Евгений Клюев - Сказки на всякий случай

• Название: Сказки на всякий случай
• Автор: Евгений Клюев
• Издательство: СЛОВО/SLOVO
• Жанр: Сказка
• Год: 2003
• ISBN: 5 85050 702 7

Евгений Клюев — один из самых неординарных сегодняшних русскоязычных писателей, автор нашумевших романов.

Но эта книга представляет особую грань его таланта и предназначена как взрослым, так и детям. Евгений Клюев, как Ганс Христиан Андерсен, живет в Дании и пишет замечательные сказки. Они полны поэзии и добра. Их смысл понятен ребенку, а тонкое иносказание тревожит зрелый ум. Все сказки, собранные в этой книге, публикуются впервые.

---

Речь у нас о совсем обычной бумаге — о клетчатой бумаге, вырванной из большой тетради… проще не придумаешь! А вот тоже, поди ж ты… именно она и оказалась такой бумагой, которая…

Впрочем, судите сами.

Клетчатая Бумага прекрасно знала, что терпеть ей — положено, недаром же вокруг так и говорят: «Бумага всё стерпит!» И она, вообще‑то говоря, терпела сколько могла. Кстати, довольно долго терпела… целых полчаса.

Это тогда было, когда на ней написали одну глупость — причем такую, что и язык не поворачивается повторить. Придется повторить неповорачивающимся языком — причем я не уверен, что не‑поворачивающимся языком у меня получится четко, но повторяю: «Все вокруг дураки». Это была не просто глупость, а большая глупость, потому что понятно: далеко не все, кто вокруг, — дураки. Дураков, конечно, есть немножко… как же без них? Но вот чтобы так уж прямо все были дураками — это извините, пожалуйста!

Ясно, что некоторые из всех — а именно те, которые не были дураками! — обиделись на эту запись и стали говорить приблизительно следующее: «Это с какой же стати мы дураки, когда мы очень даже умные?» И стали доказывать, что они умные, — и доказали, между прочим, очень хорошо!

Но через некоторое время на Клетчатой Бумаге появилась вторая запись, причем ещё более глупая: «Тем не менее все вокруг дураки». Тут некоторые из всех — которые не были дураками и даже доказали, что они не дураки! — обиделись ещё сильнее и сказали Клетчатой Бумаге:

— Что это такое, Клетчатая Бумага, Вы себе позволяете?

А Клетчатая Бумага и сама уже готова была сквозь землю провалиться, да только не знала, как это делается. И потому она только тихо ответила:

— Я не виновата…

— Как же Вы не виноваты, когда это на Вас такое написано? Когда Вы, так сказать, дали пристанище грубым словам в адрес сразу всех вокруг?

— Что значит «дала пристанище»? — чуть ли не возмутилась Клетчатая Бумага. — Я только бумага… на мне что хотят, то и пишут!

Сказав так, она задумалась. А если на ней захотят написать: «Долой мир, да здравствует война!»… или «Лишим всех детей мороженого!», или «Закроем все школы в стране!», или что‑нибудь в таком же ужасном роде? Придётся ей тогда и это терпеть?

Между тем на ней выводили уже новую запись: «Все вокруг не только дураки, но ещё и круглые дураки!» Клетчатая Бумага попыталась выехать из‑под пера, да не тут‑то было: рука крепко придерживала листок… а кроме того, ещё и на перо сильно нажимала.

Клетчатая Бумага беспомощно огляделась по сторонам, ожидая, не придёт ли кто на помощь… но все вокруг только с ужасом смотрели на неё, не веря своим глазам и думая: неужели она и такое стерпит? А выходило, что стерпит… куда ж денешься? Недаром говорят: «Бумага всё стерпит!»

И вот теперь она лежала прямо посреди стола — украшенная тремя записями, одна другой хуже, — и думала, что делать. Но на ум как‑то ничего не приходило… да и стыдно было вот так лежать на виду и оскорблять своим присутствием сразу всех вокруг.

«Да‑а‑а… — сказала себе Клетчатая Бумага. — Ужаснее судьбы не придумаешь. Иной раз на бумаге пишут любовные письма, печатают стихи или, на худой конец, прозу. Даже когда газеты печатают — и то ничего! В газетах, конечно, тоже много глупостей, но все же не столько, сколько на мне: тут уж просто каждое слово ни в какие ворота…»

Вдруг подул сильный ветер. Клетчатая Бумага сначала было обрадовалась, что сейчас её поднимет со стола и унесёт куда‑нибудь отсюда, но сразу же с отчаянием осознала: если её унесёт на улицу — вообще со стыда сгореть можно будет! Потому что тогда написанное на ней будет касаться не только тех, кто в комнате, но и всех вообще… весь мир. Получится, что все в мире дураки — и даже круглые дураки!

Тем не менее ветер уже подкрался к ней и начал осторожненько так поднимать её со стола. Клетчатая Бумага сопротивлялась, конечно… да только тщетно: разве может бумага противостоять ветру?

— Спасите! — совсем тихонько прошептала она, будучи в полной уверенности, что никто её не услышит.

