барабан, выбралась (никем, представьте, не остановленная) из здания, доволокла сына до ворот, после чего последовал взрыв бытового газа.

Такая вот жуть.

* * *

— Анна Владимировна, — участливо спросил я. — Вы в самом деле мало что помните о вашей первой встрече с Ингмаром?

— Практически ничего. Наверное, он дал установку забыть…

Я открыл ящик стола и достал оттуда лазерный диск.

— Что это? — спросила она.

Я молчал.

— Неужели… — Голос Анны Владимировны сошёл на шёпот. — Видеозапись?…

Я скорбно смотрел ей в глаза.

— Какая сволочь… — обречённо выдохнула она. Помолчала, брезгливо кривя губы. — Только, пожалуйста… Костику…

— Ни слова, — заверил я. — Отдать я вам это не могу, но ручаюсь, что записи не всплывут ни при каких обстоятельствах… Да, и ответная просьба: мне бы хотелось довести это дело до конца в более или менее спокойной обстановке. Поэтому, если вдруг к вам полезут журналисты… насчёт певца, насчёт Порфирьева…

— В шею! — решительно выдохнула она.

— Вот и славно, — сказал я, снова отправляя диск в ящик стола, где тот пылился с незапамятных пор. Чёрт его знает, что там на самом деле было записано. Всё собирался выкинуть — ан пригодился.

* * *

Расстались без обид. Вызвал машину, велел доставить домой. Штукарю Костику позвонил в тот же день, попросил завтра зайти. Отважный спасатель явился на полчаса раньше назначенного. Чтоб они так всегда приезжали! До, а не после.

— Ты что ж творишь, мужик? — прямо спросил я его. — Что за приколы? Какие тебе, к чёрту, зомби в прокуратуре?

— Сергей Николаевич! — истово отвечал он, а рожа у самого так и норовила расползтись в улыбке. — Виноват! Казните! Но вреда-то я, согласитесь, никому не причинил…

— А если б свихнулась? Баба и так на пределе была! Да и сейчас тоже с подвывихом… Кто такой Антон?

— Старый знакомый.

— Бывший оперативник?

— Да упаси боже! Звукооператор на радио. Просто внешность у него такая… соответствующая.

— Тогда давай рассказывай. С чего всё началось?

Началось со студенчества. Отслужив в армии и поработав в Арктике, Константин Кременчук поступил на факультет журналистики, где сразу же безоглядно влюбился в сокурсницу Аську Чебурахину. Робел. До четвёртого курса не знал, с какого бока к ней подъехать. А пока телился, Чебурашку увели. Причём, кто? Наглец и болтун Стас Громыко! Костик был настолько потрясён, что бросил институт, заявив, что разочаровался в журналистике, и, пометавшись по разным работам, нашёл наконец своё место в региональном поисково-спасательном отряде МЧС.

Романтик. Однолюб. Птица редкая. Каждый год поздравлял Аську с днём рождения — открытку присылал.

И вдруг позвала! Просит о помощи. Что-то стряслось со Стасом. Погиб — и звонит с того света. Не зря чуяло Костиково сердце, что доиграется когда-нибудь Стас, ох, доиграется…

— То есть ты сразу понял, что это мистификация?

Костик посмотрел на меня с недоумением.

— А что же ещё? Раз позвонил — значит, не помер.

— Логично. А дальше ты что отколол?

— Что я отколол? Посоветовал пойти в прокуратуру, всё рассказать. Дверные замки сменить помог…

— А Антон? А переход на нелегальное положение? Вместо того, чтобы успокоить женщину, ты давай на неё страху нагонять. Мало ей было страхов?

Приуныл, покряхтел.

— Так а что оставалось делать? Последний шанс…

Да, конечно. Где ещё можно остаться наедине с любимой, как не на конспиративной квартире? Не иначе пробки от радости перегорели. Приятный мужик, на психа вроде не похож… Вот ведь что любовь с людьми-то делает!

Три дня пребывания в подполье неумелый ухажёр занимался тем же самым, чем занимался четыре года в институте, а именно — робел и от робости громоздил одну глупость на другую: то наган подарит, то краску для волос принесёт. На четвёртый день пришёл в отчаяние и ляпнул по наитию, что следователь Порфирьев на самом деле мартовский утопленник.

Представьте, помогло. Жутко, зябко, муж с того света достаёт, под окнами безымянный ужас шастает, зомби ходят. Поневоле захочется к кому-то прижаться.

Прижалась! И очумевший от счастья Константин понимает, что успех надо развивать. Узнав из ночных откровений Аськи о «Солнечном храме», он выбирается в санузел, откуда шлёт эсэмэску звукооператору Антону. Тот спросонья пишет в домашних условиях махонькую радиопьесу и запускает в эфир. Точнее, на секретный телефон незасвеченной явки. Костик, будто бы невзначай, нажимает кнопку громкой связи — и Аська всё слышит…

Как говаривала моя бабушка, таких не рожают, а высиживают.

— Кто такой Фёдор?

— Так… Городской дурачок. Вообразил себя анархистом…

— Это не он на «газоне плача» торговал? Бакуниным, Махно.

— Он.

— Что за хрень с выстрелами?

А с выстрелами, как выясняется, хрень такая: доставив Аську с сыном к Фёдору (через весь город, среди ночи!), отважный спасатель тихонько договаривается с анархистом-теоретиком о том, чтобы тот, высаживая беглецов, пальнул в него (в Костика) пару раз холостыми.

— Зачем?

Тут психология. Увидев Костика тяжко раненым, Аська, по идее, должна полюбить его окончательно и навсегда. Ну не дурь?

Дурь-то дурь, но ведь сработало, как ни странно…

— И Аська потом ничего не заподозрила? Стрелять — стреляли, а где шрамы?

— Да шрамов-то у меня полно. Выбирай любой…

— А как так вышло, что Фёдор остановил машину в точности напротив «Солнечного храма»?

— Это я бы и сам хотел узнать.

— Вы что, с тех пор с Фёдором не встречались?

— Нет.

— Почему?

— Боюсь, морду ему набью при встрече.

— Полагаешь, он это сделал умышленно?

Усмехнулся:

— Есть другие варианты? Подвёз к самому входу, а там этот ваш… Порфирьев…

— Какой же он наш? Он из прокуратуры…

— Ну из прокуратуры…

— То есть дальше всё происходило без тебя… Эсэмэски, как я понимаю, тоже никакой не было?

— Эсэмэски?

— «Горите вы синим пламенем!»

Чем дальше беседовал со мной мужественный и несгибаемый спасатель Костик, тем большую он ощущал неловкость. Это было заметно невооружённым глазом. Примерно так, протрезвев, вспоминаешь собственные вчерашние выходки.