Павел Мельников-Печерский - В лесах. Книга первая

• Название: В лесах. Книга первая
• Автор: Павел Мельников-Печерский
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1976

---

— Еще тебе сказ, — продолжал Патап Максимыч. — Сам понимать можешь, что тебе у меня не житье… Любил я тебя, души в тебе не чаял, в зятья прочил, а теперь отвратилась от тебя душа моя… Сейчас дать тебе расчет нельзя — толки пойдут… Некое время побудь при делах, а тем временем места ищи… Что у меня забрано — прими на помин ее души… Когда отпускать стану тебя — не оставлю… До той поры моей хозяйке глаз не смей показывать!.. Не стерпит твоего виду душа ее… Скажу, что послал тебя за каким ни на есть делом, а ты ступай, куда знаешь.

— Можно войти? — спросил, отворяя дверь, Колышкин.

— Войди, Сергей Андреич… Отчего не войти? — молвил Патап Максимыч.

— Может, у тебя дела какие? — сказал Колышкин.

— Какие теперь дела! — со вздохом молвил Патап Максимыч. — На ум ничего нейдет… Это мой приказчик — посылал его кой-куда, сегодня воротился. Да и слушать не могу его теперь — после.

— А по-моему, теперь-то тебе про дела и поговорить, — заметил Сергей Андреич. — Это бы маленько развеяло печаль твою и на сердце полегчало бы.

— Эх, друг ты мой, Сергей Андреич!.. Моего горя ничем не размыкаешь, — сказал Патап Максимыч.

— Разве говорю я, что разговорами размыкаешь его? Твое горе только годы размыкать могут, — молвил Колышкин. — А надо тебе мыслями перескочить на что на другое… Коли про дела говорить не можешь, расспроси парня, каково съездил, кого видел, что говорил…

— Пожалуй…— неохотно промолвил Патап Максимыч. — Ах да, ведь ты, Сергей Андреич, про это дело знаешь…

— Про какое? — спросил Колышкин.

— А помнишь, я у тебя постом-то был, про золото сказывал?

— Про мышиное-то?.. Помню… Что ж ты молодца-то за ним, что ли, посылал?.. — улыбнувшись, спросил Колышкин.

— Нет, — ответил Патап Максимыч, — тут другое… Сказал ты мне тогда, что Зубкова Максима Алексеича за фальшивы бумажки в острог посадили и что бумажки те Красноярского скита послушник ему продал.

— Помню, — молвил Колышкин. — Теперь по этому делу пропасть народу навезли — целу фабрику, говорят, нашли.

— Ну, так видишь ли… Игумен-от красноярский, отец Михаил, мне приятель, — сказал Патап Максимыч. — Человек добрый, хороший, да стар стал — добротой да простотой его мошенники, надо полагать, пользуются. Он, сердечный, ничего не знает — молится себе да хозяйствует, а тут под носом у него они воровские дела затевают… Вот и написал я к нему, чтобы он лихих людей оберегался, особенно того проходимца, помнишь, что в Сибири-то на золотых приисках живал?.. Стуколов…

— А сколь давно ты знаешь этого игумна? — спросил Колышкин.

— Да вот тогда, как к тебе ехать, великим постом, впервой его видел, — молвил Патап Максимыч.

— Скоренько же ты приятелей-то наживаешь, — сказал Колышкин. — А пословица, кажись, говорит, что человека узнать — куль соли с ним съесть.

— Такого старца видно с первого разу, — решил Патап Максимыч. — Душа человек — одно слово… И хозяин домовитый и жизни хорошей человек!.. Нет, Сергей Андреич, я ведь тоже не первый год на свете живу — людей различать могу.

— То-то, смотри, не облапошил бы он тебя, — сказал Колышкин. — Про этот Красноярский скит нехорошая намолвка пошла — бросить бы тебе этого игумна… Ну его совсем!.. Бывает, что одни уста и теплом и холодом дышат, таков, сдается мне, и твой отец Михаил… По нонешнему времени завсегда надо опаску держать — сам знаешь, что от малого опасенья живет великое спасенье… Кинь ты этого игумна — худа не посоветую.

— Полно, Сергей Андреич!.. Что пустое городить-то? — с недовольством возразил Патап Максимыч. — Не таков человек, чтоб его беречись…

— Бережно-недолжно, друг ты мой любезный, — сказал на то Колышкин. — Опасливого коня и зверь не берет, так-то…

Надоели Патапу Максимычу наставления Колышкина… Обратился он к Алексею.

— Что Якимко-то? В скиту еще аль уехал?

— Встречу попался, — ответил Алексей.

— Куда ехал?

— Пешком шел, не ехал, — сказал Алексей.

— Как пешком? — удивился Патап Максимыч.

— Пешком, — молвил Алексей, — в кандалах.

— В кандала-а-а-х? — вскочив с кровати, вскрикнул от изумленья Патап Максимыч.

— С арестантами гнали, — продолжал Алексей.