Не знаю, услышал ли Клетчатую Бумагу кто‑нибудь или нет, а только уже через мгновение свернулась она в этакий кулёк и… — из кулька тут же получился замечательный шутовской колпак. Повисев немного под потолком, шутовской колпак осторожно и точно спланировал вниз и опустился на голову тому, кто написал на Клетчатой Бумаге всякие глупости. Шутовской колпак пришёлся ему как нельзя впору.

И тут все, кто был в комнате, дружно принялись смеяться:

— Нет, вы только посмотрите, до чего же ему идет этот колпак! Прямо как на него сшит!

А Клетчатая Бумага подумала, что бывают, конечно, судьбы и посчастливее, чем у неё, но… и её судьба, вообще‑то говоря, совсем не так уж плоха!

Потому как, скажу вам по секрету, любая бумага только и мечтает о том, чтобы написанное на ней попало к тому, для кого оно предназначено!

ИСТОРИЯ ПРО ОДНО ДОБРОЕ УТРО

Одно Доброе Утро появилось на свет точно так же, как и все остальные добрые утра появляются: кто‑то — теперь уж и не вспомнишь кто! — взял да сказал:

— Доброе Утро!

И пошло оно летать по свету, Доброе это Утро. От одного к другому — по эстафете! И каждый, к кому прилетало Доброе Утро, с радостью принимал его, а после передавал кому‑нибудь:

— Доброе Утро!

Ах, до чего же все это было замечательно и приветливо! У Доброго Утра даже голова закружилась от того, сколько раз его передавали из уст в уста. Не сильно, конечно, закружилась, а… как на празднике бывает. Его даже, случалось, по нескольку раз одним и тем же людям передавали… но, когда эти люди снова принимали Доброе Утро, они не сердились, а ещё сильнее, чем прежде, радовались: кому же не радостно получить целых два Добрых Утра за одно и то же утро? А то и больше! Некоторым удалось по двадцать раз Доброе Утро принять и передать… так что уже часам к десяти Доброе Утро испытывало приятную усталость — такая бывает, когда множество подарков развёртываешь… всё развёртываешь и развёртываешь, а подаркам конца нет. Того и гляди, скажешь себе: «Ох, и надоело же мне эти подарки развёртывать!» А самому‑то, конечно, нисколечко не надоело: так бы, наоборот, всю жизнь развёртывал и развёртывал…

Вот и наше Доброе Утро, хоть и испытывало приятную усталость, а всё равно и подумать не могло о том, чтобы прекратить с одних уст на другие перелетать… тем более что все уста улыбались! Да оно и понятно: кто же произнесёт «доброе утро» без улыбки? Даже самые сердитые люди, и те хоть немножко, да улыбнутся — хоть самую капельку.

— Не устали Вы, Доброе Утро? — в половине двенадцатого спросил Доброе Утро один Водитель Троллейбуса, который едва ли не в сотый раз за сегодня получил Доброе Утро и передал его другим.

— Да есть немножко… — призналось Доброе Утро и порозовело.

— Потерпите, осталось совсем чуть‑чуть, — ласково сказал Водитель Троллейбуса. — Еще полчаса — и Вас сменят.

— Сменят? — испугалось Доброе Утро. — Как же это так… «сменят»‑то?

— Как обычно, — объяснил Водитель Троллейбуса. — Кончится утро и начнётся день. Он всегда в двенадцать часов начинается.

Доброе Утро задумалось. Ему не хотелось кончаться! Конечно, оно немножко устало, но усталость‑то эта была приятная… Что же теперь: только полчаса — и всё? Куда ему тогда деваться, интересное дело? Оно так и спросило Водителя Троллейбуса:

— И куда мне тогда деваться, интересное дело?

— Ну‑у‑у… — протянул Водитель Троллейбуса, — этого я не знаю. На моей памяти все добрые утра куда‑то девались, только я не спрашивал, куда именно… Разве Вам ничего не сказали заранее?

— Нет… — растерялось Доброе Утро. — Заранее мне никто ничего не говорил. Я просто само по себе пошло летать по свету: от одного к другому — по эстафете!

— Вот странные люди! — тоже растерялся Водитель Троллейбуса: ему было жалко Доброе Утро. — Отправят в мир такое вот Доброе Утро — и совсем не говорят ему, что делать! — Тут он подумал и сказал: — Мне кажется, скорее всего, Вам надо будет прекратиться.

— Как это — «прекратиться»? — спросило Доброе Утро.

— Так… как‑нибудь! — туманно ответил Водитель Троллейбуса.

— Ничего себе! — чуть ли не рассердилось Доброе Утро. — Вот если бы Вам кто‑нибудь сказал: «Прекратитесь!» — Вы бы в ответ на это как себя повели?

— Прекратился бы, наверное… — задумался Водитель Троллейбуса.

— И как бы именно Вы прекратились? — полюбопытствовало Доброе Утро.

Водитель Троллейбуса не знал, что сказать… От растерянности он даже одну остановку пропустил — и пришлось ему возвращаться, и все, кто ждал на остановке, были так этим возмущены, что, входя, даже не сказали водителю троллейбуса: «Доброе утро!»

— Ну, вот, — вздохнуло Доброе Утро, — начинается. То есть — кончается… До чего же это грустно‑то — прекращаться… прямо хоть плачь!