— Значит, допрыгался!.. — сказал Патап Максимыч. — Всякие царства произошел, всякие моря переплывал, а доплыл-таки, куда ему следует… Отец-от Михаил знает ли, что Стуколов попался?.

— Как не знать! — молвил Алексей. — Сам на одном железном пруте с ним идет… И его в острог… До скита я не доехал, пустой теперь стоит — всех до единого забрали оттуда…

— Господи, господи!.. — всплеснув руками, вскрикнул Патап Максимыч. — Час от часу не легче!..

— Что?.. Говорил я тебе?.. — молвил Сергей Андреич. — Видишь, каков твой отец Михаил… Вот тебе и душа человек, вот те и богомолец!.. Известно дело — вор завсегда слезлив, плут завсегда богомолен… Письмо-то хозяйское где? — спросил он Алексея.

Вынув из кармана письмо, Алексей подал его Патапу Максимычу.

— Ну, слава богу, — сказал Колышкин, разорвав письмо на мелкие куски. — Попалось бы грехом, и тебя бы притянули.

— Ума не приложу… Отец Михаил!.. — удивлялся Патап Максимыч. — Сам ты видел, как гнали его? — обратился он к Алексею.

— Рядом с паломником к пруту прикован, — отвечал Алексей. — Я ведь в лицо-то его не знаю, да мне сказали: Вот этот высокий, ражий, седой — ихний игумен, отец Михаил"; много их тут было, больше пятидесяти человек, молодые и старые. Стуколова сам я признал.

— Как же узнал ты, что в скиту всех забрали? — спросил Патап Максимыч.

— На дороге сказали, — отвечал Алексей. — В Урене узнал… Едучи туда, кое-где по дороге расспрашивал я, как поближе проехать в Красноярский скит, так назад-то теми деревнями ехать поопасился, чтоб не дать подозренья. Окольным путем воротился — восемьдесят верст крюку дал.

— Хвалю!.. — молвил Колышкин, ударив по плечу Алексея. — Догадливый у тебя приказчик, Патап Максимыч. Хват парень!.. Из молодых да ранний.

— Да, — сквозь зубы процедил Чапурин. — Однако что-то ко сну меня тянет…— сказал он после короткого молчанья.

— И распрекрасное дело, крестный!.. — молвил Колышкин. — Усни-ка в самом деле, отдохни…

Но когда Колышкин с Алексеем ушли, Патап Максимыч даже не прилег… Долго ходил он взад и вперед по горнице, и много разных дум пронеслось через его седую голову.

***

Не чаял Алексей так дешево разделаться… С первых слов Патапа Максимыча понял он, что Настя в могилу тайны не унесла… Захолонуло сердце, смёртный страх обуял его: «Вот он, вот час моей погибели от сего человека!..» — думалось ему, и с трепетом ждал, что вещий сон станет явью.

И слышит незлобные речи, видит, с какой кротостью переносит этот крутой человек свое горе… Не мстить собирается, благодеянье хочет оказать погубителю своей дочери… Размягчилось сердце Алексеево, а как сведал он, что в последние часы своей жизни Настя умолила отца не делать зла своему соблазнителю, такая на него грусть напала, что не мог он слез сдержать и разразился у ног Патапа Максимыча громкими рыданьями. Не вовсе еще очерствел он тогда.

Надо покинуть дом, где его бедняка-горюна приютили, где осыпали его благодеяньями, где узнал он радости любви, которую оценить не сумел… Куда деваться?.. Как сказать отцу с матерью, почему оставляет он Патапа Максимыча?.. Опять же легко молвить — «сыщи другое место…» А как сыщешь его?..

Всю ночь провел Алексей в тревожных думах и не мог придумать, что делать ему… О возврате к отцу не помышлял. То дело нестаточное… Где же место сыскать?.. И среди таких дум представлялись его душевным очам то Настя во гробе, то Марья Гавриловна, устремившая взоры на солнечный всход… И каждый раз, как только вспоминалась ему молодая вдова, образ Насти тускнел и потом совсем исчезал… А больше всего волновали Алексея думы про богатство… Денег кучу да людской почет — вот чего ему хочется, вот что кружит ему голову!.. Но как добыть богатство?

Рано утром пошел он по токарням и красильням. В продолжение Настиной болезни Патапу Максимычу было не до горянщины, присмотра за рабочими не было.

Оттого и работа пошла из рук вон. Распорядился Алексей как следует, и все закипело. Пробыл в заведениях чуть не до полудня и пошел к Патапу Максимычу. Тот в своей горнице был.

— Что скажешь? — сухо спросил его Чапурин.

— Насчет работы пришел доложить, — молвил Алексей. — Обошел красильни и токарни — большие непорядки, Патап Максимыч.

— Каких порядков ждать, коли больше двух недель призору не было! — заметил Патап Максимыч.

— Ко всем станкам приставил работников, — начал было Алексей.

— Не до них мне теперь, — перебил его Патап Максимыч. — Делай, как прежде. Дня через два сам за дело примусь.